Только тогда я огляделся в поисках женщины, вышедшей из трюма. Она уже шла по дороге, ведущей в деревню, Я позвал ее, но она не остановилась и даже не повернула голову. Возможно я должен был побежать за ней, хотя Чаниу говорит, что я был прав, оставшись на корабле. Через несколько мгновений она исчезла в ночи.
Вскоре сам Чаниу и его писец вернулись на корабль. — Я пришел изучать звезды, — сказал он. — Разве они не прекрасны? Они лучше всего видны, когда луны нет.
— Луна еще не села, — сказал я, желая рассказать ему обо всем, то произошло, но не зная, как начать.
— Она сядет совсем скоро, — ответил он, — и я буду готов. Но даже сейчас можно очень много узнать.
Тотмактеф сразу же сел позади него, развернул на колене свиток, похожий на мой, и приготовился записывать слова своего господина.
— Женщина, которая шла в деревню, — сказал я им.
— Деревенская женщина? — спросил Чаниу.
Вспомнив ее драгоценности, сверкавшие в лунном свете, я сказал: — Нет.
— Но это и не твоя женщина — та не отходит от тебя ни на шаг.
— Мит-сер'у? — Я знал, что это не она, но хотел выиграть время и подумать. — Она спит на корме.
— И не женщина капитана. Мы оставили их в деревне, да, Тотмактеф?
Тотмактеф кивнул. — Да, благородный Чаниу.
— Другая женщина?
— Да, — сказал я.
— И ты забыл ее имя.
Это был не вопрос, но я ответил. — Без сомнения.
— Хорошо, — и Чаниу сел, удивив меня. — А теперь Луций, расскажи мне все.
Я так и сделал, но боюсь, говорил хуже, чем написал, и использовал слишком много слов.
— Это очень важное дело, — задумчиво сказал Чаниу, когда я закончил. — Ты еще помнишь все, что было утром?
— Возможно. — Хотя я знал, что забываю, но не был уверен, как скоро это происходит и как много я забываю.
— Я не собираюсь мучить тебя. Ты, похоже, достаточно трезв и можешь писать. Да?
— Конечно, — ответил я.
— Хорошо. Ты не слишком хорошо говоришь на нашем языке, и мне трудно судить. Тотмактеф?
— Здесь, — сказал Тотмактеф.
— Луций, ты пойдешь со мной. В моем шатре есть две замечательные лампы. Ты должен записать это происшествие прежде, чем забудешь. Каждую деталь. Когда закончишь, вернешься сюда, если захочешь.
Я запротестовал, говоря, что Муслак разозлится, когда узнает, что я оставил его корабль без охраны. Я точно знал, что это правда.
— Он будет под охраной, — объяснил Чаниу. — Тотмактеф займет твое место и будет охранять его, пока ты не вернешься. Он юн, силен и честен. Я бы доверил ему свою жизнь.
Я предложил оставить ему мой меч, но он вежливо отказался.
Вот и все, и скоро я вернусь к кораблю и Мит-сер'у.
Ах, да, еще одна вещь. Когда я и Чаниу отошли от реки, я посмотрел назад, проверяя, не захотел ли Тотмактеф сбросить с Мит-сер'у одеяло. Нет, не захотел, но он развязал веревку, которой я завязал крышку люка.
8
ТЕНЬ
ВЕТЕР и красивая женщина доставляют удовольствие в любое время — или мне так кажется. Сахусет, мудрый человек из Кемета, говорил со мной и Мит-сер'у под ветками благоухающих деревьев. Здесь нет ничего, что моим глазам не казалось бы прекрасным, за исключением моих собственных ног. Иногда Мит-сер'у говорила. Иногда молчала. Самый лучший способ разговора для женщины.
Для мужчины тоже.
Время от времени мы целовались и смеялись. Работа — это хорошо, подумал я. Ожесточенное сражение — тоже хорошо, иногда. Но есть времена, когда лучше всего просто сидеть, как сидели мы, в красивом месте, и глядеть на паруса, скользившие по синей воде Великой Реки. Прежде, чем пришел Сахусет, мы успели выкупаться в канале.
Мит-сер'у утверждает, что я хорошо говорю на ее языке. Я так не думаю, но она настаивает на своем. Я хочу выучить его, но знаю (потому что она так говорит), что я забываю каждое утро. Тем не менее она настаивает, что сейчас я говорю намного лучше чем тогда, когда мы встретились.
И еще она говорит, что выбрала меня в храме Хатхор ее города. Она говорит, что это уже написано в этом свитке и мне не нужно писать это снова. Этот храм очень далеко отсюда.
А храм за нами посвящен Сесострису, другому богу. Когда-то он был царем, но тысячу лет назад стал богом. Так сказал нам жрец этого храма. Сесострис построил гору из белого камня, очень красивую, а его жрецы построили много других вещей: стену, храм и много зданий — целый маленький город. Так говорит Мит-сер'у, и я согласен с ней. Я сказал, что от них нет никакой пользы; но люди этой страны сделали все это, и это их работа, не моя.
МИТ-СЕР'У говорит, что я должен записать совет, произошедший сегодня утром. Его собрал Чаниу. Она говорит так, потому что хочет знать все, что мы там сказали, и будет терзать меня до тех пор, пока я не прочитаю ей все, что напишу. Хорошо.
Моряки пожаловались Муслаку, Муслак Чаниу, и тот собрал Азибааля, Сахусета, Тотмактефа и меня. Чаниу заставил меня прочитать из моего свитка все, что касалось этой загадочной женщины. Сейчас я тоже помню все это, но только потому, что прочитал им.
Азибааль рассказал нам то, что моряки видели сегодня утром, и вчера, и раньше, потому что это было написано у меня. Моряки хотят вернуться, сказал Азибааль, оставив здесь Чаниу, Тотмактефа и Сахусета. Я думаю, что им бы хотелось оставить и моих людей, женщин и меня самого, но Муслак этого не одобрит. Скоро они захотят оставить и самого Муслака — никто так не сказал, но мне так кажется.
— Давайте сделаем иначе, — сказал я Чаниу. — Среди людей Кемета должно быть много хороших моряков. Мои люди и я прогоним этих на берег, и ты сможешь нанять новых.
— Тогда можешь и меня прогнать на берег, — сказал Муслак.
— Тогда я этого не сделаю, — предложил я.
— И не я, — прошептал Чаниу. — Эти люди жалуются, и их жалоба вполне законна. Это наш долг — объяснить то, что происходит. Ты обыскал корабль?
Я кивнул.
— И я вместе с ним, — сказал Муслак.
— И не нашли ее. Что с котом?
— Он больше других котов, — сказал я. — Я видел его. И я уверен что я единственный, кто видел его.
— Мы разводим котов, которые намного больше любого иноземного, — сказал Тотмактеф, — и используем их для охоты на мелкую дичь. — Для поддержки он посмотрел на Сахусета, но тот ничего не сказал.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
