хора, однако постепенно ей удалось подметить особенности каждого инструмента.
Пожилой мужчина играл на нижней челюсти очень крупного мамонта, но вместо оленьего рога он использовал молоточек, вырезанный из верхнего конца мамонтового бивня, общая длина которого вместе с головкой была примерно двенадцать дюймов. Как и другие инструменты, эта нижняя челюсть была раскрашена, однако узор был нанесен лишь на правую, или верхнюю, половину. И только нижняя половина покоилась на земле, чтобы звуки, извлекаемые из верхней части, были более ясными и звонкими. Играя на этом инструменте, музыкант иногда постукивал по зигзагообразным полосам, которые проходили как по внешнему краю, так и по челюстным углублениям, а иногда с усилием проводил молоточком по рифленой зубной поверхности, извлекая скрежещущие звуки.
На нижней челюсти более молодого животного играла женщина. Длина этого инструмента составляла порядка двадцати дюймов, а диаметр полукружия – около пятнадцати дюймов, и его правая половина также была покрыта зигзагообразными полосами. Благодаря глубокому отверстию – около двух дюймов в ширину и пяти дюймов в длину, – оставшемуся после спиливания зуба, этот инструмент издавал более высокие и звонкие звуки, имевшие красивый тембр.
Женщина, игравшая на лопаточной кости, также держала ее вертикально, поставив широкий конец на землю. Удары рогового молоточка приходились в основном на центральную часть кости, где был заметен легкий естественный прогиб. Извлекаемые из этой центральной полосы звуки были насыщенными и четко различались по высоте, а красные зигзагообразные полосы в этом месте почти стерлись.
Черепной барабан, на котором играл молодой человек, издавал хорошо знакомые Эйле сильные и звонкие звуки в низком регистре. Такой же красивый барабанный бой обычно получался у Диги и Мамута. Рабочая поверхность этого инструмента – верхняя часть черепа – была также разрисована, однако в данном случае использовался не зигзагообразный орнамент, а совершенно другой узор, состоящий из разветвленных линий, отдельных штрихов и точек.
Взяв четкий заключительный аккорд, музыканты закончили игру и перешли к обсуждению только что сыгранной мелодии. Диги присоединилась к ним, а Эйла просто слушала и, не вмешиваясь в разговор, пыталась самостоятельно понять смысл незнакомых терминов.
– Нашей игре пока не хватает согласованности и благозвучности, – сказала женщина, игравшая на инструменте из бедренной кости. – Я думаю, что перед танцем Кули мы можем ввести еще и духовую дудочку.
– Тари, я уверена, что вы сможете уговорить Барзека пропеть этот отрывок, – сказала Диги.
– Лучше он споет нам чуть позже. Кули и Барзек одновременно – это уже перебор, они будут отвлекать внимание друг от друга. Нет, мне кажется, нашу музыку лучше всего дополнят пять тонов журавлиной дудочки. Манен, давай-ка попробуй сыграть эту мелодию, – попросила она мужчину с аккуратно подрезанной бородкой, который, покинув другую группу людей, присоединился к музыкантам.
Тари вновь заиграла уже знакомый по первому исполнению мотив. Эйла была счастлива, что ей разрешили присутствовать на репетиции, она даже не мечтала, что будет вот так спокойно сидеть и наслаждаться этим удивительным концертом. Слушая певучий голос духовой дудочки – своеобразной флейты, сделанной из полой ножной кости журавля, – Эйла вдруг вспомнила внушающий суеверный страх протяжный голос Урсуса, Великого Пещерного Медведя, который слышала на Сходбище клана. «Только Мог-ур умел издавать такой звук. Этот секрет он передавал лишь посвященным, правда, Мог-ур тоже подносил что-то ко рту. Должно быть, у него был подобный инструмент», – подумала Эйла.
Однако самое большое впечатление произвел на нее танец Кули. Сначала Эйла заметила, что на руках у нее были такие же браслеты, как у женщины из племени сангайи, исполнявшей ритуальный танец. Каждый браслет состоял из пяти тонких пластин, вырезанных из бивня мамонта, ширина которых была около полудюйма; пластины имели ромбовидную форму, и на них был выгравирован узор, напоминавший звезду с расходящимися из центра лучами. Когда все пять пластин соединялись вместе, то очертания браслета приобретали излюбленную зигзагообразную форму. Соединительная нить была пропущена через просверленные в пластинах маленькие отверстия, и в итоге танец сопровождался перестуком костяных браслетов.
Кули танцевала, стоя в основном на одном месте, иногда она медленно изгибалась, принимая самые невероятные позы, а иногда исполняла какие-то акробатические фигуры, отчего браслеты на ее руках громко бренчали. Эта сильная и гибкая женщина двигалась настолько плавно и грациозно, что казалось, будто любой сможет с легкостью выполнить такие движения, однако Эйла знала, что ей самой не под силу подобная акробатика. Совершенно очарованная этим представлением, она вдруг обнаружила, что издает какие-то восхищенные восклицания, подобные одобрительным комментариям, которыми мамутои обычно сопровождали любое красивое зрелище.
– Как вам удалось достичь такого мастерства? Это просто потрясающе! Все в целом. И музыка, и движения, и браслеты. Я никогда не видела более замечательного зрелища, – сказала Эйла.
Благодарные улыбки окружающих показали, что ее восхищение порадовало артистов.
Диги почувствовала, что время напряженной работы миновало, поскольку музыканты были вполне довольны последней репетицией. Сейчас можно было наконец отдохнуть и удовлетворить любопытство, поговорив с этой таинственной женщиной, которая появилась неизвестно откуда и стала членом племени мамутои. Пошевелив угли костра, в него подбросили дрова и кухонные камни, а в глубокую деревянную чашу налили воду для чая.
– Наверняка, Эйла, тебе доводилось слышать нечто подобное, – сказала Кули.
– Нет, никогда, – возразила Эйла.
– А помнишь, как мы играли на барабанах твою музыку? – сказала Диги.
– О, разве это музыка? Я лишь показала простые ритмы клана.
– Ритмы клана? – удивилась Тари. – А что собой представляют эти ритмы?
– Я выросла среди людей клана, – начала объяснять Эйла.
– По-моему, их простота обманчива, – прервала ее Диги, – на самом деле они пробуждают очень сильные чувства.
– А вы не можете показать их нам? – спросил молодой мужчина, игравший на черепном барабане.
– Как ты считаешь, Эйла, сможем? – Диги взглянула на Эйлу и добавила, обращаясь к остальным собеседникам: – Мы играли их всего пару раз.
– Наверное, сможем, – сказала Эйла.
– Отлично, – подхватила Диги. – Только нам надо придумать, как добиться приглушенного боя, звуки должны быть не звонкими, а глухими, напоминающими тяжелые удары по плотно утрамбованной земле. Было бы неплохо, если бы Эйла села за твой барабан, Марут.
– Мне кажется, вы можете обернуть этот молоточек куском кожи, тогда звук будет приглушенным, – сказала Тари, предлагая им сыграть на инструменте из бедренной кости.
Музыканты были заинтригованы. Всегда интересно узнать нечто новое, а именно это им и было обещано. Опустившись на циновку, Диги встала на колени перед инструментом Тари, а Эйла села, скрестив ноги, рядом с барабаном и, прислушиваясь к звучанию инструмента, сделала несколько пробных ударов. Затем Диги пробежалась завернутым в кожу молоточком по бедренной кости, чтобы Эйла помогла ей определить, в каком
