«Сейчас у меня опять лояльность демократии проверять станут. Будь он американец, то можно было бы вот хоть за этим иранцем спрятаться — он бы тогда не подошел. А этот и за иранцем меня достанет. Надо сматываться». — Андрей Васильевич стал перемещаться по газону к выходу, подходя то к одному знакомому, то к другому и стараясь держаться подальше от Висли-Висли. Маневр не удался — он скоро был зажат в углу опытным англичанином и должным образом допрошен — кто и что в посольстве об этом ГКЧП думает?
Только через полчаса измученный и мокрый Андрей Васильевич смог добраться до своей машины. — «Ну, работают англосаксы на своего друга Горбачева! Прямо как тральщики акваторию пропахивают. И зачем только я на этот прием поперся? С такими разговорчиками и до беды недалеко. Все, на ближайшие дни ложусь на дно, пусть хоть обзвонятся», — решил он и тронулся домой.
* * *
Делая вид, что читает газету, Андрей Васильевич наблюдал за детьми. Дочка Ира, чуть выгнув спинку, сидела на диване и снисходительно поглядывала на маленького братца Леню. Леня, сунув в рот палец, сосредоточенно таращился на экран телевизора. Показывали какой-то фильм про африканские заповедники. На экране мелькали слоны, бегемоты, жирафы и другая живность.
«Ах ты, красавица моя хорошая», — подумал Андрей Васильевич про дочку и строго сказал: — Леня! Сейчас же вынь палец изо рта!
— Ладно, пап! — послушался сын и мечтательно произнес: — Пап! Как же мне в Африку хочется!
— Вот еще! — фыркнула Ира. — В одной заднице Вселенной родился, в другой сидишь, а теперь в третью собрался?
— Ира! — ужаснулся Андрей Васильевич. — Что за слова такие?! И потом — Ленечка не там родился, где ты говоришь, а в Индии.
— Какая разница? — пожала плечами дочь. — Люди в Европу ездят, в Штаты, а мы только и знаем — Индия — Пакистан, Пакистан — Индия…
— Знаешь что! — оборвал ее начавший свирепеть Андрей Васильевич. — У меня работа такая. А ты, когда приедешь в Москву, выходи замуж за какого-нибудь богатого рэкетира, пусть он тебя и везет куда захочешь. Мне же это, извини, не по карману. И вообще — ты чего тут сидишь? Ступай уроки делай. Я тебя знаю — все ленишься, а за два дня до экзамена в колледже опять притащишь мне какой-нибудь учебник по биологии на английском языке и начнешь просить: «Папочка, миленький, помоги быстренько перевести, тут всего-то восемьдесят страниц осталось». С какой стати я на старости лет опять должен изучать устройство разных митохондрий, да еще на английском! Давай иди!
— Оставь ребенка в покое! — донесся раздраженный голос жены, стоявшей у раскаленной плиты в полной солнца кухне. — Она устала! К тому же, по сути дела, она права…
Последовал ожесточенный обмен мнениями, из которого Андрей Васильевич победителем не вышел. Ему припомнили все — маленькую зарплату, крошечную квартиру, убогую обстановку, молодость, загубленную в тропиках, и многое другое. Несвоевременная попытка доказать, что и в тропиках жилось не так-то уж плохо, и особенно его бестактное замечание от том, что все преходяще, в том числе и молодость, довели размолвку до полного накала. Потеряв всякое терпение, Андрей Васильевич выскочил из квартиры, с грохотом захлопнул за собой дверь и отправился в соседний дом к Анвару.
— Заходи, заходи, — приветствовал его Анвар, который, вольготно раскинувшись в кресле, смотрел телевизор.
— И ты тоже этот дурацкий ящик смотришь? — спросил Андрей Васильевич.
— Да, а что еще делать? Читать не читается, семью я уже в Москву отправил, вот и смотрю. Муть, правда, страшная. Попробовал было наше телевидение включить — что-то невозможное! По одной программе японские самураи друг из друга пятками дух вышибают, по другой депутаты опять шумно выясняют, кто из них на баррикадах у Белого дома стоял, а кто нет, и по поводу демократии собачатся, да так, что с души прет. Бараний базар какой-то! Вот я и смотрю пакистанский фильм про нашествие Александра Македонского на Индию.
— Ну и как?
— Очень даже приятно, особенно когда знаешь, что это все было так давно и не у нас. Вон, глянь, — сейчас греки начнут воинство царя Пора в лапшу рубить. Правда, вооружены они почему-то не мечами, а рапирами, ну да ладно. Жаль, что пакистанцы ни одного хотя бы завалящего слоненка не сняли, а ведь у Пора сотни боевых слонов были…
— Счас будет тебе слон, — посулил Андрей Васильевич и щелкнул тумблером телевизора. На экране замерцало чем-то смахивающее на сушеную ставриду депутатское лицо — длинный нос, впалые щеки и беспокойные глаза, смотревшие с таким выражением, какое бывает у услужливого алкаша — и хочется сбегать в гастроном за сырком «Дружба», чтобы ребятам-собутыльникам было чем закусить, и боязно, что без него все выпьют. Депутат тоненько откашлялся, сделал значительную мину и зашевелил губами.
— Стоп! — крикнул Анвар. — Выключи ты его к чертовой матери, этого экс-преподавателя научного коммунизма. Сейчас опять что-нибудь сказанет, вроде «а тех, кто против демократии, тех надо сажать и расстреливать…».
— Да, этот идеолух вполне может, — согласился Андрей Васильевич и быстро выключил телевизор. — Это не он ли на днях что-то там такое про «либеральную дубину» бормотал?
— Он, родненький, — кивнул Анвар. — Его со товарищи наслушаешься, потом всю ночь вертеться в постели будешь и страдать — почему это, например, мы у себя до сих пор такое же благополучное общество не построим, как в Швеции? Думаешь, я шучу? Нет — вчера один коллега этого деятеля точь-в-точь такой вопрос задавал, с этой же трибуны.
— Воровать надо меньше, вот почему, — угрюмо буркнул Андрей Васильевич. — В Швеции к тому же народ, а у нас так — народонаселение… Всем на всех наплевать. Какая там Швеция! Скоро Индии будем завидовать, не то что Швеции. Да, кстати об Индии…
Андрей Васильевич, чтобы облегчить душу, пожаловался Анвару на только что состоявшуюся семейную заваруху.
— Бывает, — сказал Анвар. — Наших женщин тоже понять можно — всю жизнь за нами мотаются. Ты хоть целый день на работе, а ей что? Дом, дети, кухня, забор вокруг жилого городка. Веселого действительно немного. Да, я вот своих отправил, а через месяц и сам в Москву. Посол меня отпустил, так что завтра поеду билет себе заказывать.
— Ну, и какие у тебя в Москве планы?
— Пока не знаю, но в МИД я не вернусь — на мою зарплату в Москве нам просто не прожить. Уйду куда-нибудь, как многие мои мидовские знакомые. «Сникерсами» торговать или еще чем. Ты тоже здесь особенно не задерживайся.
— Посмотрим. Работу бросить жалко будет, привык, да, похоже, не очень-то она сейчас кому-то нужна. Не тот исторический момент. Так что через годик-полтора и я к тебе присоединюсь — будем вместе строить справедливое капиталистическое общество. Не очень, правда, интересно, зато гораздо выгодней. В общем, не пропадем — не мы первые в такой ситуации оказываемся, не мы последние.
— Да, чуть не забыл тебя спросить, — улыбнулся Анвар. — Ты по этому срочному запросу из Москвы — «о реакции в стране пребывания» — отписался?
— Отмычался, можно сказать, — ответил Андрей Васильевич. — Слава Богу, ума хватило не передавать открытым текстом то, что народ здесь о Горбачеве говорил, а не то дали бы нам прикурить из Москвы через пару дней.
— Как же ты вывернулся?
— Э, сочинил чего-то там такое — «с одной стороны… но и, с другой стороны, тоже… хотя и впрочем…» и так далее. Напустил дыму. В общем, получилось как в той сказке — «поди туда, не знаю куда, принеси то, не знаю что». Посол, когда эту мою стряпню прочитал, кажется, пришел в изумление и тихо прошептал: «Ну вы, Андрей Васильевич, талант. И ответили вроде бы по сути дела, и понять ничего нельзя. Далеко пойдете!»
— Талант! — согласился Анвар. — А как же ваши принципы, молодой человек? Помните, у Тургенева, — если, конечно, читали, — старший Кирсанов у Базарова интересовался, как это тот может жить без принципов?
— Так то — Тургенев! — огрызнулся задетый за живое Андрей Васильевич. — У него усадьба, а у меня что? Зарплата! Вякнешь невпопад, вот тебе единственный крантик и перекроют. И потом — совесть моя чиста, я свое дело делаю, работаю, а не за власть грызусь. Я как только эту телевизионную пресс-конференцию с испуганными гэкачэпистами увидел, так у меня будто что-то внутри оборвалось. Пошли они все!.. Вот продам вместе с тобой в Москве партию «Сникерсов» или еще какой дряни, тогда и поговорим о принципах!
— Да хватит тебе, Андрей! Вот завелся! Я и сам не хуже тебя знаю, что нам и за бесчестье платят. Кстати, ты о Сидорове слышал? — спросил Анвар.
— Что именно? — нехотя поинтересовался Андрей Васильевич. — Опять что-нибудь, мудрая голова, умудрил?
— Угу! Ему кто-то сказал, что на том самом японском приеме, где он за ГКЧП речь держал, рядом с ним якобы стоял один западный корреспондент и исподтишка его на видеопленку записывал. Сидоров чуть со страху не помер, когда об этом узнал, — ходил серый и от каждого шороха шарахался. На его счастье, я корреспондентика того хорошо знаю — завернул к нему домой, напоил до потери сознания, вожделенную кассету отобрал, привез домой и устроил Сидорову бесплатный просмотр. Там, как выяснилось, ни единого сидоровского изречения и не было. Ожил человек!
