было как следует согреть, чтобы не заболел. Да не шуметь при этом, чтобы девочки не проснулись!
Говорить он пока не мог, у него зуб на зуб не попадал от холода. Правда, после вина и закуски Манфреду стало легче, а когда он окунулся в теплую воду, то и вовсе разомлел.
– Ну и где же тебя носило? – поинтересовалась я, присев рядом на скамейку. Прикрыться он даже не подумал, ну да чего я там не видела?
– Лучше не спрашивай, – пробормотал Манфред, стуча зубами. Я подлила ему кипятку. – Я угодил в такой кошмар, какой и во сне не приснится! Знаешь, вроде тех сказок, до которых Летти охоча…
– Ты головой не ударялся? – спросила я и пощупала его лоб. – Жара тоже вроде бы нет. Говори толком!
– Толком… – Он протянул руку, и я подала ему стакан. Служанка успела подогреть вино со специями, и Манфреду становилось лучше буквально на глазах. Я тоже вознаградила себя парой глотков – нервы у меня все-таки не железные. – Ну, слушай…
Как я и предполагала, Манфреду хватило ума не пережидать начинающуюся метель в тепле и безопасности, а поехать дальше – авось пронесет, в лесу не так страшно… Как же! Не пронесло, а занесло, кони встали, возница пошел разведывать дорогу да не вернулся… А тут еще поблизости завыли волки!
Ну тут уж Манфред схватил самое ценное – мешочек с деньгами, теплую меховую полость и шубу, кое-как обрезал постромки и взгромоздился на одного из упряжных коней. Второго он думал вести в поводу, да только тот вырвался и убежал, на свою беду, испугавшись волков. Тот, которого оседлал Манфред, тоже понес с перепугу, и всадник не свалился только чудом!
Должно быть, пегого вело звериное чутье: не видя ничего вокруг от ужаса, он несся сквозь зимний лес не разбирая дороги, но ухитрился не переломать ноги и выбраться на дорогу прямо у незнакомого поместья. Ворота были закрыты, но не заперты, и Манфред вломился туда, не думая даже, что может сделать с ним владелец за такое вторжение. Ворота завязал куском повода, а сам пошел к дому, надеясь, что ему позволят хотя бы дождаться утра, а не выгонят в ночную стужу…
Поместье оказалось пустым, неухоженным, но явно не заброшенным. Манфред оставил коня в сарае, лишь бы укрыть бедное животное от ветра и снега, а сам пошел в дом – искать хозяев и слуг.
Удивительно: внутри никого не оказалось, однако в гостиной пылал камин, горели свечи, а на столе сами собой появились яства… Разумеется, Манфред не удержался! Он всегда был любителем поесть, вот и заморил червячка. Правда, сказал он, стол был накрыт на одного, но хозяин все не шел, слуги тоже не показывались, а есть хотелось так сильно!
Поужинав, Манфред побродил по дому, никого не нашел, сходил проведать коня – тот уже был вычищен и доедал отборный овес из кормушки! – да и прилег в первой попавшейся комнате. И заснул, понятное дело, и спал сном младенца…
Наутро же он обнаружил подле кровати новую одежду, на столе же его ждал завтрак. Манфред подивился такому гостеприимству, поблагодарил хозяина вслух, поел от души да решил отправляться в путь. И вот, проезжая парковой аллеей (он еще подивился – за оградой воет ветер и злится вьюга, а в парке снег падает мягкими хлопьями), Манфред увидел розовый куст. Розы среди зимы – это диковина, и он подъехал ближе, чтобы рассмотреть получше…
– Ты же помнишь, я обещал дочерям привезти им, что пожелают, – проговорил он, а я ответила:
– Я всегда говорила тебе, что ты слишком их балуешь!
– Да, конечно… – Манфред тяжело вздохнул. – Так или иначе, но головной убор для Дианы я раздобыл за морем. Купил у собирателя древних вещей, он сказал, такие рогатые короны носили жрицы Луны… И зеркало для Анны я нашел – редкой чистоты стекло, даже мое отражение в нем выглядит лет этак на десять моложе! Это все осталось при мне, но редкий цветок для Летиции все никак не попадался. Вернее, я купил один, но он завял по пути, должно быть, не вынес холода…
Он жестом попросил подлить еще горячей воды. Но ведра тоже уже остыли, и Манфред с кряхтением принялся выбираться из ванны. Я подала ему полотенце и стала слушать дальше.
– А тут этот куст, – проговорил он, одеваясь, – как нарочно подвернулся! Я обрадовался и сорвал розу. Откуда мне было знать, что хозяин так трясется над своим садом!
– Подумать, откуда бы взяться цветущему розовому кусту в это время года, ты, конечно, не мог, – усмехнулась я, помогая ему надеть теплый халат.
– Да я мечтал поскорее убраться оттуда! – вздохнул Манфред, завязывая пояс. – Решил, сорву цветок, Летти этого будет достаточно. А то нехорошо выйдет, что старшим я подарки привез, а ей ничего не досталось… Ну и сорвал…
Он передернул плечами и понурился.
– Ты не поверишь, Триша… Ты никогда не верила в чудеса, – сказал он наконец. – Но только я чуть на месте не умер, когда передо мной появилось чудище и заявило, что убьет меня… Я, дескать, испортил его любимый розовый куст! Это так я отплатил за гостеприимство!
– Таблички нужно вешать, как в дворцовом саду, – вставила я, – помнишь, мы видали?
– Вот и я так сказал, – хмуро ответил Манфред и допил остывшее вино. – Но поди убеди тупого зверя… Он заявил, что за этот клятый цветок я расплачусь жизнью, и я едва умолил его дать мне немного времени, чтобы проститься с вами. Я думал просто остаться дома, а то и уехать подальше, но монстр сказал, что если я нарушу обещание, то умру жестокой смертью, где бы я ни был, а потом умрут все мои родные… И добавил, что любая из моих дочерей может занять мое место, и ей ничто не будет угрожать, она станет жить в довольстве и праздности…
Воцарилось молчание.
– Я решил, что должен хотя бы рассказать об этом… – Манфред просительно посмотрел на меня. – Триша, ведь можно же что-нибудь придумать? Молитвы, думаю, не помогут, но если показать то поместье охотникам…
– Эх ты, глупец, – ответила я. – Если на том доме сильное заклятье, то никакие охотники его не найдут, если хозяин не позволит. Ты попал туда случайно, а по чужой злой воле никто туда не войдет, если только его не впустит кто-то изнутри… И не смотри на меня так! Я вынуждена слушать весь тот бред, что читает Летти! Но, должна сказать, в нем есть зерно истины.
– Утешила, ничего
