переведя дух, закричал:
– Это, мудилы хероголовые, засечки к вашим вчерашним пеленгам! Оперативники прислали. Посмотрите, сракопуталы, что вы напеленговали вчера к херам собачьим. Разойдись!
Мы дрожащими руками собрали бланки с пола и бросились к карте.
Картина получалась более чем нелепая. Судя по нашим пеленгам, бомберы НАТО вчера успешно сбросили свой адский груз на Москву и Московскую область.
– Не может быть, – прошептал побледневший Чебурген, – это что? Война?
– Нет, млядь, это не война, это ваши едрические пеленги! И твои, рядовой Чибурахин, в частности, – и Пузырь снова простучал по паркету злобную чечетку.
Чебурген встал по стойке смирно. Опустил очи долу. Всем своим видом изобразил раскаяние и горькую печаль.
– Товарищ майор, – сказал он, – простите нас, пожалуйста, за то, что мы вас посрамили. Обещали не посрамить, а сами вот взяли и посрамили…
Я понял, что Чебурген не так прост, как кажется.
Пузырь от слов Чебургена прекратил свои пляски, подбежал к стальной аппаратной стойке, пнул ее дважды и скрылся у себя в кабинете, выбив дверью облако пыли из косяка.
Сквозь толстую дверь было слышно, как майор отворил сейф, звякнул чем-то стеклянным. Через пару секунд утешительное бульканье завершилось аккордом мощного, как орудийный залп, глотка и все стихло.
– Ничего, может быть это не ошибка, может быть просто предвиденье, – утешал меня по телефону Панфил. – Может, когда-то и правда, разбомбят они Москву, и все поймут, что вы так всех предупреждали. Плюнь на все, Бабай. Жизнь коротка, искусство вечно. Лучше послушай:
…Я счастлив своей любовью,
Я пьян этим пряным вином,
Я болен волшебной болью,
Я сплю удивительным сном.
Пришла, наконец, удача!
Нашел, что так долго искал!
Я пламя в ладонях прячу —
Пассат свистит в парусах.
И я, как Вселенная, вечен,
Душою владеет бес,
И давит сутулые плечи
Хрустальный купол небес.
А звезды! (сорвать бы штуку)
Сверкают сквозь сизый мрак,
Но лень протягивать руку —
Мне хорошо и так…
19
После неудачных учений майор Пузырев ввел режим репрессий и террора. Похоже было, что вздрючили его самого, и теперь он отыгрывался на нас.
Два-три раза в неделю Пузырь не отправлялся домой в часть вечером, а запершись в кабинете Техздания, постепенно набулькивался казенным спиртом.
Спирт выдавался для протирания аппаратуры и в реальной жизни заменялся вполне успешно бензином.
Зачастил к Пузырю и его постоянный коллега по пьянству, вечный капитан-техник Шурик Димедрол. Шурик имел дурную склонность разбавлять водку «колесами», за что и получил специфическую кличку.
Обычно Димедрол появлялся на Площадке только по понедельникам и исчезал после проверки аппаратуры. Теперь он синхронно с Пузырем возникал в Техздании в самые неподходящие моменты, и нам приходилось прекращать прослушивание музыки и вражьих голосов, чтоб ненароком не спалиться.
Димедрол, наклюкавшись халявного спирта в кабинете майора и закусив парой-тройкой таблеток, бродил с остекленевшим взглядом по аппаратному залу. Рассматривал бойцов, занятых пеленгацией. Время от времени он становился за чьей-нибудь спиной, и достав из потертой кобуры маслянистый ПМ, приставлял его к затылку и спрашивал всегда одно и то же:
– Хошь стре́льну?
Мы скромно отмалчивались. С Димедролом эта тактика работала лучше всего. Поиграв пистолетом, он успокаивался и возвращался к майору Пузыреву для продолжения банкета.
Как-то Кролик, не выдержав, посоветовал Шурику-Димедролу стрельнуть себе в голову.
– Я бы стрельнул, – ответил тот меланхолически, – да ничего не поможет. Меня вообще ничего не берет. Вот смотри…
Димедрол открыл панель ламповой стойки и взялся пальцами за клеммы. Было видно, что мелкие мышцы его рук начали слегка подрагивать. Больше не происходило ничего.
– Вот так всегда, – грустно сказал Димедрол, – двести двадцать вольт, пять ампер, и ничего… Так шо мне пистолет?
– Вы всё же попробуйте, товарищ капитан, вдруг разок да выйдет, – грубовато посоветовал Кролик.
Димедрол молча повернулся и отправился в кабинет Пузырева.
– Хоть бы он его там пристрелил, – пожелал Станиславский в закрывшуюся дверь.
Димедрол к пожеланию Станиславского не прислушался, и живехонький майор Пузырев трижды в неделю устраивал отдыхающим сменам химические учения.
Вместо того, что бы спать после шестичасового боевого дежурства, мы по команде пьяного майора напяливали противогазы и натягивали ОЗК – общевойсковой защитный комплект, представлявший собой тяжелый костюм из вонючей, сдобренной тальком резины.
Пузырь, очень довольный, покачиваясь, созерцал это представление с секундомером в руке.
Когда мы заканчивали и выстраивались, похожие на инопланетян, майор щелкал секундомером и сообщал:
– Зачет по последнему. Не уложились. Отбой.
А как только мы разоблачались, он, не давая передышки, вновь командовал:
– Химическая тревога!
Майор явно беспредельничал, и на тайном Военном Совете было решено противодействовать методом итальянской забастовки.
– Ничего он нам, сука, не сделает, – заявил Бес, – нас и так не хватает. На губу отправить солдата – очередь два месяца. Отправит, ладно, так кто на пост сядет? Сам, что ли? Или Димедрола своего долбанутого посадит? Прапора ни за что не согласятся два поста закрывать одновременно. Им деньги за один платят.
– А если рапорт подаст, за невыполнение приказа? В дисбат идти, что ли? – встревожился Чебурген.
– А где здесь невыполнение? Мы все его приказы выполнять будем. Только очень тщательно, а значит медленно. Так что нету у этого козла метода против Кости Сапрыкина…
Мы злорадно рассмеялись.
Следующая химическая тревога выглядела примерно так: Бойцы, словно в рапидной съемке, медленно, плавно, красиво раскрывали противогазные сумки. Надевали маски на лица так, словно маски были отлиты из тончайшего хрусталя. С комплектом ОЗК обращались, как будто он мог взорваться от малейшего сотрясения. Все двигались, словно под водой.
Между нами, носился чертом визжащий майор Пузырев с секундомером. Мы не успевали.
Весь цикл облачения в защитный комплект занял полчаса, вместо положенной минуты.
Пузырь приказал повторить. Раздевались мы столь же медленно. Выяснилось, что упражняясь таким образом, мы, хотя и не спим, но практически не устаем. Через три часа Пузырь тоже это понял. Дождавшись, когда мы наденем противогазы, он скомандовал нам отбой и разрешил идти спать. Противогазы, правда, падла, снимать не велел.
– Проверю, – пригрозил он и пошел в кабинет, где ждала его бутыль с протирочным спиртом.
Ясно дело, что мы тут же надели противогазы на затылки и спокойно улеглись спать, закрыв морды одеялами.
Один лишь Чебурген, обладавший хорошим здоровьем, от усталости уснул с противогазом на лице.
Проснувшийся раньше всех Блюм, обнаружив это, немедленно заклеил стеклышки Чебургенова противогаза, а затем крикнул ему в ухо:
– Пожарная тревога!
Чебурген снес пару кроватей, три тумбочки и затормозил головой в стену, а потом еще минут пять гонялся с табуреткой за Блюмом под наш товарищеский смех.
К счастью, Чебурген был отходчив, а Блюм быстроног, иначе все могло закончиться инвалидностью.
…Уязвленный майор Пузырев сменил тактику. Теперь он преследовал нас обысками.
Естественно, мы имели массу вещей, которые не разрешалось держать по уставу и в соответствии с приказами о секретности.
Пузырь прочесывал роту, кухню и Техздание планомерно и тщательно.
Мы меняли тайники и перепрятывали наше имущество, но, тем не менее, в течение короткого времени лишились магнитофона «Весна», четырех готовых финок из рессорной стали и еще двух незаконченных. Мы утратили фотоаппарат «Смена-8М» и массу фотографий. Конфискован был один югославский полуэротический журнал семьдесят восьмого года, поколениями передававшийся как святыня от призыва к призыву.
Майор изъял почти весь запас эпоксидки, которая шла на переделку значков, а самое главное – на изготовление поддельных печатей.
Корме того, Пузырь проверил все огнетушители, и мы остались совершенно без запасов бражки.
Во время БД я сообщил Панфилу о беспределе.
– У нас бражки давно нет, – сказал Панфил, – все пьют только фирменное – лосьон «Огуречный»,
