Ротный командир, при помощи сержанта и солдата-наставника, «имеет времени для совершенного обучения рекрут целый месяц». «В обучении зкзерциции и прочего наблюдать, — приказывал Суворов, — чтоб поступаемо было без жестокости и торопливости, с подробным растолкованием всех частей особо и показанием одного за другим (выделено мной. — Авт.)». «Когда во всем, что до его должности, рекрут будет исправно обучен, ротный командир, не ожидая приказа, к сроку или прежде срока представит его полковому командиру». В этот момент Суворов, по его энергичному характеру вмешивавшийся и в более раннее обучение, мог должным образом проверить уровень подготовки каждого солдата и преподать ему свои уроки.
Обучение караульной службе велось уже практически. «После (капитан) употребляет его в ротный караул три недели не меньше шести суточных смен; а потом и в полковой караул три недели не меньше трех смен. После чего очередует со старыми (солдатами) в караулы и иногда в ближнюю ротную и полковую отлучку, только при старых (солдатах), от причисления его в роту до полугода. Напоследок и в дальнюю отлучку, только в первой раз не одного, но вместе со старыми рядовыми».
СТРОЙ
«По данному в полк моему учреждению, экзерцирование мое было не “на караул”, “на плечо”, но прежде повороты, потом различное марширование, и потом уже приемы, скорый заряд и конец — удар штыком».
Первым делом капралу, старшему сержанту и ротному следовало позаботиться, чтобы новобранцы «имели на себе смелый и военный вид: головы вниз не опускали, стояли станом прямо и всегда грудь вон, брюхо в себя, колени вытягивали и носки розно, а каблуки сомкнутыми в прямоугольник держали». Суворов желал, чтобы его солдаты «глядели бодро и осанисто, говорили со всякой особой, и с вышним и нижним начальником смело. И когда он (начальник) о чем спросит, чтобы (солдат) громко отзывался, прямо голову держал, глядел в глаза, станом не шевелился, ногами не переступал, коленей не сгибал. И отучать весьма от подлого вида и речей крестьянских»!. (Выделено мной. — Авт.)
Обучив рекрутов правильно стоять «во фронте», можно было начать учить их «поворотам», вначале по одиночке, затем шестерками, шеренгами «и всей командой в три шеренги» (построение в три шеренги — основной боевой порядок пехоты в те времена).
«После приступить к хождению». Эта сложнейшая наука, пренебрежительно именуемая историками «шагистикой», была условием единства любой боевой единицы пехоты. Без нее не только корпус (в Семилетнюю войну Румянцев водил солдат в бой корпусными построениями), но полк, рота и даже взвод не могли держать строй. Сбившись в кучу или рассеявшись, регулярные солдаты теряли свои преимущества, основанные на плотном огне и правильном маневре.
Нельзя было учить рекрутов шагать вместе со старослужащими: новобранцы сбивали бы строй, сердя ветеранов и ощущая себя людьми «второго сорта». Лишь по недостатку рекрут в шестерках и при изучении сложных захождений Суворов разрешал «примешивать старых» солдат в строй новобранцев, где ветераны ощущали бы себя наставниками, не ожидая от рекрутов мгновенных успехов.
Отдавая дань шагистике, Александр Васильевич еще не проявлял себя сторонником особо стремительных маневров. Он действовал в рамках строевого устава: «Полный военный шаг аршин, большой шаг полтора аршина». Это был весьма широкий по тем временам военный шаг. Но учить будущих «чудо-богатырей» призывал «сначала весьма тихим гусиным шагом, наблюдая прямизну стана в голове, груди, брюхе, коленях, носках и каблуках», — тем способом, которому так досталось от историков в критике «пруссаческой» военной доктрины Фридриха Великого.
Лишь когда солдаты научатся правильно и красиво держать строй, маршируя «гусиным шагом», указывал Суворов, следовало «делать шаг скорее; и, наконец, обучать сперва тихо, потом скорому шагу в полтора аршина». Переход от короткого к длинному шагу преподавался рекруту индивидуально. Он должен был довести до автоматизма хождение «гусиным», аршинным и 1,5-аршинным шагом вперед, затем «косым аршинным шагом; в принимании в бок на линии вправо и влево; в принимании в бок вперед, вправо и влево; к отступанию назад».
После этого индивидуального обучения новобранцы начинали маршировать шестерками и учиться сложному взаимодействию в строю, который должен был двигаться в любую сторону и разворачиваться, не теряя равнения. Третьей стадией сложной науки шагистики было выполнение тех же команд большой шеренгой, четвертой — строем в три шеренги. Наконец, хорошо подготовленные солдаты учились «сдваиванию рядов, взводов и шеренг» для крайне важного в бою уплотнения строя.
Если сейчас читатель думает, что дальше Суворов перейдет к своим излюбленным приемам стремительных маршей и «таинствам» штыкового боя, то он будет глубоко разочарован. «После сего обучать» требовалось… сниманию шляпы перед начальством. Этому отведен целый параграф в главе об экзерциции, и полковник возвращается к этому вопросу далее.
В особом параграфе, завершив описание основных пунктов экзерциции, Александр Васильевич подробно разъяснил все варианты отдания чести, которые солдат должен был понимать. Между прочим, солдат при ружье и подсумке «идет своею дорогою бодро», не снимая шляпы ни перед кем!
Ясно, что столь развернутая инструкция приведена в «Полковом учреждении» не напрасно. Здесь дело не в чинопочитании: сам Суворов чрезмерного «выслуживания» не любил. Четкое и правильное выполнение воинских приветствий защищало солдата, как броня, когда он оказывался вне строя, без поддержки товарищей и спасительных команд начальства.
Защитив таким способом молодого солдата, Суворов считал возможным дать новобранцам «ружье в руки и 1-е — научить, как оное держать и с ним во фронте стоять, 2-е — подтвердить с ним повороты, 3-е — все хождения», описанные выше.
«Таким образом новоопределенных рекрут обучив сполна движению ног, — продолжает полковник, — надлежит обучать действию рук (с ружьем), прежде приемов поодиночке, по шестеркам, большой шеренгой и целой командой в три шеренги. Счет между темпами сперва одиннадцать, потом девять, напоследок семь».
Как видим, Суворов не делает ошибки, которую с великим упорством продолжают повторять горе-педагоги не только в армии, но и, например, в обучении танцам. Человек легче запоминает вначале движения ног, и лишь когда они доведены до автоматизма, усваивает соответствующие им движения рук.
Но Александр Васильевич и здесь не остановился на достигнутом. Удовлетворение новобранцев успешным освоением воинских приемов следовало закрепить поощрением их честолюбия: «Когда одиночкой обучится, приказывать каждому по окончанию приемов отдать честь и громко спросить: “господин капитан, сержант, капрал, ефрейтор, — то есть тот, кто обучает, — что прикажете”, дабы заблаговременно к мелд-ефрейторству привыкали».
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
