А турецкая галера, словно дразня противника, уходила все дальше, но при этом оставалась на виду. Казалось, еще одно усилие — и «Лоба» ее догонит.
Ветер уже свистел в парусах, и штормовые волны с угрожающим треском бились о борт корабля, но капитан, одержимый погоней, этого не замечал.
Внезапно вокруг потемнело, горизонт заволокло густым туманом, и в этой непроницаемой мгле турецкий парусник исчез, будто растворился без следа. Кто-то из матросов даже предположил, что тот корабль не настоящий, а призрак, заманивавший встречные суда на погибель.
Но, как бы там ни было, теперь «Лоба» оказалась в опасном отдалении от берега, а шторм все усиливался, и в поисках спасительной гавани корабль мог налететь на подводные скалы.
Опомнившись, Ринальдо наконец осознал всю серьезность положения и стал громко отдавать команды:
— Убрать грот и кливер! Шевелитесь, бездельники! Фабио, лево руля! Бетто, болван, а ты чего ждешь? Убавляй паруса, ну!
Нероне заметил, как скривился Бетто, выполняя команду молодого капитана.
Ветер усиливался, волны становились все выше, и по кораблю теперь можно было передвигаться, лишь хватаясь за мачты и цепляясь за борта. В зловещем тумане уже не было видно берега, и Нероне мысленно выругал себя за то, что не сошел с галеры днем раньше. Он заметил Гоффо, ползком пробиравшегося к укрытию, и, решив разыграть перед моряками трусоватого пассажира, последовал за коком.
— Ну, теперь капитану достанется от Яунисио за такое неосторожное своеволие, — пробормотал Гоффо, когда они с Нероне скрылись в камбузе. — Ведь чуть не погубил корабль!
— Дай Бог, чтобы и в самом деле не погубил, иначе все тут пропадем, — хмуро заметил Нероне.
— Ничего, до берега недалеко, Ринальдо справится, — сказал кок, подбадривая сам себя.
Корабль сильно качнуло, и Нероне с Гоффо попадали на пол, хватаясь за ножки стола.
— Ничего, здесь все-таки лучше, чем на палубе, — прошептал кок, крестясь, и через какое-то время добавил: — Кажется, удалось причалить... только неизвестно куда.
Нероне и Гоффо несколько минут сидели молча, не решаясь выйти, потом в камбуз заглянул кто-то из матросов и крикнул:
— Эй, вы, трусы, выходите, мы у берега!
— И куда нас занесло, в какую бухту? — дрожащим голосом спросил Гоффо.
— До Чембало[15] недотянули, пришлось бросить якорь возле Брозони, — ответил матрос.
Нероне и Гоффо нехотя вышли на палубу. Лил дождь, и в его туманной пелене терялись очертания берега.
— А что это за место такое — Брозони? — поинтересовался генуэзец.
— Так называется крепостенка на прибрежном холме, — пояснил Гоффо. — В этом месте мы, слава Богу, будем в ветровой тени, образуемой мысом, так что переждем шторм. Надеюсь, хозяину Брозони не придет в голову грабить нашу галеру, ведь у нас в команде бывалые бойцы, а не какие-нибудь трусоватые торгаши.
— А что, в крепости Брозони живет береговой пират?
— Да, вроде того. Уже лет десять, как обосновался тут один разбойник с кучкой головорезов. Место здесь небезопасное, часто меняются ветра и прибрежные течения, так что купеческие корабли и рыбацкие барки иной раз могут и на скалы налететь. А владелец крепостцы как увидит сверху, что есть добыча, так и забирает ее себе. Небось, никогда не поможет тем, кто терпит бедствие. Скорей сундук спасет, нежели человека.
— И кто же этот пират? Наверное, татарин?
— Нет! То-то и возмутительно, что он знатного генуэзского рода!
— Да неужели? — заинтересовался Нероне. — Я хорошо знаю многих генуэзских дворян. Не помнишь, из какой он фамилии?
— Кажется, Грилло, если мне не изменяет память.
— Грилло! — довольно воскликнул Нероне. — Так это же наверняка Джованни Грилло!
Нероне хорошо помнил историю знатной генуэзской семьи, в которой много лет назад разразился скандал с одним из младших отпрысков, оказавшимся паршивой овцой среди уважаемых и почтенных родичей. Джованни смолоду пристрастился к разгульной и развратной жизни, пьянству, карточной игре и, в конце концов, проворовавшись, пошел на убийство, а после, спасаясь от тюрьмы и виселицы, сбежал из Генуи в неизвестном направлении. Теперь Нероне был уверен, что в таврийской крепости, пользующейся дурной славой, живет именно Джованни из рода Грилло. По опыту Нероне знал, что в таких людях, как Джованни, жестокость и дурные наклонности часто сочетаются с сентиментальностью при воспоминаниях о детстве и родных. Нероне тут же припомнил все, что ему было известно о семействе Грилло, и решил пожаловать в гости к береговому пирату, пробудить в нем чувствительные воспоминания и, вызвав его доверие, пожить у него некоторое время, а потом сухопутной дорогой отправиться на восток, переезжая из города в город, чтобы к весне добраться до нужного места. Путешествовать морем в компании отчаянного капитана Ринальдо генуэзец больше не хотел. Немного подумав, он решил завербовать себе в попутчики Бетто, посулив ему денег за службу и подогревая язвительными замечаниями его нелюбовь к Ринальдо.
Итак, наметив план действий, Нероне объявил Карло и Ринальдо, что болен, а потому вынужден сойти на берег.
Поскольку все его денежные расчеты велись через Яунисио, никто не стал удерживать Нероне на корабле. Когда шторм утих и «Лоба» продолжила свое плавание, обнаружилось, что вместе с пассажиром исчез и один из матросов — а именно Бетто, который находился у капитана не на лучшем счету. Отсутствие на корабле и того и другого отнюдь не огорчило Ринальдо. Он с самого начала ощущал инстинктивную неприязнь к «мессеру Элизео», как представил генуэзца Яунисио. И теперь, избавившись и от неприятного пассажира, и от угрюмого, нерадивого матроса, капитан почувствовал только облегчение.
После шторма установилась почти спокойная погода, и корабль при попутном ветре продвигался на северо-запад, направляясь к гавани Монкастро, где должны были высадиться валашские купцы Мирча и Стефан.
Ринальдо, остановившись у борта, задумчиво смотрел в бескрайнюю морскую даль, и перед его мысленным взором вновь и вновь проплывали картины прошлого...
Он не мог представить себя вдали от моря, никогда бы не отказался от судьбы моряка — а между тем именно на море начались несчастья его жизни.
Ринальдо был сыном знатной флорентийки Клары ди Ландо и генуэзского купца-судовладельца Джино Сантони. Мессер Джино уступал родовитостью своей невесте, но донна Клара оценила его храбрость, честность, а главное — искреннюю любовь. Да и ее родители, которые были немолоды и слабы здоровьем, не возражали против брака дочери с человеком умным и состоятельным, способным ее защитить. И они не ошиблись: после их смерти Джино стал для Клары надежной и верной опорой. Несколько лет семья Сантони жила благополучно, а потом случилась беда.
