позиции автора по отношению к своим героям (и его концепции праведничества в целом) трижды составлявшиеся характеристики действующих лиц драмы (1-й, 2-й наброски и опубликованный вариант). Наиболее светлыми чертами наделяются три основных героя: Петр, Аким и Марина. Петр: 1) степенный, домовитый; 2) богатый, строгий, правдивый; 3) богатый, болезнен. Аким: 1) божественный, говорливый, ласковый, добрый (затем Толстой еще раз подчеркивает: «по божественному»); 2) богобоязненный, кроткий; 3) невзрачный, богобоязненный. Про Марину сказано, что она «простая, кроткая и страстная». Как видим, «божественность», «богобоязненность» Акима постоянно акцентируются писателем, выделяя его из системы действующих лиц драмы. Разумеется, это еще не означает его причастности к православной традиции, но определенно указывает на непричастность «тьме», обрисованной в произведении.
Специального внимания заслуживает характеристика Марины, ибо она выявляет важное отличительное свойство толстовского осмысления явлений духовной жизни. По убеждению писателя, вполне возможно сочетание кротости и страстности. Между тем слово «кротость» обозначает именно бесстрастность, когда страсти укрощены. Кстати, такое понимание кротости отражено и в святоотеческих сочинениях, хранящихся в толстовской библиотеке в Ясной Поляне и в немалой степени знакомых писателю. Итак, характеристика, данная Марине, отнюдь не случайна. Последующее художественное творчество Толстого весьма отчетливо демонстрирует его интерес и симпатии к типу смиренного и одновременно буйного и страстного героя.
«Мужицкую» линию праведников Толстого продолжает образ Третьего мужика из комедии «Плоды просвещения» (1886–1890), Митрия Чиликина, во многом сходного с Акимом. Хотя он охарактеризован писателем как «нервный, беспокойный, торопится, робеет и разговором заглушает свою робость», но и к нему вполне применимы слова, относящиеся к Акиму, «по божественному». Интересно отметить, что Митрий Чиликин единственный из всех действующих лиц комедии считает, что помощи в трудном деле приобретения земли мужиками нужно искать свыше: «Царицу Небесную просить надо. Авось смилосердуется» (27: 179). Тем не менее весьма затруднительно однозначно определить тип праведности Третьего мужика из-за эпизодичности самого героя. Скорее всего, в его образе в нераскрытом виде можно наблюдать наложение функций «авторского» и «текстуального» праведника.
Таким образом, во второй половине 1880-х годов в творчестве Толстого происходит расширение и осложнение концепции праведничества. На первый план выдвигается новый тип праведника – «кающийся грешник». Кроме того, ряд авторских праведников приобретают черты, казалось бы, чуждой писателю духовной традиции. Возможно предположить, что усиление звучания православного мотива к концу 1880-х годов обусловлено, помимо указанных выше причин, еще и внутренней неудовлетворенностью Толстого собственным идеалом, его непрекращающимися религиозно-нравственными исканиями, а также исследовательским (во многом в полемических целях) интересом к православию как основному источнику представлений о праведничестве в России. В связи с этим показательна оценка писателем в 1887–1888 гг. ряда глав из книги Гоголя «Выбранные места из переписки с друзьями». Так, к примеру, глава «Светлое воскресение» имеет оценку «5+++» (а в 1909 г. напротив этой главы уже стояла единица). Подтверждением последнего замечания служат и факты литературной биографии Толстого 1890-х годов. Именно в это время им начинает активно разрабатываться, так сказать, «монастырская» тема.
Глава четвертая
Праведники, лжеправедники и подвижники в художественных произведениях Толстого 1890-х годов
1. «Монастырская» тема. Проблема праведничества и лжеправедничества в повести «Отец Сергий»
«Монастырская» тема привлекала Толстого еще в конце 1870-х годов. Достаточно вспомнить набросок о молодом князе Горчакове «Сто лет» (1879). О стремлении писателя по возможности подробнее изучить монашескую жизнь говорит находившееся в яснополянской библиотеке большое количество книг и брошюр с описанием монастырей и скитов, а также монашествующих подвижников благочестия. Приведем названия хотя бы некоторых из них: Жизнь и подвиги схимонаха Феодора. – М., 1839; Краткое сказание о жизни блаженной памяти отца Феофана, Кирилло-Новоезерской Пустыни священно-архимандрита с присовокуплением нравственно-духовных его поучений. – М., 1853; Сказание о жизни и подвигах старца Киево-Печерской Лавры иеромонаха Парфения. – Киев, 1856; Житие иже во святых отца нашего Митрофана, в схимонасех Макария, первого епископа Воронежского. – М., 1863; Рождественский В. А. Историческое описание Серпуховского Владычнего общежительного девичьего монастыря. – М., 1866; Описание Максаковского Спасского монастыря. – Чернигов, 1873; А. Ковалевский. Очерк жизни затворника Святогорской пустыни иеросхимонаха Иоанна. – М., 1874; Жизнь и подвиги отца Серафима, иеромонаха Саровской пустыни. – М., 1875; Жизнеописание оптинского старца иеромонаха Леонида (в схиме Льва). – М., 1876; Евстратий (Головановский). Киево-Златоверхо-Михайловский первоклассный монастырь и его скит Феофания. – Киев, 1878; Н. Р. Учреждение Свято-Троицкой женской общины в Калужской епархии. – Калуга, 1900 и т. д. Многие из указанных книг Толстой просматривал и иногда делал в них пометы (например, в жизнеописаниях епископа Митрофана, архимандрита Феофана, в описании Максаковского монастыря).
Особым поводом обращения к «монастырской» теме явилось поселение сестры писателя Марии Николаевны в Белевский женский монастырь осенью 1889 г. В дневниках Толстого появляются размышления о монастырской жизни, а в феврале 1890 г. он совершает вместе с дочерью Марией и В. А. Куэминской новое путешествие в Опта ну пустынь. Однозначно отрицательное впечатление писателя от поездки отражено в дневниковых записях от 27 и 28 февраля 1890 г. По его мнению, старец Амвросий «жалок своими соблазнами до невозможности», насельники живут «чужим трудом», и сам монастырь представляет «духовное сибаритство». Как и после посещения Оптиной пустыни в 1880 г., у Толстого возникает желание обличить монашество, показать его духовную несостоятельность. Этим желанием во многом обусловлено создание повести «Отец Сергий», хотя творческая история произведения и начиналась с идеи «жития» учительницы музыки. В справедливости сделанного предположения убеждает сама композиция сюжета повести. Сначала дается «житие» церковного «праведника» отца Сергия, затем описывается его духовный кризис и падение с купеческой дочкой, а завершает произведение «житие» праведницы Пашеньки, призванное еще в большей степени разоблачить неправедность «жития» бывшего монаха-отшельника и указать ему истинный путь «воскресения» души. Кроме того, некоторые исследователи выделяют и «житие» кающейся блудницы Маковкиной[62].
Ориентированность повести «Отец Сергий» на житийные творения общеизвестна и бесспорна. В качестве источников различных эпизодов произведения Толстого литературоведы указывают прежде всего житие Иакова Постника, восходящее, в свою очередь, к Скитскому Патерику, а также жития Мартиниана, Сергия Радонежского, Аввакума, Тихона Задонского, Арсения и Пимена Великих (Скитский, Египетский, Алфавитный Патерики), проложное сказание о епархе Феодуле и миме Корнилин и т. д. По справедливому замечанию А. Г. Гродецкой, Толстой апеллировал не к единственному источнику, а к общим моральным схемам патерикографии.
Однако гораздо важнее не выявление как можно большего количества гипотетических и реальных источников повести писателя, а качественная характеристика патериковых, проложных, минейных и толстовских житий, их сравнение, на основании которого только и возможно адекватное представление о концепции праведничества, заложенной в основу «Отца Сергия».
Большинство исследователей этого произведения склонны видеть в нем однозначное воплощение авторской идеи, то есть подчеркивают его
