Пропади они пропадом, эти любовницы! Сцена, какую ему закатила вчера вечером Ариэль, прямо-таки из ряда вон. Заехал за ней после спектакля с изящным подношением и с искренним желанием загладить вину. Открыл было рот, чтобы объяснить, почему не смог увидеться с ней накануне, как договаривались, а она обрушила на его голову нелепейшие обвинения вместе с оскорблениями. Как с ума сошла! Сначала он решил, что до нее дошли слухи о его предстоящей женитьбе, хотя не понимал, каким образом. Объявление о бракосочетании в газетах благоразумно отложил до возвращения сэра Томаса. Кстати, где он? Обещал, заручившись согласием сестры, немедленно прикатить в Лондон. Ариэль разошлась вовсю. При чем туг какая-то другая актриса, его экономка вдобавок, да еще и полчище мышей? Между прочим, о невесте не сказала ни слова. До конца ее монолог он выслушивать не стал, тем более что и сам распалился. Всегда был внимателен к ней. Подарки, цветы… Захотела иметь собственный выезд – пожалуйста! Всему рано или поздно приходит конец, а терпению – в первую очередь. Поищи себе другого покровителя, более покладистого, если угодно, а я пойду на все четыре, а если желаешь – можешь и ты! Кажется, именно такими словами он с ней распрощался, а она в ответ запустила в него огромной алебастровой пудреницей. Не захлопни он вовремя дверь, неизвестно, какой ущерб получил бы за все свои благодеяния…
Из театра лорд Сибрук сразу же поехал в один из клубов с весьма сомнительной, репутацией, где предался обильным возлияниям, чему, как известно, в немалой степени способствуют раздумья о непредсказуемости слабого пола.
Общение с женщинами типа Ариэль сулит неприятные неожиданности, размышлял лорд Сибрук, шагая энергичной походкой. Внешняя элегантность и манерничанье – это они умеют подать! Однако под броской оберткой частенько скрывается убогое содержание. Какая дьявольски глубокая философия на довольно мелких местах! Нда… Верный признак, что пришла пора всерьез подумать о предстоящей женитьбе и, так сказать, раскланяться с любовницами, по крайней мере пока не выяснится, сумеют ли он и мисс Честертон поладить, подвел итог своим мыслям помрачневший лорд Сибрук.
Мистер Калпеппер, солиситор, только что сообщил, будто есть все основания подозревать дядю Эдмунда в совершенно необъяснимых финансовых тратах: в течение пары-тройки лет деньги переводились неизвестно куда и на какие цели. Гейвин терялся в догадках. Он вообще не имел ни малейшего представления, с какого конца подступиться к этой загадке. Даже если он выяснит, куда и зачем швырял дядюшка денежки, что с того? Были и, как говорится, сплыли. Ему самому от всего этого ни жарко ни холодно! Пожав плечами, граф завернул за угол, где его ждал грум на запятках легкого четырехколесного экипажа с откидным верхом. Как только лорд Сибрук натянул поводья и фаэтон – последний крик моды лондонских щеголей – плавно тронулся с места, мгновенно проснулась совесть. Если бы не мисс Честертон, не катил бы ты сейчас в роскошном экипаже! – подкалывала она, отчего на душе скребли кошки. Вот возьмет и расскажет обо всем милой Черри, пусть она рассудит, осудит, может быть, даже оправдает… Эта мысль заставила его приободриться, хотя было совершенно ясно, что этот замысел один из тех, которые греют сердце, но охлаждают разум.
Бред какой-то! – хмыкнул он и, стегнув лошадей, покатил домой.
Кристабель уже проснулась к моменту возвращения Фредерики в детскую, так что раздумья о способах доказательства легитимности своей подопечной пришлось отложить. До обеда Кристабель не отходила от клетки с мышками. И сейчас, увидав Фредерику, сразу же заявила, что ей нравится играть только с ними и ничем другим заниматься она не хочет. Фредерика радовалась, глядя на сияющую мордашку ребенка.
– Черри, скажите еще раз, как их зовут? – спросила Кристабель.
Открыв дверцу в клетке, она осторожно поглаживала пальчиком мышиные спинки, как это делала Фредерика. Дня своих лет Кристабель оказалась на редкость добросердечным человеком.
– Та, что беленькая, с розоватым носиком, – Розочка, а другая, чуть побольше, – это Модник. Серую мышку я назвала Хлопотунья, потому что она напоминает одну даму, которая занимается хозяйством у меня дома. Рыженькую зовут Каштан.
– А вот тех, с пятнами?
– У которой пятнышки побольше – очень смешное имя: Заплатка. А ту, что в крапинку, зовут Веснушка.
– Ой, она вся в веснушках, как вы, Черри! – засмеялась Кристабель. – Только у вас они совсем светлые. Вот теперь я запомню, как зовут моих милых мышат.
Фредерика с трудом подавила желание немедленно подойти к зеркалу. Сущее наказание этот маскарад! Каждое утро приходится подкрашивать обманные веснушки, оправа от очков постоянно давит на переносицу, а мерзкий парик просто хочется содрать вместе с нестерпимо зудящей кожей.
– Если хочешь, можешь выпустить из клетки какую-нибудь мышку. Подумай, им, наверное, не терпится размять лапки.
– Пусть сначала погуляет Веснушка, а потом, по очереди, все остальные.
Наморщив носик и почти не дыша, Кристабель посадила на ладошку пятнистую мышь. Скоро вся мышиная компания шустро бегала по детской. Когда наступило время ужина, Фредерика напомнила увлеченно игравшему ребенку, что зверушкам пора домой.
– Скоро придет Люси и, думаю, испугается, если их увидит. Не все любят мышек так, как ты и я! – сказала Фредерика.
Вспомнив реакцию мисс Шихан, она чуть было не рассмеялась. Интересно, какого сорта обмен любезностями состоялся позже между актрисой и графом? По всей видимости, это так и останется тайной, решила она.
После ужина, во время которого Молли-Долли, по обыкновению, получила свое законное пирожное – оно моментально исчезало, стоило только Фредерике отвернуться, – обе привели детскую в порядок, а потом Фредерика уложила Кристабель спать. И только после этого наступил долгожданный момент, когда можно было остаться наедине со своими мыслями, в своей комнате, обдумывать план дальнейших действий.
Даже если родители Кристабель сочетались законным браком, то по прошествии столь дли тельного времени вряд ли удастся найти доказательства, размышляла Фредерика. На данный момент известно лишь, что Эмити считала себя женой Питера Броунинга, а лорд Сибрук склонен думать, что это вымысел. А письма? Вдруг в них-то как раз и отыщется ключ к разгадке?
Достав связку писем, Фредерика помедлила. Может, следует прежде спросить у лорда Сибрука, не будет ли он возражать, если она прочтет то, что было адресовано его сестре? Возможно, в письмах содержится информация, вовсе для нее не предназначенная? Поднеся свечу к листку, первому в связке, Фредерика сразу же узнала почерк графа. Ошибиться она не могла, поскольку видела его деловую переписку, когда делала ревизию в его письменном столе после обеда. Это она читать не будет, так как наверняка нового ничего не узнает, решила Фредерика и, не развязывая ленточку, просмотрела остальные письма в связке. Они были написаны другими почерками. Фредерика встала. Постояла в нерешительности. Что предпринять? Решение пришло, как всегда, неожиданно. Проблема касается графа в большей степени, чем ее, поэтому будет справедливо, если и он примет участие в установлении истины. К тому же чрезвычайно трудно будет придумать объяснение, если он спросит, для чего она оставила у себя и прочитала чужие письма, даже если она и обнаружит в них сведения, которые надеялась отыскать. Фредерика задержалась у зеркала. Пугало огородное! Удовлетворенная своим внешним видом, она вышла из комнаты и направилась к лестнице.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
