такое удумать, заглянуть в двадцать первый век! Это же какую голову надо иметь, чтобы такое могло уместиться!
— Подожди, Владимир! — произнеся, Екатерина Алексеевна, обратила взор к Элизабет. — Всё это, конечно, здорово! То, что вы ищите тайник и то, что прадед позаботился о фамильных реликвиях. Но на главный вопрос мы ответа так и не получили. В схеме указано расположение места, где может находиться тайник?
— Нет. В завещании указано, что мы сами должны определить. По всей видимости, прадед опасался за сохранность завещания. Только так можно объяснить нежелание указать местонахождение тайника.
Катерина Алексеевна задумалась.
— Наверное, вы правы. Как, впрочем, прав был и ваш прадед. Рисковать не имел права, поэтому не указал точного местонахождения.
— И? — не понимая, к чему клонит супруга, воскликнул Владимир Николаевич.
— Я думаю, разгадка таится в вас.
Екатерина Алексеевна испытывающе глянула на Элизабет.
— Не поняла, — от удивления у француженки приоткрылся рот.
— Проблема в том, что, живя вне России, вы не способны мыслить так, как мыслим мы. По данному поводу даже существует фраза Тютчева «умом Россию не понять». Чтобы вникнуть в душу русского человека, да ещё такого, каким был ваш прадед, необходимо прочувствовать атмосферу того времени, или как принято говорить сегодня — ауру.
Элизабет задумалась.
— Если взять за основу то, что прадед обладал не ординарным характером, то, возможно, что в завещании он закодировал главное.
Достав из сумочки документ, Элизабет протянула тот профессору.
— Копия завещания.
Пробежав глазами, Владимир Николаевич, найдя строки, где прадед француженки обращался к своим потомкам, начал читать вслух: «Обращаясь к тем, кто в столь далёком от меня времени будет носить фамилию Соколов, я прежде всего обращаюсь к правнукам своим — ибо им надлежит сохранить то, что когда-то завещал мне мой отец, ему — его и так до того, кто положил начало роду нашему, обозначив фамилией Соколов.
Мы, живущие раннее, с честью пронесли через жизни свои то, что объединяло нас, скрепляло узами душевного благородства, делало сильным духом, уверенными в данном нам Богом разуме. И всё это, несмотря на расстояния и время, разделяющие одно поколение от другого.
Теперь наступил ваш черёд чтить память тех, кто, преумножая род наш, делал его объединённым благородством поступков, а значит, дающим возможность фамилии переходить из одной будущности в другую. Силы в этом придавала любовь к земле русской, ибо нет святее на земле места, дающего жизнь корням человеческим. А коли так, каждый, кому суждено прикоснуться к святыням рода Соколовых, должен обладать зрелым умом, носить фамилию Соколов, иметь исконно русское имя и говорить на языке предков.
Выполняя волю отца своего, а также тех, кто жил до него, обращаюсь к вам, к тем, кто будет жить после нас: овладеть реликвиями вы сможете тогда, когда доподлинно будете знать, от кого начался род наш и кто прославлял его на протяжении многих столетий.
Да благословит вас Господь!»
Отложив документ, Владимир Николаевич замер в ожидании.
Молчали и все сидящие за столом, думая о том, насколько прозорлив оказался прадед Элизабет, предвидя то, что могло изменить время. Ради того, чтобы сохранить реликвии, тем самым дать возможность состояться продолжению рода, тот предусмотрел даже то, что жизнь может не только разъединить судьбы, но и сделать так, что будет некому взять на себя ответственность за сохранение фамилии в том виде, в котором оное родилось изначально.
Первым, кто сумел перебороть шквал обрушившихся на разум эмоций, оказался сам Владимир Николаевич. Со свойственной ему манерой при изменениях внутреннего состояния обращаться к супруге с вопросом профессор решил не изменять привычке.
— Полюбуйся, Катерина, каким патриотизмом обладал человек и как верил в то, что потомки его достойно пронесут чувство это через всю жизнь.
— Что ты хочешь этим сказать? — проговорила в ответ Екатерина Алексеевна, повергнув тем самым супруга в состояние стопора.
— Пока не знаю.
— Я знаю, — произнесла Элизабет, давая понять, что готова продолжить рассуждения профессора, — дальше был огромный, я бы сказала нечеловеческий труд. Три года я потратила на то, чтобы составить последовательность рождения тех, кто был удостоен чести принадлежать роду Соколовых. Было интересно, но в то же время чрезвычайно страшно. Страшно, что не смогу выполнить наказ предков.
— И что вам удалось собрать?
Вопрос не застал Элизабет врасплох, и в то же время мимо француженки, как и мимо Богданова, не прошло то, с какой осторожностью спрашивала Екатерина Алексеевна, будто боялась вспугнуть ореол страстей, который витал в воздухе.
— Многое. Главным стало то, что я смогла составить доподлинную картину происхождения рода Соколовых. Как это по-русски сказать? Гее… Гене… дерево.
— Генеалогическое дерево, — пришла на помощь Екатерина Алексеевна.
— Верно. Генеалогическое дерево. Основан род был Иваном Соколовым, уроженцем Великого Новгорода. Точную дату рождения, а также, какая на самом деле была фамилия у Ивана, установить не удалось. Зато мы точно знаем, что Соколовым он стал благодаря царю Фёдору Алексеевичу Романову. Именно так повелел называть предка государь, когда увидел, насколько тот ловко обращается с соколами. Иван отлавливал и готовил птиц для соколиной охоты. Этим объясняется то, что на фамильном гербе Соколовых красуются птицы, видом своим напоминающие соколов. Впоследствии Иван был принят на царскую службу и произведён в чин главного царского охотника. В подчинении у старшего ловчего состояло больше двадцати ловцов, егерей и псарей. Позже за верную службу государь наградил Соколова деревенькой с крепостным людом в придачу.
— Тем не менее даже столь значимые факты не приближают нас к тайне местонахождения тайника. Мало того, мы даже представить себе не можем, где мог его прадед организовать, — выслушав француженку, произнесла хозяйка дома.
— Подожди, Катерина, — вынужден был жестом остановить жену Владимир Николаевич, — если есть основание думать, что тайник существует, давайте попытаемся воспроизвести ситуацию, в которой оказался прадед Элизабет, когда принимал решение не вывозить реликвии за границу.
— Что ты имеешь в виду?
— То, что скоро двадцать лет, как мы въехали в эту квартиру, и ни разу не слышали, чтобы кто-то до нас и уж тем более при нас находил какие-либо ценности.
А коли так, квартира не лес и не пещера: четыре стены, пол, потолок, камин.
Услышав слово «камин», Екатерина Алексеевна замерла, глядя поочерёдно то на гостей, то на мужа.
— Не хочешь ли ты сказать, что тайник находится внутри камина?
— Почему бы и нет?
Не проронивший до этого ни единого слова Илья, выйдя из-з стола, приблизился к камину.
— Вы когда-нибудь реставрировали его или хотя бы чистили?
— Конечно. Пусть не так часто, как следовало.
— А помнишь, — не дал договорить жене Владимир Николаевич, — лет
