- Вы уверены в этом? - спросил Дуг.
- Да, - ответил Грим. - Это тропи.
Френсис молчала. Вдруг она почувствовала, как две холодные руки обняли ее сзади. Это была Сибила. Она увела Френсис в соседнюю комнату, и они долго просидели там вдвоем. Френсис все время судорожно сжимала руки своей подруги. Обе молчали. Но этот проведенный в молчании час окончательно скрепил их дружбу.
Френсис быстро справилась с минутной слабостью. На следующее утро она сама одела новорожденного - спеленала его, завернула в одеяло, прикрыла чепчиком его крошечный, покрытый пушком череп - и положила на руки Дугласа, словно это был их собственный ребенок.
Спустя час Дуглас звонил у двери церковного дома в Гилдфорде. Пастор открыл не сразу.
- Прошла моя пора вставать до света, - извинился он. - Ужасные головокружения. Мои печень и желудок не ладят между собой. Полная анархия в стареющем государстве... Мне так же трудно убедить их жить в согласии, как и моих прихожан... Прелестное дитя, - сказал он, рассеянно откидывая край одеяльца. - Вы, я полагаю, хотите его окрестить?
- Да, сэр.
- Мы сейчас пройдем в церковь. Крестные, должно быть, уже там?
- Нет, - ответил Дуглас. - Я один.
- Но... - начал пастор, с удивлением взглянув на Дуга.
- Меня принуждают к этому чрезвычайные обстоятельства, сэр.
Пастор отошел к двери.
- А!.. - произнес он, приближаясь к Дугу. - Понимаю, вы предложили свои услуги... Я слушаю вас, сын мой.
- Я только что женился, сэр. А это мой внебрачный ребенок.
Лицо пастора с чисто профессиональным искусством одновременно выразило строгость, понимание и снисходительность.
- Мне хотелось бы, чтобы эта церемония осталась в тайне, - продолжал Дуг.
Пастор закрыл глаза и кивнул головой.
- Говорят, у вас при церкви живет старый садовник с женой?.. Нельзя ли, сэр, попросить их...
Пастор продолжал стоять с закрытыми глазами.
- Очень хотелось, чтобы об этом знали только я и моя жена... Она с исключительным благородством отнеслась к рождению этого ребенка. И мой долг оградить ее от страданий, так сказать, от излишней гласности...
- Хорошо, мы сделаем все, как вы желаете, - ответил пастор. - Прошу вас, подождите минутку.
Вскоре он вернулся в сопровождении престарелой четы - садовника и его супруги. Все вместе они прошли в церковь. Старуха держала ребенка над купелью. Ей очень хотелось сказать Дугу, чтобы доставить ему удовольствие: "Вылитый папочка!" Но, хотя на своем веку она перевидала немало безобразных младенцев, такого, право...
Его записали под именем Джеральд Ральф.
- Рожденный от?..
- Дугласа Темплмора.
- И?..
- У матери нет фамилии. Она туземка из Новой Гвинеи. Ее зовут Дерри.
"Так вот почему он такой..." - подумала старуха.
Склонившись над книгой записей, пастор долго вертел перо в руках; он словно онемел, не зная, на что решиться. На сей раз он не сумел скрыть сурового осуждения, отразившегося на его лице. Наконец он записал в книгу, повторяя вслух каждое слово:
- ...и от женщины... туземки...
Потом попросил расписаться Дугласа, крестного и крестную. И молча закрыл книгу. Дуглас протянул ему пачку банковых билетов:
- На ваши благотворительные дела.
Пастор все так же молча и степенно наклонил голову.
- Теперь мне придется, - начал Дуг, - зарегистрировать его рождение в мэрии. Свидетелей у меня нет. Нельзя ли попросить вас еще...
Старики взглянули на пастора. Видимо, его ответный взгляд не выражал прямого запрещения.
- Что ж, мы согласны... - сказала женщина, и все втроем они вышли. У старухи на языке вертелись десятки вопросов, но она не решалась задать их вслух. Она по-прежнему несла на руках спящего ребенка. И старалась представить, какое лицо будет у этого мальчугана, когда он подрастет. Она уже видела его в public school [закрытая средняя школа для мальчиков (англ.)], видела, как издевается над ним детвора. "Бедный малыш, придется ему горя хлебнуть..."
В мэрии дело тоже не обошлось без осложнений. Клерку, по его словам, никогда еще не приходилось записывать ребенка, "рожденного от неизвестной матери"! Он упрямо твердил:
- Английским законом это не предусмотрено...
Дуг терпеливо разъяснял:
- Но ведь ребенок существует? Вот он, перед вами...
- Да...
- Если бы у него не было законного отца, ведь вы бы его все-таки записали: рождение любого ребенка должно быть зарегистрировано.
- Верно. Но...
- Эти люди подтвердят, что он родился у меня в доме, в Сансет-коттедже, что он крещен и носит мою фамилию.
- Но мать-то, черт возьми! Она же была там, когда его рожала! Должна же она существовать, должна же она быть известна, имя-то хоть должно у нее быть!
- Я уже сказал вам: зовут ее Дерри.
- Этого недостаточно для записи гражданского состояния!
- Но нет у нее другого. Я же вам говорю: она туземка.
Из этого изнуряющего состязания на выносливость Дугласу удалось выйти победителем. Клерк сдался; в конце концов он записал: "Мать - туземка, известная под именем Дерри".
Дуг поочередно пожал руки всем присутствующим, щедро расплатился со "свидетелями", взял ребенка и направился в Сансет-коттедж.
До самого вечера Дуглас и Френсис сидели у колыбели спящего ребенка и не отрываясь смотрели на него. Чтобы придать себе мужества, молодая женщина старалась отыскать на маленьком красном личике признаки его животного происхождения. И, конечно, их было немало. Не говоря уже о слишком высоко посаженных ушах, у него был очень покатый лоб с зачаточным костным гребнем, выступавшим под кожей, а маленький, выдающийся вперед рот придавал его лицу сходство со звериной мордочкой. Чрезмерно развитая нижняя челюсть со срезанным подбородком образовывала вместе с челюстной костью мощный выступ, шеи у него почти не было, и поэтому его плечи, казалось, почти срослись с основанием черепа. И хотя Френсис старалась сосредоточить все свое внимание на этих признаках, она никак не могла отделаться от ощущения, что перед ней ребенок. Дважды он просыпался, кричал, плакал: маленький язычок дрожал в его широко открытом ротике. Он двигал своими крошечными ручками с розовыми ногтями. И Френсис, чувствуя, как мучительно сжимается у нее сердце, дала ему бутылочку с молоком. Ребенок жадно засосал и вскоре уснул.
В сумерках Дуг и Френсис наспех пообедали. Потом они долго бродили по лесной тропинке, держась за руки и крепко переплетя пальцы. Оба молчали. Время от времени Френсис касалась щекой лица Дуга или целовала ему руку. Когда окончательно стемнело, они решили вернуться домой.
Прежде чем подняться по лестнице, Френсис крепко обняла Дуга, и они простояли так несколько минут. Потом Френсис прошла к себе; она обещала Дугу лечь спать, хотя ей было противно думать о сне. Пришлось выпить снотворное.
Дуглас сел за письменный стол и начал писать. Он постарался как можно полнее изложить события последних месяцев. Время от времени он откладывал перо в сторону и выходил выкурить сигарету в сад, где этой летней ночью как-то особенно громко шелестела листва, или садился с трубкой во рту в глубокое кожаное кресло, стоявшее в углу, а затем снова принимался за работу.
К четырем часам он кончил писать. Он распахнул окно, небо уже начинало бледнеть в первых лучах восходящего солнца. Ребенок проснулся и заплакал. Дуг согрел рожок. Ребенок попил молока и снова уснул. Дуг опять подошел к окну. Он смотрел на розовато-лиловое небо, которое постепенно становилось алым, затем закрыл окно, так и не дождавшись восхода солнца. Снял телефонную трубку и вызвал доктора Фиггинса из Гилдфорда. Дуг извинился, что беспокоит его в столь ранний час, но речь идет, добавил он, о смертельном случае.
Шприц и синий флакончик с черно-красной этикеткой лежали в ящике стола. Он медленно наполнил шприц. Пальцы его не дрожали.
ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ
Шумный успех тропи в Лондонском зоопарке. Дело Темплмора. "Друзья животных". "Ассоциация матерей-христианок Киддерминстера". Можно ли лишать таинства крещения младенцев тропи? Молчание Ватикана. Смятение англиканской церкви. "Они мне набросят петлю на шею!" Отличительный признак.
К сентябрю, когда дело должно было слушаться в уголовном суде, Дуглас успел уже одержать первую победу - победу над общественным мнением. Нельзя сказать, чтобы все симпатии были на его стороне, далеко не все. Но газеты изо дня в день трубили о его процессе, о нем велись бесконечные споры и в Тутинге, и в Челси, и в Оксфорде, и в Ньюкасле; Париж и тот начал поговаривать о нем, даже Нью-Йорк был заинтригован. Теперь уже нельзя было замять дело или обойти его молчанием.
Все началось с того, что "Дейли пикчер" поместила на своих страницах портреты Дерри и других самок тропи с их детенышами. А всем известно, как лондонцы вообще любят животных. (Когда в зоопарке родился белый медвежонок Брюмас, то там за несколько недель перебывало больше миллиона посетителей. "Видели ли вы Брюмаса?") Каждому не терпелось составить свое собственное мнение о тропи. Однако Ванкрайзен оказался человеком предусмотрительным, к тому же у него повсюду были связи: как только тропи прибыли в Лондон, министерство здравоохранения установило строгий карантин, запретив посещение зоопарка. Но и британские суконные фабрики пользовались не меньшим влиянием. Не успела "Дейли пикчер" поместить фотографии тропи, как со всех сторон - на что и рассчитывали - посыпались десятки тысяч писем с выражением протеста; и правительство, к которому в палате общин с весьма едким запросом обратился один из старых лейбористов, отменило запрещение. Наплыв посетителей был столь велик, что пришлось по воскресеньям, как и в период славы Брюмаса, чуть ли не в десять раз увеличить число автобусов. Вскоре успех тропи во много раз превзошел успех белого медвежонка.
