большого количества снайперов на небольшом участке фронта, показала себя как страшное оружие. Если бы ещё неделю назад генералу сказали, что пусть даже сотня снайперов может остановить наступление дивизии, у которой в наличии есть танки и бронетранспортёры, а с воздуха её поддерживает бомбардировочная авиация, он бы рассмеялся такому шутнику в лицо. Но время показало, что в жизни иногда бывает так, как ранее никто даже предположить не мог. 
И вот сейчас, услышав в докладе, что комиссаров в городе нет, после удивления генерал уточнил:
 — Что вы имеете в виду?
 — Господин генерал, нам удалось выяснить, что именно комиссары отдавали распоряжения русскому снайперу, — ответил Гельдер и, понимая, что его начальники не совсем понимают о чём идёт речь, начал с самого начала: — Дело в том, что в Новске никакой разведшколы или школы снайперов, как мы ранее предполагали, не было и нет.
 — Что⁈ Как это может быть? Есть множество свидетельств, что именно снайперы стреляли и останавливали наступление полка Рёпке.
 — Так оно и есть, господин генерал. Однако тут нужно учесть, что снайперов всего было пять. Четверо были в начале наступления уничтожены нашими пехотинцами в лесополосе, что находится восточней города. А одному, самому профессиональному и опасному, удалось скрыться. Известно, что этому снайперу всего семнадцать лет. Зовут его Алексей Забабашкин, и именно он уничтожил личный состав и самолёты во время первого наступления, а также почти всю технику в колоннах и много личного состава во время второго, утреннего, наступления полка Рёпке.
 — С чего вы это взяли, если сами только что сказали, что этот снайпер вами не пойман⁈ И почему вы считаете, что всё было именно так? — нахмурился генерал. — Быть может, вы не сумели обнаружить школу и решили всё списать на какого-то Забабашку?
 — Нет, господин генерал. Снайперской школы нет и не было, а потому и найти её не удалось. Ну а тому, что снайпер был всего один, есть доказательство. Точнее, есть свидетель, который непосредственно был рядом и видел работу этого русского снайпера. Более того, он сам ему помогал в остановке нашего первого наступления.
 — И что это за свидетель? Какой-то сбежавший дезертир?
 — Нет. Это наш диверсант, который вместе с отступающими войсками противника участвовал в обороне города, сея панику в тылу врага, — ответил полковник и рассказал историю Зорькина, ведь ему удалось чудом выжить при немецком наступлении: — Мы освободили его из местного НКВД. При приближении наших пехотинцев его хотел расстрелять младший лейтенант НКВД Горшков. Но Зорькин сумел оказать сопротивление и вместе с нашими солдатами нейтрализовать Горшкова. Сейчас этот сотрудник НКВД переправлен в Троекуровск и передан в СД. Что же касается Зорькина, то для проверки его слов был вызван его куратор — офицер, который занимался его подготовкой и заброской. Он опознал Зорькина, и теперь нам необходимо время, чтобы узнать все детали этого дела досконально.
 — Но предварительно он сказал и уверен, что никакой снайперской школы нет? — вновь уточнил генерал и, заметив чрезмерно бодрый и улыбчивый взгляд Гельдера, спросил: — Чему вы так радуетесь⁈ Мы потеряли много войск и отстаём от графика. Может так случиться, что Ленинград будет занят без нас! — и он прикрикнул, ударив кулаком по столу: — А это недопустимо! Мы не можем стоять в стороне, когда вершится история!
 — Прошу прощения, господин генерал, — потупился полковник. — Но радость моя происходит совершенно не из-за того, что мы потеряли наших людей, я, как и все, скорблю об этом, просто дело совсем в другом. При освобождении тюрьмы, кроме нашего диверсанта в ней был обнаружен полковник Рёпке.
 — Что⁈ Наш Рёпке⁈ Живой? — ошеломлённо вскрикнул Миллер.
 — Живой. Только немного помятый, гм… — он чуть запнулся.
 — Ну что же вы замолчали, Гельдер? Что вы мнётесь, как девица на выданье⁈ Что с Рёпке?
 — Мне показалось, господин генерал, у него немного, совсем чуть-чуть, гм, помутился разум.
 — Ничего, отойдёт, — облегчённо вздохнул Миллер, махнув рукой. — У вас бы разве не помутился, если бы вас пытали в застенках НКВД?
 Полковник аккуратно кашлянул и как можно более мягко сказал:
 — Господин генерал, следов пыток не обнаружено. Просто ободранная кожа и всё.
 — Что⁈ Гельдер, вы противоречите сами себе! Говорите, что следов пыток нет и говорите про содранную кожу. Если вы не знаете, то я вам скажу, что именно сдиранием кожи и характеризуются некоторые пытки.
 — Да, но Рёпке утверждает, что эти раны получены не от пыток, а из-за того, что его лошадь Манька, под хвостом которой он долгое время находился, возила его через кустарник и поваленные деревья. Вот он и ободрался.
 — Лошадь? Гм, тогда, действительно, у Рёпке проблемы с рассудком, — согласился с подчинённым командир дивизии и задал давно интересующий его вопрос: — Ну а что он говорит про похитителей? Как они его сумели выкрасть за пять километров от боевых действий? Это была диверсионная группа русских?
 — Нет, господин генерал. Это был всего один человек. Именно он, по словам Рёпке, и уничтожил батарею гаубиц и миномётов.
 — Один человек? Кто он?
 — Мы этого не знаем. Но по словам Рёпке и его, выжившего после получения пули в голову, адъютанта, на позиции артиллеристов на них напал человек без лица.
 * * * 
Северо-западный фронт. Штаб советской армии
 — Ну, говори, — потребовал командарм генерал-лейтенант Семёнов у своего заместителя.
 Генерал-майор Тишин вздохнул и, помотав головой, сказал:
 — Третьего чуда не произошло, Владимир Леонидович. Новск немцы взяли.
 — Третьего? — зацепился за слово командующий армией северо-западного фронта. — Почему третьего?
 — Ну как же, первое — уничтожение экипажей танков и срыв наступления. Второе — полный разгром противника, что шёл с запада. А вот последнюю атаку дивизия Неверовского сдержать не смогла.
 — Ты в этом уверен, Виктор Николаевич?
 — Абсолютно. Информация подтверждена по двум каналам. По линии военной разведки и по линии подполья города Новгорода. Разведчикам удалось скопировать и