с провизией и двинулись в путь. Развалины были дальше, чем казалось, однако с возвышенности мы довольно ясно рассмотрели их. Скоро стемнело.
Перед стеной мы заметили фургон и палатку и, решив, что они принадлежат белым, пошли туда. В палатке горел огонь, пола ее была откинута, так как стояла очень жаркая ночь. В ней сидели двое: седобородый старик и красивый малый, лет сорока, с темными яркими глазами и острой черной бородкой. Они рассматривали груду золотых безделушек, лежавших на столе между ними. Я хотел заговорить, но чернобородый человек услышал или увидел нас и, схватив ружье, прислоненное к столу, быстро повернулся и прицелился в меня…
— Ради Бога, не стреляйте, Джейкоб, — попросил старик, — это англичане.
— Будет лучше, если они умрут, — ответил тот мягким голосом с легким иностранным акцентом. — Нам не нужно ни шпионов, ни воров!
— Мы ни то, ни другое, но я умею стрелять так же хорошо, как вы, мой друг, — заметил я и направил на него дуло.
Он опустил ружье, и мы объяснили, что отправились в археологическую экспедицию. Мы разговорились и вскоре стали настоящими друзьями, однако ни я, ни мой брат не сошлись с мистером Джейкобом… Его фамилию я забыл. Меня поразило, что он необыкновенно ловко владел ружьем, и, насколько я понял, у него было таинственное и довольно темное прошлое. Не стану распространяться слишком долго; скажу только, что, поняв наши намерения, ваш отец (это был он) откровенно рассказал, что они искали сокровище, два или три столетия назад спрятанное в этой местности португальцами. Но племя макалангов, занявшее крепость Бамбатце, не позволило им производить нужные раскопки, утверждая, что ее охраняет призрак и, если мы потревожим землю, это принесет несчастье всем.
— Они отыскали золото? — спросила Бенита.
— Не знаю, потому что на следующий день мы ушли. Кстати, золото, которое мы видели у вашего отца и его друга, было в некоторых древних могилах, но не имело ничего общего с легендарным кладом.
— Что же это было за место? Я люблю старые развалины, — перебила Бенита.
— О! Замечательно! Гигантская стена, образующая круг и построенная бог знает кем. На полпути к вершине холма возвышается другая стена, а затем еще одна, в верхней трети, и там, в окружении своего рода святая святых, на грани пропасти, — большой конус из гранита.
— Искусственный или натуральный?
— Я не знаю. Они не позволили нам побывать там, но мы познакомились со своего рода начальником и первосвященником, и этот замечательный старик был очень мудрым и очень добрым. Я помню, что он сказал мне: он верил, что мы должны встретиться снова. Я спросил его о сокровищах и почему он не пускает других белых людей взглянуть на них, но он ответил, что сюда никогда не ступит нога мужчины, белого или черного, что только женщина может найти его в назначенное время, когда угодно дух Бамбатце, под чьей опекой и попечительством он пребывает.
— А что это за дух Бамбатце, мистер Сеймур?
— Не могу сказать. Я знаю только, что призрак — белая женщина, которая иногда на восходе или при лунном свете появляется на острие той скалы, о которой я рассказал вам. Помню, я до зари поднялся, чтобы увидеть привидение… как идиот, потому что, конечно, ничего не увидел. Вот и все, что мне известно.
— Говорили ли вы еще с моим отцом, мистер Сеймур?
— Да, немного. На следующий день он вернулся к нашей повозке вместе с нами, радуясь, мне кажется, избавлению от вечного общества своего партнера Джейкоба. Это не было замечательно в человеке, который был воспитан в Итоне и Оксфорде. Я узнал все его недостатки, однако он был джентльмен, каковым Джейкоб не был. Тем не менее Джейкоб много читал и мог говорить на любом языке.
— Говорил ли он, что он мой отец?
— Да, он сказал мне, что неправильно прожил свою жизнь и ему есть за что упрекнуть себя, — разговор состоялся, когда мы были наедине. Наконец, он добавил, что у него была семья в Англии, он очень хотел, чтобы богатство стало компенсацией для вас за его прошлые прегрешения, и именно поэтому искал сокровища. Тем не менее я боюсь, что он так и не нашел ничего.
— Нет, мистер Сеймур, он так и не нашел его и не найдет, но все же я рада слышать, что он думал о нас. Кроме того, я хотела бы узнать, что это за место.
— Я поехал бы туда с вами, мисс Клиффорд, и с вашим отцом, но не с Джейкобом. Если когда-нибудь кто-нибудь поедет туда с ним, я скажу: «Остерегайтесь Джейкоба».
— О, я не боюсь Джейкоба, — ответила она со смехом, — хотя считаю, что мой отец до сих пор имеет дела с ним, по крайней мере, в одном из своих писем он упомянул своего партнера-немца.
Оба замолчали, но вскоре Сеймур спросил:
— Вы рассказали мне вашу историю, хотите послушать мою?
— Да.
— Вам не придется слушать долго, мисс Клиффорд, мне, как бедному точильщику Кенинга, нечего рассказывать. Перед вами один из самых бесполезных людей на свете, ничем не отличившийся член класса, который в Англии называется высшим. Человек, не умеющий делать ничего, что стоит делать, кроме стрельбы. Я не получил ни одной профессии, не работал и в результате в тридцать два года превратился в разоренного, потерявшего почти всякую надежду человека.
— Почему вы разорены и утратили надежду? — тревожно поинтересовалась она. Его тон огорчал ее больше всего.
— Я разорен потому, что мой старый дядя, почтенный Джон Сеймур, наследником которого я считался, совершил безумие — женился на девушке, подарившей ему цветущих близнецов. С появлением их на свет исчезли мои надежды на наследство, а также сумма в тысячу пятьсот фунтов, которую дядя ежегодно любезно выдавал мне с тем, чтобы я поддерживал свое положение в свете. У меня были кое-какие собственные средства, но также и долги. В настоящее время счет на две тысячи сто шестьдесят три фунта и четырнадцать шиллингов и маленькая наличная сумма представляют все, что у меня за душой.
