Инструктаж окончен. Боевой приказ получен. Командир бригады встает.
- Ну что, командир, справишься?
- Так точно, товарищ капитан первого ранга, задание будет выполнено.
- Желаю удачи! Выход завтра. Сейчас можете быть свободны!
- Разрешите объявить о походе личному составу?
- Объявите. Подробности задания объясните в море.
- Есть!
С командного пункта направляюсь в кубрик. Иду радостный, улыбаюсь. Вот оно, первое наше боевое задание! Без всякой скидки на молодость и неопытность! В нас поверили! Представляю, с какой радостью встретит мое сообщение о походе команда!
Сколько же ненависти к врагу должно накопиться в сердцах людей, чтобы сообщение о походе, связанном со смертельной опасностью, вызвало только радость. Океаны горя хлынули на нашу землю вслед за фашистскими ордами. Сотни тысяч наших соотечественников замучены врагами. У многих на нашей лодке большое личное горе: погибли родные и близкие или ничего не известно о их судьбе. Все мы горим ненавистью к гитлеровцам. Наконец настал и наш черед начать расчеты с ними.
В матросах, старшинах и офицерах не сомневаюсь. Знаю каждого, и в каждом уверен. С нашим экипажем плохо воевать нельзя!
С этой мыслью вхожу в кубрик. Приказания о сборе людей отдавать не нужно. Все тут. Ждут моего прихода. Сообщение о предстоящем выходе в море встречается с энтузиазмом. Кое-кто даже "ура" закричал. Разве можно удержаться, когда вся боль за оккупированные гитлеровцами города и села, за страдания родных и близких людей, накопленная за долгие месяцы войны, находит выход-завтра в смертельный бой с ненавистным врагом.
- Предупреждаю, поход предстоит сложный и трудный, - говорю я и добавляю: - Задачу и район узнаем завтра.
Через пятнадцать минут, несмотря на поздний час, команда уходит на лодку, чтобы еще раз проверить готовность механизмов. Никто не согласился бы отложить эту работу на завтра.
На собрание офицеров я пригласил секретарей партийной и комсомольской организаций. Рассказываю об обстановке на театре. В борьбе с лодками противник использует надводные корабли, авиацию, мины, свои подводные лодки и береговую артиллерию, усиливает охрану конвоев. Не стал я также скрывать, что из района, куда нам предстоит идти, не вернулась посланная туда подводная лодка. Подчеркиваю важность организации надежного зрительного и акустического наблюдения. Заканчиваю словами о том, что наше вступление в семью североморцев должно ознаменоваться отличным выполнением боевого приказа.
Офицеры внимательно слушают. Им предстоит поставить задачу личному составу своих боевых частей. Затем с заместителем по политической части капитан-лейтенантом Богачевым, парторгом Шаповаловым и секретарем комсомольской организации трюмным Обориным советуемся по плану работы в походе.
На следующий день за два часа до выхода в море у меня собрались командиры всех лодок, находившихся и базе. Это - традиция бригады. Командиры дают советы и желают счастливого плавания. За полчаса до выхода иду на командный пункт получить последние указания.
Провожать лодки в поход на Севере нередко приходило командование флота и обязательно командование бригады. Нас провожает комбриг Колышкин. Он обходит отсеки, жмет всем руки, желает успеха. С нами идут в поход, чтобы познакомиться с обстановкой и театром, командир дивизиона Трипольский и дивизионный штурман старший лейтенант Паластров.
Все приготовления закончены. Получено "добро" на выход. Отданы швартовы. Напутствуемые дружескими пожеланиями товарищей, уходим в свой первый боевой поход...
За кормой скрываются берега Кильдина, а затем Рыбачьего. Пройдена линия наших передовых дозоров. Погода свежая. Штурманский электрик Сергей Мамонтов проверяет в центральном посту работу своих приборов и тихо напевает:
А волны и стонут, и плачут,
И бьются о борт корабля...
Растаял в далеком тумане
Рыбачий - Родимая наша земля.
Мы снова одни среди бушующего Баренцева моря.
Да и что может быть лучше? Море закаляет волю человека, развивает в нем смелость, глазомер, ловкость, решительность... Привыкнуть к морю, сдружиться с ним, полюбить его и, полюбив, покорить, - это на берегу не придет, этому учит только оно само, грозное, суровое и прекрасное.
Всюду нас подстерегает опасность, но мы не беспомощны, сами несем смерть врагу.
Мы признаем свое право только на один страх-не перед противником, каким бы он ни был, а перед возможностью плохо выполнить поставленную нам боевую задачу.
- Успеха добьемся обязательно! - заявил я офицерам, объясняя в кают-компании во всех деталях задачу похода.
Вижу по лицам: они думают так же. Уверен, что так думают и все остальные члены нашего экипажа: и рулевой сигнальщик Василий Легченков, внимательно вглядывающийся в темноту ночи, и вахтенный торпедист краснофлотец Новиков, дежурящий у приготовленных к выстрелу торпедных аппаратов, и наш комсорг Михаил Оборин, беседующий в отсеке со свободными от службы членами бюро.
Подошли к минному полю, погрузились: решили преодолеть его под водой. Все стоят на своих постах по готовности номер один. Внимательно прислушиваемся к забортным шумам. В лодке полная тишина. Нервы напряжены. Ждем зловещего шороха трущегося о борт минрепа. Надо признаться, неприятное ожидание! Стоит кому-нибудь сделать неосторожное движение, и противная мелкая дрожь пробегает по коже. Но пройти минное поле нужно, и мы идем. Ведь мужество - это вовсе не значит не бояться смерти. Мужество - это преодоление страха, победа чувства долга над инстинктом самосохранения.
Когда наконец минное поле благополучно пройдено, по лодке проносится вздох облегчения. Всплываем под перископ. На поверхности бушует шторм. С большим трудом удается определиться и осмотреть район.
Сегодня о высадке не может быть и речи. Перекатывающиеся через палубу волны не позволяют спустить и нагрузить шлюпку. А если и удастся спустить, прибой у берега разобьет ее. Уходим штормовать в море. Снова томительные часы под минным полем, которое опять проходим благополучно.
Несколько дней штормит. Время уходит. Все короче становятся ночи, и уменьшаются шансы на благополучную высадку. Надо спешить, а тут, как нарочно, в темное время восходит луна.
Но ветер слабеет, и мы идем к берегу. Пока осматривали район высадки, море успокоилось Решаем лечь на грунт и дожидаться ночи. Делаем это для того, чтобы сократить до минимума время, необходимое на высадку. Оставаясь на грунте, мы сохраняем надежно обсервованное место, и перед высадкой нам не придется тратить время на его определение.
Приглашаю к себе лейтенанта Гладкова, худощавого высокого моряка. Он долго плавал матросом и штурманом в торговом флоте и офицером стал в самом начале войны. К нам на лодку назначен помощником командира. Это спокойный, рассудительный, слегка даже флегматичный человек. Мы сидим в моей каюте, в которой едва умещается два человека. Перед нами на столике карта с "поднятыми" глубинами. Обсуждаем подробности предстоящей высадки.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
