Марс при этом всегда досадовал, что я не позволила ему застрелить исчадье. А я злилась и возражала: она никогда не сделает мне зла. Ее или обманывают или принуждают искать меня!
О силе ее любви ко мне говорил и сам ее маленький рост, и вид десятилетней девочки. Она же крикнула мне в слезах, когда тетка увозила меня из интерната: «Предательница! я назло тебе больше не вырасту!» И разрыдалась.
Как вспомню, что влупила ей пощечину, так готова умереть от стыда… Впрочем я ничего об этом Марсу не говорила. У человека должны быть свои тайны, тайна — кровь нашей души.
Но надо же! Сколько сил брошено против меня? Отыскать Верочку! Чтобы найти меня наверняка! Сколько хлопот я доставила собственной смерти своим бегством!
Но кто так жаждет моей смерти?
Отчасти, свет на тайну проливает вот это письмо, которое нашли мои враги, вспоров подкладку в сумочке
Фелицаты. Оно написано на французском. Я прочитала его в машине, когда Марс увозил меня подальше от отеля.
Тонкая рисовая бумага. Торопливый размашистый почерк.
Вверху поставлена дата: 22 сентября 1976 года, Рядом указано место написания — Эль-Аранш. Это городок на берегу Атлантического океана в Марокко. Я отыскала его на карте.
"Дорогая крестная!
Я рискнул позвонить тебе в Москву из Рабата и ты уже знаешь, в какой переплет я попал. Возможно, наш разговор писали, но у меня не было выхода. Если так, то они узнали, что я жив. А вдруг обошлось? Ведь я уже четыре года хожу в покойниках. Да и кто знает, что я крещен, а ты — моя дорогая любимая крестная лягушка. Словом, возможно это мое последнее письмо — мне предстоит отчаянно бороться за свою жизнь. И если я не выйду на связь до Нового года, то пиши-пропало. И ставь крест на моей бесшабашной жизни. Прости за все неприятности, которые я однажды тебе причинил. Целую все твои зеленые лапки. Проехали!
Надеюсь, что ты лучше воспитаешь мою дочь, чем ее несчастная мать. Или мои надутые индюки. Для них я тоже давно умер. А если узнают, что я был жив все эти годы, то все равно никогда не простят. Бог им судья. Умоляю, не доверяй им ни полслова: тебя сдадут с потрохами и лягушку упрячут в болото, на самое дно. Прописки точно лишат, имей в виду.
Я положил крупную сумму на твое имя в «Дрезденер-банке», филиал которого есть в Зап. Берлине, куда ты можешь заглянуть слетав по путевке в Вост. Берлин. Реквизиты счета и банковскую карточку тебе передаст А. Ты знаешь, кого я имею в виду. А подпись твою я срисовал с рождественской открытки, какую ты прислала в Сидней. Спокойно расписывайся лапкой и не квакай.
А меня беспокоит. Но, пока мы заодно. Я отстегнул за девочку сумасшедшие деньги… увы, в них я верю больше, чем в нашу давнюю дружбу. Прости, я озлобился. Пойми, меня хотят загнать в угол.
Так вот, этой суммы вполне хватит для Герсы до совершеннолетия. А там, я надеюсь, правда откроется, и она вернет себе настоящее имя и состояние Розмарин. Прости милая, добрая, поцелуйная крестная, что я ставлю под удар твою жизнь. Прости! Но у меня нет другого выбора. И береги девочку, жена прикончит ее при первой возможности. О, ты не знаешь эту тварь!
Боже мой, тетушка, перечитал написанное — я пишу так, словно уже покойник. Извини, нервы ни к черту! Два «эль» меня доконают — Лубянка и Ламберт-норд. Сожрут головастика, не дадут ему стать благородной квакушкой.
Но ближе к делу.. Я позаботился о том, что когда Лиза вырастет и достигнет совершеннолетия, ей все станет известно. Я защитил ее права документами, от которых черту станет жарко. Я никому не позволю обижать мою маленькую принцессу. А она станет красавицей и простит своего непутевого папашку. А пока мой дорогой Лизочек сладко спит в машине. Спи, моя сладкая, спи. Стисни покрепче реснички. Мы на пирсе. Я пишу письмо, сидя на подножке и подложив на колено блокнот. Пардон, за почерк. Катер уже на подходе. Кажется все о'кей. Я вижу на борту А. Он машет шляпой. Сейчас я в последний раз поцелую мою крошку, мою спящую красавицу. Сначала — в щечки, затем в ушки, а потом — в пальчики. Надеюсь, она уйдет от погони.
Твой лягушонок."
Вот такое письмо.
Я читала и обливалась слезами.
Но оно больше задало загадок, чем ответило на вопросы. Понятно, что отец отправляет меня в Россию, под надзор крестной. Он спасает меня от опасности. Понятно, что ему помогает друг, некто А. Но откуда исходит опасность? И что с моей мамой? Почему она позволила такому случиться? Отец прямо пишет, что «жена прикончит ее при первой возможности». Как это понимать? Ведь жена моего отца и есть моя мамочка. Как вышло, что мать подняла руку на крошечную дочь? Или речь о другой женщине? Тетушка уверяла, что родители утонули вдвоем во время шторма на прогулояной яхте. Она лгала! Но зачем? Или все-таки мои подозрения против тетушки имеют основания и она в силу неизвестных мне обстоятельств стала на сторону моих врагов? Проклятые деньги! Моя мать была богата, и если она умерла, то наследницей стала я. Или она жива? А может быть у нее были другие дети? От других мужей? Ведь я решительно ничего не знаю о том, кто такая Розмарин.
Наконец кто такая Гepca? Это я сама? Выходит мое настоящее имя вовсе не Лиза? Но ведь отец ясно пишет о том, что «мой дорогой Лизочек сладко спит в машине…» Или у меня два имени? Лиза и Гepca? Ничего не понимаю!
Перечитывая снова и снова дорогое письмо, я вдруг неясно начинаю что-то припоминать… воспоминание дрожит в солнечном мареве… бесконечный песок… жара… машина с парусиновым тентом, сквозь который видно раскаленный круг солнца… верблюды… я лежу на мягком диванчике с низкой спинкой и не понимаю отчего сидение так трясет… отец наклоняется над моим личиком и…
Видение обрывается. Больше ничего не могу вспомнить.
Я не захотела показывать письмо Марсу, а только пересказала основные моменты. Он еще раз повторил, что заказ на мою смерть поступил от анонима, который вышел на русскую мафию в Праге, что сумма была так велика — он никак не хочет мне ее назвать! — что он сам решил посмотреть за кого платят такие деньги, пришел на площадь, где я выступала с клоунами и сразу засек за мной слежку. Выходит, за мной охотились с двух сторон. Это насторожило Марса, он заподозрил ловушку… но вскоре все это потеряло значение, я увлекла его сердце.
А по поводу письма он уверенно заявлял, что ни одна мать не станет искать смерти собственной дочери, которую родила в муках. Что жена моего отца совсем другой человек. И что именно она стоит за ширмой моей судьбы и караулит мою смерть. Все мачехи ненавидят падчериц! Что все дело в бабках — фактом своего рождения я угрожаю ее финансовым интересам. Может у ней самой есть дочь или сын, которым твое совершеннолетие совсем ни к чему? Почему? Потому что в основании всего дела лежит какая-то темная беззаконная акция. А ты можешь вывести их на чистую воду. Недаром отец угрожает документами — там компромат! Других мнений быть не может. Письмо хранилось в сумочке Фелицаты, значит его содержание прекрасно известно твоим врагам.
О имени Гepca Марс предположил, что у меня двойное имя. Такое принято в аристократических кругах.
Но когда я просила его разузнать что-нибудь о семействе Розмарин, он был обескуражен — среди тысяч богатейших имен Европы такого имени нет.
Круг замкнулся.
И последнее, что подчеркивал Марс: «Тебя сдал приятель отца, тот самый, который взял за тебя деньги и махал шляпой с палубы катера. Предают только свои! И тебя прямым ходом доставили на помойку, в дом для сирот».
И еще. Увидев как-то письмо в моих руках, он заметил, что это не оригинал, а хорошая ксерокопия.
Я просила его поехать со мной в Эль-Аранш, поискать ключи от тайны. Я была уверена, что смогу вспомнить тот великолепный белый особняк с колоннами, где высокие окна и где ветер колышет легкие белые шторы, а на мозаичном полу бродят тени от облаков… но судьба распорядилась по своему.
Мы никогда уже не съездим в Эль-Аранш!
Сделав это отступление, вернусь в те счастливые дни медового месяца. Мы растянули его на полгода. Но в отношениях возникла неясная тень. У Марса не шел из головы мой баснословный выигрыш. Сорвать за один вечер больше одного миллиона долларов! С ума съехать! После случая в казино у Марса вошло в шутливую привычку снова и снова примерять мою удачу к своей судьбе, Я любила его и бездумно включилась в игру, еще не понимая, что опасно бесконечно испытывать свой дар. Правда игра шла по пустякам: Элайза, если я здесь оставлю машину, меня обчистят? Ставь спокойно, не обчистят. Элиза, звонить или не звонить? Не звони, ни в коем случае не звони… Я разумеется не знала, о чем речь, но спустя какое-то время Марс торжественно объявлял: ты была права, я бы позвонил в самое пекло! И спектся б! Но я не позвонил, у меня жена — умница. И дарил какую-нибудь мелочь из жемчуга, пустячок из золота. Я не заметила, как быстро привыкла к роскоши. Все-таки человек — немножечко падаль. Или: Элиза, взгляни вон на ту пару, они любовники? Вон те? В третьем ряду партера? Что ты! Они не любовники, они только лишь разыгрывают всех… Марс мрачнел:
