адресованным примасу Мачею Любеньскому и написанным после первых побед казацких войск под Желтыми Водами и Корсунем[22]. В этом письме брацлавский воевода акцентировал внимание на том, что «наши подданные сами желают властвовать над нами» и намерены создать новое княжество (Juz servi nunc dominatu nobis. Novus formatur od niego ducatus)[23], а затем сообщал о провозглашении Хмельницким Киева своей столицей и его обращении к жителям этого города с призывом готовиться к его приезду[24]. Необходимость мобилизации всех сил для спасения родины, само существование которой находилось под угрозой, автор письма объяснял заботой о том, чтобы ее не постигла участь Римской империи[25]. Стоит подчеркнуть, что в польской политической публицистике раннего Нового времени нередко встречаются апелляции к традициям Римской империи. Не подлежит сомнению, что одной из принципиальных целей акций, осуществлявшихся казацким гетманом, Кисель считал стремление к созданию удельного княжества, возникновение которого могло бы привести к упадку Речи Посполитой.
Высказанное владельцем Киселина мнение, судя по всему, разделяли великий коронный канцлер Ежи Оссолиньский и великий литовский канцлер Альбрехт Станислав Радзивилл. Об этом свидетельствует позиция, которую заняли оба на конвокационном сейме 1648 г. Уже на первом заседании комиссии, созданной сеймом для разработки инструкций, предназначенных комиссарам, отправляющимся на переговоры с Хмельницким, Радзивилл обратил внимание ее членов на необходимость сохранения целостности Речи Посполитой, приводя в качестве предостережения примеры голландцев и неаполитанцев[26]. Вторил ему Оссолиньский, который в своем выступлении подчеркивал, что, если бы казаки добивались отторжения от Речи Посполитой каких-либо провинций, следовало бы расправиться с ними, применив силу[27]. Необходимо добавить, что канцлер предостерегал шляхту в связи с возможностью утраты Украины также и на коронационном сейме Яна Казимира, советуя заключить с казаками соглашение[28].
Никаких сомнений относительно истинных намерений Хмельницого не имел и маршалек конвокации, великопольский генеральный староста Богуслав Лещиньский. Высказывая свои соболезнования братьям покойного короля на заседании конвокационного сейма, он подчеркивал, что казацкий предводитель «по своему усмотрению хотел основать Русскую монархию»[29]. В то же время коронный подканцлер Анджей Лещиньский в своем письме поморскому подкоморию Михалу Тжчиньскому сообщал о том, что Хмельниций «уже именуется князем киевским и русским и, продвигаясь далее, под Владимиром желает основать sedem belli»[30]. Политические устремления казаков наиболее адекватно воспринимал русский воевода Ярема Вишневецкий[31]. Его представления об этом вопросе мы можем рассмотреть, анализируя сочинение «Ответ на „Сентенцию об умиротворении запорожского войска” 1649 г.»[32], являвшееся самым обстоятельным изложением взглядов воеводы на казацкий вопрос. Этот документ был реакцией на предложения, сформулированные Адамом Киселем в сочинении «Сентенция об умиротворении запорожского войска польского шляхтича»[33]. И хотя не удалось до сих пор установить автора «Ответа», содержание работы указывает именно на Вишневецкого, как на главного вдохновителя создания данного сочинения.
Большую часть «Ответа» занимает полемика с проектом обособления от Речи Посполитой территории, контроль над которой, по предложению брацлавского воеводы, должны были бы осуществлять исключительно казаки. Автор считает идею предоставления казакам территориальной автономии ошибочной и вредной, поскольку ее реализация могла бы привести к созданию самостоятельного казацкого государства, представляющего угрозу для существования Речи Посполитой[34].
Приведенный фрагмент, несомненно, доказывает, что князь Ярема не сомневался в стремлении Хмельницкого к созданию собственного в полной мере независимого государства и, что важнее всего, полностью отделенного от Речи Посполитой.
Существует множество похожих оценок, свидетельствующих о понимании шляхтой целей Хмельницого. Дополнить их могут формулировки из имеющихся в нашем распоряжении источников, посвященных казацкому восстанию. Эти формулировки указывают на распространение не только в среде политической элиты Речи Посполитой, но и прежде всего в широких слоях шляхты осознания освободительных устремлений запорожского казачества. Такие выражения, как «угроза целостности Речи Посполитой», «сохранение целостности Речи Посполитой», «за целостность Речи Посполитой», «спасение целостности Речи Посполитой» и т. п., показывают опасения большой части шляхты в связи с возможным уменьшением территории Речи Посполитой. Эти опасения строились на убеждении в том, что Хмельницкий намеревается отделить Украину и создать самостоятельное государственное образование, называемое казацким или русским княжеством. Стоит также обратить внимание, что такого рода формулировок мы не увидим в документах времен более ранних казацких восстаний[35], они появляются в период конфликтов Речи Посполитой с соседними государствами, чреватых уменьшением ее территории (вторая Северная война)[36].
Гелена — вторая жена Богдана Хмельницкого
Ощущение того, что целостность Речи Посполитой находится под угрозой, было характерно для настроений шляхты с самого начала казацкого восстания. Уже в начале мая 1648 г. полковник Кшиштоф Корицкий в письме сандомирскому воеводе, князю Владиславова Доминику Заславскому-Острожскому, указывал на опасность разрушения территориального единства государства, вызванную реальной возможностью поражения коронной армии, сражавшейся под Желтыми Водами[37]. Также канцлер Оссолиньский, после получения сообщения о разгроме гетмана Потоцкого в битве под Корсунем, писал Адаму Киселю о необходимости поиска способа сохранения целостности Речи Посполитой[38].
Представляет интерес фрагмент письма, адресованного примасу Лубеньскому[39] и подписанного бежавшими из Львова русским воеводой Яремой Вишневецким, коронным подчашием Николаем Остророгом, львовским старостой Александром Сенявским, подольским воеводой Станиславом Потоцким и ломжинским старостой Иеронимом Радзеёвским. Предприняв попытку объяснить причины бегства из львовской крепости, в самом начале письма авторы признавались, что не сделали всего, что было необходимо «для сохранения целостности родины и отдаления, насколько это было возможно, большей опасности»[40]. Обращает на себя внимание также заключительный отрывок анонимного «Дневника ошибок региментариев под Пилавцами», в котором автор утверждает, что на львовском совете, в котором приняли участие также и подписанты упомянутого выше письма, интеррексу давались советы как по применению различных способов для сдерживания похода казацко-татарской армии, так и по «сохранению целостности Р[ечи] П[осполи]той»[41].
Своей убежденности в том, что борьба с казаками является, помимо прочего, борьбой за целостность Речи Посполитой, не скрывал также польный гетман литовский Януш Радзивилл. Более того, он демонстрировал это в обширной корреспонденции, адресованной как шляхте, так и представителям тогдашних государственных элит.
Красноречиво содержание его письма, адресованного жителям Виленского воеводства, от 9 октября 1649 г., в котором подчеркивалась жертвенность армии «во имя целостности милой отчизны»[42].
Интересующий нас мотив целостности появляется, наконец, во многих постановлениях и инструкциях коронных и литовских сеймиков. Мы ограничимся представлением нескольких из них, лучше всего иллюстрирующих рассматриваемую проблему. К ним, несомненно, относится инструкция вишеньского сеймика, датируемая 15 декабря 1651 г., в которой русская шляхта недвусмысленно высказала свои опасения в связи с возможностью разрушения единства Речи Посполитой[43].
Похожие формулировки находим в инструкциях середского сеймика, предназначенных для сейма 1650 г., предписывавших делегатам поблагодарить короля за усилия, предпринятые им ради «целостности Р[ечи]
