придумал. Тогда он решил посоветоваться с Шинентак. Не потому что Шинентак такая умная, а потому что у него уже вошло в привычку советоваться с девушкой.
К тому времени жизнь Шинентак наконец изменилась. Она закончила девятый класс, получила паспорт и объявила, что прекращает учебу и уходит из дома. Первое не вызвало удивления: в поселке после девятого класса продолжали учиться немногие; второе могло удивить лишь тех, кто не знал ее отчима. Никто, в общем, не удивился.
Шинентак взяли в школу помощницей завхоза. Потому что школьный завхоз уже старый, не может быстро бегать, за всем уследить. Казалось бы, что такое завхоз – двор подмести, деревья в саду окопать; во всяком случае, Еджик так думал. Оказалось, что завхоз – это дрова и уголь для котельной зимой, болты и гвозди, доски и фанера для ремонта столов и парт, краска и известка для ремонта стен, словом, много чего. Не раз и не два приезжал Еджик в школу поздно вечером после работы и возил сучья из леса или песок и глину, собранные школьниками.
– Как я был прав, что взял Шинентак на работу, – восклицал старый завхоз Антак и хлопал Еджика по плечу.
– Почему?
– Раньше я неделями у Валана машину просил, а теперь, стоит только Шинентак ресницами взмахнуть, и она здесь.
Еджик не обращал внимания на шутки, пусть. Все правильно, никто не может заставить его возить грузы после работы, это он Шинентак по дружбе помогает. И тяжелые мешки не дает грузить, куда ей с ее тонкими руками. Ему это не трудно, даже приятно. Готовит же Шинентак ему еду.
Дом молодой помощнице завхоза дали на самой окраине, поближе к школе. Хороший дом, только маленький, всего две крохотные комнаты в нем. Ей, конечно, хватает, но это пока девушка одна.
Изменилась Шинентак и внешне. Из маленькой девочки она как-то вдруг стала невысокой, оформившейся девушкой. За несколько месяцев работы в школе Шинентак резко похудела, хотя, казалось бы, куда больше; особенно в талии, выражение осиная талия, это про нее. И лицо взрослым стало, подбородок слегка вытянулся, глаза глубже запали. Вроде бы та Шинентак и в то же время нет. Еджик и сам не мог понять, как и когда это произошло. Впрочем, этот факт никак не повлиял на их отношения, они по-прежнему дружили. Даже, пожалуй, крепче; наверное, потому что оба были одни на всем белом свете.
Странно, теперь, когда и Еджик, и Шинентак работали с утра до вечера, им удавалось чаще видеться. Теперь никто не мог закрыть девушку дома и заставить трусить ковры или мыть кувшины. И уроки учить было не нужно. Обычно Шинентак приходила к нему после работы, Еджик приезжал поздно, и они шли гулять. Но бывало и так, что Еджик освобождался раньше и шел встречать девушку.
Шинентак по школьной привычке возвращалась в поселок оврагом. Потому вечером Еджик спустился в овраг и сел недалеко от входа. Он еще издалека услышал шаги девушки. Еджик встал с земли, стряхнул пыль с одежды…
– Ах! – Шинентак замерла с рукой прижатой к сердцу.
Еджик кашлянул.
– Напугал, – девушка опустила руку. – Не мог раньше закашлять?
– Кто знал, чего ты испугаешься?
– Ты сегодня раньше?
– Да, зашел поговорить…
– О чем-то серьезном?
– Да… Это ты по лицу прочитала? От тебя ничего не скроешь. Давай вернемся в поле, не хочу бродить по поселку…
Шинентак сразу согласилась, что он думает в правильном направлении. Ну кто едет в село на заработки, все как раз наоборот делают! Но в то же время и она не могла найти причину, побудившую его отца уехать из города.
– Знаешь, если мы не можем ответить на вопрос: почему, может, мы сможем ответить на вопрос: когда? – предложила девушка.
– Что когда?
– Когда твой отец решил уехать?
– Когда, я знаю. Когда хоронили бабушку Улашан. Десятого января.
– Десятого января. Я узнаю, где он был, с кем разговаривал. Если, конечно, ты хочешь это знать.
– Как это!?
– Так. Иногда бывает такая правда, что ее лучше не знать. Ты сам говорил, что у отца должны были появиться большие деньги, двадцать тысяч, разве их можно заработать честным путем?
Еджик нахмурился. Несколько месяцев назад он бы Шинентак за такие слова нос расквасил, не посмотрел бы, что девчонка. Сейчас молчит, он уже не тот глупый мальчик.
– Нет, Шинентак, я все равно хочу знать.
– Хорошо, тогда я поспрашиваю.
Опять Еджик крутит баранку и думает. Грузит овец, мешки, ящики и думает. Когда отец решил переехать в поселок? Во время похорон или по возвращению? Здесь, в поселке. Иначе когда бы он успел договориться с Кенжей, с директором. Неужели же по телефону? А вдруг по телефону? Что тут невозможного? Как это можно выяснить? Да очень просто, поговорить с Кенжей и с директором, взять и заехать на базу. Еджик прикинул. Последний рейс у него в поселок Укет, это всего пять километров от базы. Главное, чтобы было не очень поздно, рабочий день до пяти…
Он успел закончить работу к четырем часам. Из Укета пассажиров не было, только груз, пять ящиков, но груз не скоропортящийся. Значит, все сложилось.
К базе он подъехал в половине пятого. Кенжа была на месте, что-то писала. Кроме нее в кабинете ни души.
– Здравствуй, Еджик. Что-то случилось?
– Бригадир говорил, я могу деньги получить в кассе.
– Давно нужно было. Вот бумага, – она одним ловким движением достала с полки папку и безошибочно вытащила из нее нужную бумажку. – Двести семь туров, спеши, пока касса открыта.
В кассе было всего два человека. Еджик получил деньги и вернулся. Кенжа собиралась уходить, прихорашивалась у зеркала.
– Получил? Ну и хорошо.
– Я тут хотел спросить, – немного смущаясь, начал Еджик.
– Что? – насторожилась женщина.
– Узнать хотел про отца у вас…
– Еджик… – Кенжа на секунду прикрыла глаза ладонью и опустила голову. – Кто тебе рассказал? Собак?
Еджик молчал. Он вдруг понял, что неожиданно может узнать разгадку тайны, но для этого Кенжа должна считать, что ему почти все известно.
– Еджик, – женщина немного успокоилась, но глаза ее по-прежнему смотрели в пол. – Я не знаю, кто тебе сказал, но наверняка в тех словах мало правды и много выдумки. Правда же такова: когда-то мы с твоим отцом любили друг друга, он обещал на мне жениться. Но не сложилось, он уехал в город и встретил другую женщину, твою мать. Это все. Когда мы встретились много лет спустя, мы были просто старые знакомые. Ты не веришь мне?
Еджик почувствовал себя разочарованным. Вот
