Ни людям, ни животным не скрыться, не убежать от этого томящего звона и зноя, от палящего Солнца.
Никуда не скрыться от свирепого врага, который может появиться возле тебя в любой миг, в любое время дня и ночи. Негде укрыться от солнца. Никто не знает где свои, где чужие…
***
Первый удар приняли на себя нукеры Восточных племен. Но у них не хватило времени объединить всех ополченцев в единую армию. И главное, не нашлось вождя, который смог бы стать во главе сопротивления.
Каждое племя, каждый род сражались в одиночку. По сто, по тысяче нукеров выходило навстречу шарканской коннице. Нукеры стояли насмерть, прикрывая отход своих родов в глубь степей. Но все новые полчища шарканов переходили границы у берегов Даргоса и Нарола. Шли бои на берегах Тене и Жеру.
В железные тиски конницы шарканов попали роды и племена от Кайсана до Балласа. Кануй, сулаты, албанды и суаны, алаирцы и рекканы бились разрозненно. Тысячники шарканов легко расправлялись с ними и проникали все дальше, в сердце степи. Они уже жгли посевы и пастбища майкенов, кедеев и конгратов. Лишь многочисленное племя аргынов еще не испытало удара шарканов. Их роды спокойно жили в урочищах Кибет-Аала и в необъятной Саарке-Тарг. Пока хан Яхом умолял ханов забыть прежние ссоры, объединить своих нукеров, пока между именитыми вожаками племен шла грызня, сам коварный повелитель шарканов Ундораргир посылал на помощь своим полководцам все новые и новые тумены.
Отчаянно, подобно тиграм, защищающим свое логово, подобно нетварям в боевом безумии, когда маги посылали их в атаку, дрались нукеры, дрались, не отступая ни на шаг. Но силы их иссякли.
Бросив дома, они уходили семьями во чрево гор и в глубь степи, в города-крепости Эудденоскариада - Аутар, Саграм, Ширгенг.
Инкай в ту пору увел свои кочевья в глубокие ущелья Терг-Карнийского нагорья. Он верил тогда, что шарканов прогонят. Надо было только переждать.
Но передовые отряды правой руки Ундораргира, Ангали, уже свободно рыскали по кочевьям Среднего жуза. Все больше людей попадало к ним в плен. Шарканы везли добычу к шатру своего повелителя. Несметные стада, тысячи рабов и рабынь гнали победители к верховному вождю, а тот одаривал ими верных слуг. Девушек, отобранных лично, Ундораргир отсылал в кочевья - работать и рожать подданных его новой империи. Впрочем, не всех. Сильные и крепкие степные красавицы дорого ценились на невольничьих рынках.
Приближался момент последнего решающего боя.
Ангали решил, собрав в единый кулак всю конницу, нанести удары по городам на окраине Эудденноскариада, одновременно сравнять с землей Сайрам, Ортанг, Рамит, захватить Торвикр и укрепиться там, создав базу для будущего окончательного разгрома всех врагов.
А они… они бежали в надежде спастись. Родина, близкие остались позади. Лишь слезы, горькие соленые слезы застилают глаза…
***
Только безымянным гонцам известно, где притаился уцелевший род, где спрятаны спасенные от угона за Ирвайские горы табуны ханов Южных племен или где, в скольких переходах от Арнис-Фоля, находятся ополченцы Западных племен и сколько сотен осталось от трех туменов Берика.
Люди научились молчать. Научились хранить тайну от неизвестных скитальцев. Инкай-старейшина знал, что больше уже нет возврата назад, что он не сможет спасти тех, кто еще остался в живых и верит в него. Но умереть - он умрет вместе с ними.
Было у него единственное желание. Он хотел умереть, как умирают вожаки израненной стаи волков. Защищаясь и защищая своих. Молча взывал к душам предков, к Священной Луне и Высокому Небу, чтобы они сохранили ему силу и спокойствие. И, зная безнадежность своей просьбы, он все-таки просил богов помочь ему найти маленький, тихий уголок на этой огромной, объятой огнем, разорванной в клочья раздорами ханов и нойонов земле. Клочок земли, где бы журчал родник, и имелось бы пастбище для скота, где бы дети и старики, еще верящие в него, в силу и разум старейшины, могли бы провести остаток своих дней. Ему лишь бы устроить, успокоить их.
А потом он готов на все. Согласен достойно принять любую смерть. Потому как страшно устал ото всего. Наипаче же от этих шарканов и их проклятого Ундораргира. Он ладен умереть хоть сейчас. Лишь бы, наконец, бежать от этой идущей следом за ним несчастной толпы.
Но удрать невозможно, все взгляды устремлены на него. В нем живет чувство вожака. Это чувство держит его в седле, сохраняет ему спокойствие. Он должен думать о спасении этих забытых богами людей до самой своей смерти. Так было каждый день во все эти долгие месяцы войны.
- Если суждено погибнуть всему нашему роду, срази меня сегодня, до заката этого жестокого солнца, - невольно вырвалось из уст Инкая, когда от встречного гонца он услышал весть о том, что полчища шарканов прошли через Эльгай и, уничтожив все кочевья, которые ютились там, вошли в Ортанг и Торвикр.
- Будьте вы прокляты, о Священная Луна и Высокое Небо! - застонал Инкай.
И крепко сжал камчу и оглянулся, еще не поняв сам, сказал ли он эти слова вслух или только подумал.
Он уже давно ехал молча. Не слыша никого, не видя ничего, погруженный в свои мысли. Давно исчез гонец, передавший ему тяжкую весть. Куда он помчался? И куда теперь нужно вести свой род ему, Инкаю? Дорога к Аулие-ата перерезана. Джун-гары впереди, шарканы сзади.
Может, и не надо никуда идти? Вдруг батыр Хонуу остановил шарканов и можно вернуться домой, в родные края?
Да разве мало в горах ущелий, скал, долин и неприступных высот, где можно спрятаться со своим родом? Нужны ли шарканам горы? Они обойдут их стороной. Им надобны табуны баев и ханов, богатства нойонов. Не пойдут же они через опасные перевалы, чтобы захватить маленький бедный род. Только нужно подальше держаться от своих богачей и владык.
Но как бы там ни было, Инкай не может уйти в неведомые края, не узнав исхода битвы нукеров Хонуу…
Не заметил, как остановил коня, как подъехал к нему сын. Самый младший из пятерых.
Единственный, оставшийся в живых. Трое пали прошлым летом в битве с шарканами. Четвертый погиб зимой во время джута: пошел на охоту, забрался слишком высоко в горы и случайно набрел на вспугнутого медведя. Не успев вытащить нож, попал в объятия зверя. Погибли оба - и зверь, и человек…
- Что случилось, что с тобой, отец? - тихо спросил Аракао.
Инкай всмотрелся в него и впервые увидел, что черный пушок, словно тонкое крылышко маленькой птицы, лег над верхней губой сына.
"Усы", - подумал Инкай.
Сколько же ему лет? Он родился в ту весну, когда Инкаю исполнилось пятьдесят. Значит, ныне двадцать ему. И пятнадцать из них он провел без матери. Старшие братья любили его, баловали. Любил его и сам Инкай.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
