— Коул, я с радостью с тобой встречусь.
— Буду к вечеру, дорогуша.
Когда я следующим утром вышел из спальни, он уже успел одеться. Невысокий и по-мальчишески худощавый Коул с замысловатой прической нарочито демонстрировал гомосексуальные ужимки. Он искоса посмотрел на меня с каким-то странным выражением.
— Что?
— Просто интересно, дорогуша, кто такой Мэтт?
Я почувствовал, как заливаюсь краской. По крайней мере, оставалось надеяться, что я не произнес это имя в самый неподходящий момент. Учитывая, чем мы вчера занимались. Коул, вероятно, увидел легкую панику на моем лице, потому что рассмеялся: — Я тебе уже говорил раньше — ты болтаешь во сне. — Он окинул меня пронзительным взглядом. — У тебя с кем-то отношения? Я знаю, что между нами ничего серьезного, но не ожидал, что ты станешь обманывать любовника.
— Нет-нет. Все совсем не так. — Я тщетно старался говорить как можно небрежнее — вышло печально и горько.
Коул расслабился:
— Но тебе хотелось, чтобы все было по-другому? — В голосе я не услышал ни капли ревности. Наши встречи случались слишком редко, чтобы возникли хоть какие-то чувства. Он просто спросил.
— Да.
— Так в чем проблема? Он не заинтересован?
— Правильнее сказать, что его шкаф плотно закрыт. Заколочен наглухо.
— Ясно — сила отрицания. Тогда я не чувствую вины за прошлую ночь. А ты?
Я с улыбкой поцеловал его в подбородок:
— Ни капли. — И по большей части это соответствовало истине. — Наверное, мне следовало сводить тебя куда-нибудь позавтракать.
— Естественно, но ты не станешь. Знаю я тебя. Не дай бог, кто-нибудь в городе прознает, чем ты занимался.
Мы часто спорили по этому поводу и, как правило, безрезультатно.
— Коул…
— Не волнуйся. Подожду, пока ты сбегаешь в магазин. И не вздумай купить мне пончики. Я хочу…
— Булочку с корицей, обезжиренный творог и ванильный латте. — Я снова его поцеловал. — Сейчас быстро помоюсь и сгоняю.
Выходя из душа, я услышал стук в дверь. У меня сжалось сердце — наверняка это Мэтт — все остальные обычно звонили. Я заскочил обратно в ванную, чтобы поскорее вытереться, хотя понятия не имел, что стану делать дальше и как справлюсь с ситуацией.
Скрипнула дверь, раздался возглас Коула:
— Здравствуйте, офицер. Знал бы, что нагрянет такая компания, не стал бы быстро одеваться.
Вот дерьмо.
Я быстро нацепил джинсы и вышел в холл с мокрыми волосами.
— Вы, наверное, Коул, — произнес Мэтт.
— Ух ты, — он подмигнул мне через плечо. — Польщен. А вы?
Мэтт молчал. Я никогда не видел его таким злым. Он смотрел на Коула, словно тот какое-то насекомое, и он не может решить, как поступить — то ли выбросить на улицу, то ли просто раздавить. Но Коула так просто не запугаешь. В качестве защиты от людей, которые смотрели на него сверху вниз, он использовал свой шарм и дурашливость. Именно это и произошло сейчас. Коул положил руку на бедро, взвел воображаемый курок, посмотрел на Мэтта из-под челки, слегка прищурившись:
— Какие-то проблемы, господин полицейский?
Щеки Мэтта залились краской — то ли смущения, то ли злости, но он даже не шелохнулся. Когда стало очевидно, что он не собирается отвечать, я решил вмешаться:
— Коул, это Мэтт.
Коул, моргнув, тут же засуетился:
— Ладно, дорогуша, по-видимому, пора делать ноги. Дай мне одну минуту.
Мэтт и я стояли напротив, молча скрестив руки на груди, пока Коул застегивал куртку и обхлопывал карманы, чтобы убедиться, что ничего не забыл. Потом он походя приобнял меня и потянулся к щеке с поцелуем. Я наклонился ему навстречу. Окаменевшее лицо Мэтта принесло мне какое-то нелепое удовлетворение от столь абсурдной ситуации.
— Прекрасная ночь, как обычно, дорогуша. Я позвоню, когда опять окажусь поблизости. — Он намеренно произнес это погромче, но потом тихонько прошептал на ухо: — Заполучи его, Джаред. — И, поцеловав, направился к двери.
После его ухода мы продолжили молчаливый поединок. Первым прервал тишину Мэтт:
— Не ожидал, что у тебя компания.
— Уже понял.
Столько недель я ждал, что Мэтт придет или хотя бы позвонит, и вот, когда он здесь, я вижу лишь осуждение и злость в его глазах.
Отвернувшись, я обошел стойку и засыпал кофе в кофеварку.
— Ну что, Мэтт, заглянул поведать, как тебе противен мой образ жизни? Или, может, чтобы убедиться, что я не обучаю подростков у себя в спальне?
— Нет. Мне захотелось тебя увидеть, но я не ожидал… — Казалось, он с трудом подбирает слова, сдерживаясь из последних сил. — Не ожидал его. Не ожидал, что ты не один.
— Почему, Мэтт? Почему бы мне не встретиться с кем-нибудь?
— Ты его любишь?
Я удивился, ответив на вопрос вопросом:
— Ты любишь Черри?
— Нет.
Честный ответ. Я пытался сдержать свой гнев, потому что знал: как только он иссякнет, я почувствую себя грязным и опустошенным.
— Нет. Я не люблю Коула, и тебе это известно. Если бы все сложилось как я хочу, в моей постели вчерашней ночью был бы ты. Каждой ночью. Но ты ясно дал понять, что не желаешь иметь со мной ничего общего.
Мэтт уставился на стену над моей головой. Я видел, что он борется. Ему было неловко, больно, он злился. И, как я надеялся, хотя бы немного ревновал.
— Я люблю только тебя, но если ты думаешь, что стану вымаливать прощение за то, что происходит в моей жизни после того, как ты покинул ее без оглядки, то можешь катиться в ад.
Он постоял еще минуту, так и не взглянув на меня:
— Думаю, мне лучше уйти.
— Я тоже.
Мэтт вернулся следующим вечером. Когда я открыл дверь, услышав стук, он стоял на пороге, прислонившись к дверному косяку с упаковкой пива в руках. Осунувшийся, мертвенно-бледный.
— Дерьмово выглядишь.
На его лице мелькнул намек на псевдоулыбку.
— Ты один? — Никакого осуждения в голосе. Он просто давал мне предлог отправить его к черту, если бы я захотел.
— Да.
Он вздохнул и тихо произнес:
— Мы можем попробовать начать все сначала? В последний раз все вышло из-под контроля.
Из души испарились гнев и обида, исчезнув вместе ощущением несчастья. Я обрадовался его возвращению:
— Конечно.
— Я слышал о ребенке, — сказал он, заходя в квартиру. — Ты теперь дядя-морпех?
Я деланно натянуто рассмеялся.
Он отнес упаковку пива на кухню и вернулся с двумя открытыми бутылками. Мы стояли и смотрели друг на друга.
Мне оставалось, замерев, пожирать его глазами, — иначе я бы не выдержал и набросился на него с объятиями. Ничего романтического, в конце концов, мы никогда не были любовниками, лишь только друзьями, но от этого боль потери казалось еще сильней. И когда он вошел ко мне в дом без укора и осуждения в глазах, я почувствовал, что впервые за последние несколько недель снова могу дышать.