У нашего столика остановились двое одноклассников из фракции неандертальцев.
— Эй, придурки, пытаетесь утопить свое горе, потому что вам некого пригласить на бал?
— Нет, — ответила я. — Просто нам очень одиноко. Тяжело быть единственными в городе людьми с активным синаптическим потенциалом.
— О-о-о, какие умные слова. Я аж испугался!
Тот из парочки, что покрупнее, вскрыл два пакетика с острым соусом и размазал его по моей кукурузной лепешке. Ха-ха!
Я заглянула идиоту в глаза, ухмыльнулась, схватила еще пяток пакетиков, выдавила соус и радостно откусила лепешку.
Неандертальцы побледнели и ретировались.
— Глазам не верю, — изумился Гар. — Они боятся острой пищи!
Хорошо, что я член исследовательской группы «Экзотическая кухня». Кстати, из-за этого мне когда-то пришлось уехать из города — хотелось выяснить, действительно ли тайские рестораны существуют в природе?
Но я сейчас вернулась к более важной проблеме:
— Почему ты все-таки решил пойти на бал, Гар? Ты ведь в жизни не ходил на стадион, не покупал «книгу года» и не совершал прочие глупости.
— Потому что на прошлой неделе случилось нечто зловещее. Я сидел в своей комнате и размышлял о Времени, о том, что световые эффекты перед появлением дамдамов очень напоминают то, что происходит, когда я ставлю в микроволновку кружку с металлическим ободком, и тут у меня едва челюсть не отвисла… Я увидел, что в комнате кто-то есть. Дамдам.
— Ошибся адресом?
Он покачал головой.
— Он смотрел на меня и улыбался. — Гар вздрогнул.
Гар был прав. Внезапное появление дамдама — воистину зловещее событие.
— Может, тебя убьют?
— Ну, конечно, убьют. Видишь, я уже покойник.
Если не считать ностальгии, то пока у путешествий во времени есть лишь одно применение — расследование нераскрытых преступлений. Практическое значение — нулевое. Судите сами: если дамдам возникнет рядом в тот момент, когда вы деловито вентилируете старушку ледорубом, вы ведь не станете восклицать: «Ах, меня застукали!». Вы скажете: «Клево! Значит, мне двадцать пять лет сходило это с рук!». А для среднего преступника и тем более для среднего тинейджера двадцать пять лет — почти вечность.
— Ладно, тогда давай считать это моментом твоего Великого Откровения. Кекуле и змея. Ньютон и яблоко.
Я не собиралась давать Гару волю и поощрять его склонность к раздуванию своего «эго». Ну и что с того, что коэффициент его интеллекта больше валового национального продукта страны размером с Боливию? По всеобщему мнению, он остается придурком-, который не ходит на свидания, потому что ему не с кем этим заниматься. В глазах неандертальцев он посмешище. Неудачник, чьи лучшие друзья настолько беспомощны, что способны общаться с ним только через модем. Но, разумеется, у него есть я. Девушка, для которой преподаватели давно приготовили штемпель «плохое поведение».
— Ты ведь не забудешь старых друзей, когда у тебя в каждом кармане будет по Нобелевской премии?
И тут кое-что произошло. Воздух замерцал, и за соседним столиком появился дамдам. Он буравил нас взглядом долгие тридцать секунд, прежде чем исчезнуть.
— Ого! — воскликнула я. — Не сохранить ли мне обертки от соуса? А вдруг я когда-нибудь смогу выручить за них яхту?
* * *
Когда я пришла домой, мать возилась на кухне.
— Эй, ма! — крикнула я, плюхаясь перед телевизором и сразу включая канал «Товары по почте», чтобы поприкалываться над финтифлюшками для коллекционеров. — Эй, ма, можно мне вечером пойти на бал?
С того дня, когда я обозвала директора школы «тоталитарным бэббитоидом», мне устроили нечто вроде домашнего ареста по вечерам. Меня даже собирались исключить, но кто-то все же объяснил директору значение этих слов, и на исключение мой поступок не потянул.
На экране некий ископаемый представитель «Семейства Партридж» втюхивал какие-то виниловые сувенирчики, внушающие болванам гордость за то, что они американцы.
— На бал?
Я аж подпрыгнула от неожиданности. Мать примчалась из кухни, даже не стряхнув с рук муку. Она смотрела на меня так, точно вот-вот заплачет.
— Да, на бал.
Она принялась нервно вытирать руки фартуком.
— Тогда мы прямо сейчас побежим делать тебе прическу, потом поищем платье, и…
— Погоди. Я пойду с Гаром и надену черное платье.
Ее лицо сразу изменилось, и мне едва не стало стыдно. Я даже не представляла, насколько сильно подействует на нее слово «бал». Условный рефлекс. На одну секунду я стала нормальной дочерью, возжелавшей нормального мира, состоящего из нарядов, парней и вечеринок, а не каким-то там подменышем, мечтающим заниматься журналистикой и коллекционировать татуировки.
Однажды предки даже отвели меня сделать анализ крови, ибо почти убедили себя, что меня случайно подменили в родильном отделении.
— Так можно пойти?
— Иди, — вздохнула она. — Делай, что хочешь. И помни: от колледжа тебя отделяет всего семьдесят два дня Семейного Позора.
— Спасибо, мам. Когда ты шутишь, я даже готова поверить, что мы родственники.
Она вздрогнула, направилась было на кухню, но внезапно остановилась.
— Знаешь, на что я надеюсь? — спросила она. — Я надеюсь, что ты появишься на балу — то есть «ты» из будущего — и расскажешь самой себе, как погубила свою жизнь. Я очень надеюсь.
И тут вздрогнула я. Потому что подумала о всех этих кретинах, которые соберутся на двадцать пятую годовщину окончания школы и дружно рванут полюбоваться на свой блистательный выпускной бал. Не все, конечно, а те, кто к тому времени не помрет, не разорится и не превратится в полного неудачника. А я не желала стоять в толпе ухмыляющихся придурков, махать руками и показывать фотографии больших семей, больших машин и больших коттеджей.
— Я этого не сделаю, — пробормотала я. — Даже через двадцать пять лет.
Но, с другой стороны, если мне захочется снова полюбоваться выпускным балом, то, может, у меня хватит наглости явиться туда в наряде из виниловых сувениров «Семейства Партридж»?
* * *
Корсажа у меня не было, зато Гар принес мне красную гвоздику, которая прямо-таки пылала в волосах. Мы начали праздновать, устроив в «Шахматном клубе» альтернативный бал. Восемь человек, семь компьютеров, куча сладостей и две бутылки минералки.
— А вы отлично смотритесь, — сказала Сетевая Девушка. — И фрак у тебя классный, Гар. Вы точно Джинджер и Фред.
— Ага, танцевальная команда из Трансильвании, — вставил Жан-Люк. У бедняги имелись три недостатка: блестящий ум, намек на лысину уже в семнадцать лет и страсть писать философские эссе на хинди. Но сегодня я заметила в его взгляде нечто непривычное…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
