широкое святилище великой церкви.
Мраморные стены и колонны были отделаны позолотой и обсидиановой мозаикой. Внутри были часовни, вместе с гирляндами кристаллизованного ислумбина. Огромная скульптура орла из черного железа, тридцати метров от одного кончика крыла до другого, свисала из-под купола. Длинные ряды стульев, расположенные полукругом, сделанные из темного, полированного дерева, стояли напротив высокого алтаря, в больших подсвечниках, сделанных из сверкающей чешуи челона, трепетало желтое пламя. Сам по себе алтарь был большой каменной чашей, наполненной святой водой из купальни. Вода была спокойной и гладкой, как коричневое зеркало.
Цвейл встал на колени лицом к алтарю и помолился. Затем Килош помог ему подняться на ноги и повел во внутреннюю часовню. Служанки эшоли, облаченные в фиолетовые стихари и белые головные уборы, ожидали снаружи позолоченной двери иконостаса. Килош открыл старую дверь, и оба сделали несколько осторожных шагов в тесную крипту.
Было темно, за исключением люминесцентных ламп и слабого луча внешнего света, смешивающегося с мерцанием от городского щита, который просачивался сквозь узкую щель в стене наверху, над скромным алтарем часовни. Перед ним на коленях стояла женщина, молясь, свет из окна омывал ее.
Она услышала их и поднялась, поворачиваясь. На ней были длинные, голубые одежды и белый палантин, ее блестящие черные волосы были собраны в хвост. Килош поклонился, в то время как Цвейл уставился на нее, не в состоянии что-либо сделать. Он чувствовал, как колотится его сердце, как будто оно сейчас разорвется, как будто он проделал весь этот путь только для того, чтобы его древнее тело подвело его сейчас.
— Аятани Цвейл,— сказала Святая, ее голос был как шелк. Ислумбин.
Он мог чувствовать сильный запах ислумбина в воздухе.
Он ахнул и упал на колени. Он не мог найти слов.
— Шшш, верный отец,— сказала она, и протянула руку. Он взял ее своими.
Он что-то почувствовал кожей, как будто прошел электрический разряд. Как будто вонзились иглы. Он резко разжал хватку и посмотрел на нее, сконфуженный.
— Сания... — сказал он.
Ее улыбка не поблекла. — Ты знаешь носителя, в котором я, Аятани Цвейл. Ты узнал его, но...
— Нет! — сказал он, тяжело поднимаясь на ноги. Он тяжело моргал, как будто пытаясь не заплакать. — Ох, Боже-Император, он был прав. Ты – Сания...
Она отошла от него. Килош поднялся, ворча от натуги. — Черт тебя, Цвейл! — прошипел он. — Ты сказал, что не будешь этого делать! Ты обманул меня!
— Нет, нет... — сказал Цвейл, все еще глядя на нее. — От всего сердца, Килош, я имел в виду то, что говорил там. Но сейчас я вижу истину. Это не та истина, которую я хотел увидеть, но, тем не менее, это все-таки истина. Килош яростно потянул Цвейла за рукав, чтобы оттащить его. Имхава аятани оттолкнул его.
— Святая здесь. Я чувствую ее в каждом камне и каждом дыхании ветра. Но это не она!
Танк выстрелил снова, зарывая снаряд в фасад пылающей фабрики позади них. Камень и стекло полетели в воздух. Дети и пилигримы кричали.
— Трубчатый заряд! — крикнул Бонин.
— Ты никогда не подберешься достаточно близко! — крикнул в ответ Майло, защищая руками голову от летающих обломков. Он добрался до Бонина, вытащил из своего мешка трубчатые заряды и дал Бонину. — Не подберешься, пока не отвлечем эту штуку! На счет три!
Еще один снаряд провыл у них над головами. Танк уже был всего лишь в двадцати метрах от них. Затрещал его тяжелый стаббер, разгребая баррикаду из булыжника.
Два Призрака начали бежать в разные стороны, пригнув головы. Бонин несся по левой стороне улицы, близко к стене, пытаясь на бегу связать вместе трубчатые заряды. Майло добрался до правой стороны улицы, затем на четвереньках дополз до дверного проема и вкатился внутрь. Сквозь дым, он мог видеть Алфанта и других взрослых пилигримов, пытающихся вжать детей в то небольшое укрытие, которое еще оставалось.
— Готов? — протрещал голос Бонина в микро-бусине.
— Давай! — сказал Майло. Он выскользнул из укрытия и стал поливать автоматическим огнем из лазгана. Выстрелы загудели и засверкали на помятом металлическом корпусе военной машины. Она накренилась вперед от остановки, и затем стаббер стал разворачиваться в его сторону.
Он едва успел вовремя упасть на землю. Тяжелое оружие разнесло на куски стену и дверь над его свернувшимся калачиком телом. Этого было недостаточно. Он не отвлек танк на достаточное время, чтобы Бонин смог подобраться достаточно близко.
Майло начал отползать, в то время как еще больше стабберных пуль застучали над ним. Если бы он только смог...
Он услышал крик Алфанта и поднял взгляд.
Девушка бежала от укрытия. Прямо в центр раненой войной улицы, прямо к танку.
— Фес, нет! — крикнул Майло, и рванул за ней.
Она была прямо перед танком, подняв обе руки, как офицер арбитрес, управляющий трафиком. Танк остановился, как будто в недоумении. Главная башня повернулась, снижая огромную пушку, чтобы уставиться на нее, как будто это глаз циклопа.
Бонин вышел из дыма сбоку танка и метнул трубчатые заряды. Они отскочили от задней части башни, и остановились под кормовым обтекателем башни.
Майло прыгнул и свалил девушку на землю, увлекая ее в сторону как раз в тот момент, когда главное орудие танка выстрелило.
И сдетонировали трубчатые заряды.
В этот момент, на скользкой дороге, ведущей вниз, между фабричными постройками, в сектор Айронхолл, Капитан Даур упал так тяжело и внезапно, что солдаты вокруг него решили, что в него попали.
— Капитан! — закричал Бреннан, подбегая к нему. Несколько мерцающих лаз-зарядов со стороны рейдеров пролетели со склона, как светлячки. Рядовой Солиа звала медика.
— Все в порядке,— сказал Даур. Его зубы стучали, как будто от холода. — Я имею ввиду, я не ранен.
— Тогда почему вы упали, капитан? — спросила Солиа, на ее, покрытом пылью, лице было сильное беспокойство.
— У меня просто было... самое ужасное чувство,— сказал Даур, и затем засмеялся над
