светились - Себастиан же точно знал, что мать никогда не смотрела на него так. Впрочем, отец тоже. И вот спустя три года жизни вдали от дома - по сути, жизни в одиночестве - Себастиан понял, что он попросту не нужен своей семье. Только стоит ли рассказывать это Дженне?
Он произнес первое, что пришло в голову:
- Моя мать изменяла отцу.
Дженна застыла. Глаза ее, казалось, сделались огромными и черными, но в них не было холода или презрения. Наоборот, они светились теплом и сочувствием, согревая Себастиана.
- Мне жаль, - просто ответила она.
Себастиан только пожал плечами.
- Ты здесь ни при чем, тебе не за что извиняться.
- Это и стало причиной разрыва твоих родителей? - спросила Дженна, словно не слыша его.
Себастиан отвел глаза, попытался усмехнуться, но ничего не вышло.
- Нет.
- Что случилось?
- Поначалу отец делал вид, что не замечает. Когда это стало невозможно, они разошлись, и оба прожили недолго.
- А ты?
- Поначалу они использовали меня для манипулирования друг другом. Потом отослали в интернат, и я почти не приезжал домой. Когда мне было тринадцать, умерла мама. Потом я находился в интернате круглый год до тех пор, пока мне не исполнилось восемнадцать. Тогда умер отец. Учеба в университете и ранняя юность… были весьма бурными.
- Ты был очень одинок, - произнесла Дженна. Голос ее был исполнен сочувствия - казалось, она готова крепко обнять его и не отпускать. Это пугало и успокаивало одновременно.
Улыбнувшись краешком губ, Себастиан ответил:
- По сравнению с твоим детством, наверное, да. Но… жители столицы привыкли к подобной жизни. Это не самое страшное.
- Что может быть хуже?
Дженна была так искренна в своем порыве узнать правду, что было невозможно не отвечать ей.
- Не понимая, что отец уже все знает, я попытался рассказать ему правду. Боялся, что он мне не поверит, поэтому я собрал доказательства: фотографии, сообщения, которыми мама обменивалась с любовниками. Я собрал все и показал отцу.
- Себастиан, это ужасно.
Сухо усмехнувшись, Себастиан кивнул:
- Да, мать очень четко это мне дала понять.
Дженна нахмурилась, брови ее сошлись на переносице.
- Я вовсе не имела в виду, что ты совершил что-то плохое, я хочу сказать, это ужасно, что тебе пришлось так поступить. Что твой отец был вынужден сказать матери о том, кто сообщил ему правду.
Себастиан кивнул:
- Да, он сказал ей все, включая то, что я плакал, когда рассказывал. Он просто пытался пристыдить ее, но она обозвала меня плаксой и ябедой и спросила, как я мог так поступить с матерью. А потом ушла.
- Сколько лет было тебе?
- Семь.
- И твой отец позволил ей все это сказать? - с ужасом спросила Дженна.
- А почему нет? Он никогда не мог постоять за себя, не говоря уже обо мне. Все во имя спасения любви… и семьи. Моя мать была единственным человеком, кого отец по-настоящему любил. После того как она ушла, он сказал мне, что я виноват в том, что шпионил за ней, что вынудил ее уйти, и теперь нам нужно сделать все, чтобы ее вернуть.
Дженна была растеряна, и такая боль была написана на ее лице, что Себастиан поспешил добавить:
- Это было давно, теперь все хорошо. И пожалуй, нам пора ложиться спать.
Он быстро свернул свой рассказ еще и потому, что понял, насколько откровенным он был и куда бы мог зайти, не оборвав себя на полуслове. Дженна, поднявшись с кресла, еще раз пытливо посмотрела ему в лицо, а потом, приложив ладони к его щекам, легонько поцеловала и взяла за руку.
- Не скажу, что все хорошо, но спасибо, что поделился.
Конечно, подумал Себастиан, у нее возникнут еще вопросы. И верно - Дженна задумчиво произнесла:
- Почему же они не расстались? Почему остались вместе, когда было очевидно, что о любви не идет и речи? Это же явно было вредно для тебя.
Несмотря на то, что рана была старой, Себастиан поморщился от ее слов и покачал головой.
- Отец любил маму, был готов умереть за нее, несмотря на постоянные измены, о которых он знал, - возразил он ровным голосом, словно и не рассказывал о семейных неурядицах, которые в свое время принесли ему столько горя.
- Что? - непонимающе спросила Дженна.
- Моя мать была очаровательна и очень красива. Половина мужчин в столице любили ее в тот или иной период.
И только отец не переставал любить никогда.
- Это не любовь, Себастиан, это, скорее, одержимость. Желание. Привычка. Но не любовь.
Его удивило то, что, даже выслушав его историю, она продолжала говорить такие, казалось бы, наивные вещи, что лишь подтверждало ее склонность верить в лучшее в людях. Себастиан ценил это в ней, но не собирался лгать и прикрывать свою боль красивыми словами.
- Как ни назови, это ослабило его, лишило целостности, чести и всего, что было в нем хорошего. Он превратился в тень, он готов был пожертвовать собственным сыном. Мои дети будут расти по-другому.
- Себастиан, то, что связывало твоих родителей, было скорее похоже на болезнь, нежели на здоровые отношения, и мне жаль, что пострадал и ты. Но это не было любовью. И это не то же самое, что связывает нас с тобой.
Удивительно, подумал Себастиан, как Дженна смогла сохранить в себе оптимизм, поднимаясь по служебной лестнице, и не где-нибудь, а в королевской гвардии.
- Ты уверена в этом, Дженна? - спросил он. - Я вот нет. До встречи с тобой моя репутация, может, и не была кристально чистой, но я никогда не переступал границ. А сейчас? Я потерял счет безумным поступкам, что совершил. А ты до встречи со мной жила в совершенно другом мире своих мечтаний.
Дженна презрительно хмыкнула.
- Вряд ли это можно назвать жизнью. Скорее, даже в этом мире я была призраком, тенью. Для меня этого было недостаточно.
Себастиан горько сказал:
- Все, все знали - кроме него, как я думал. Было невыносимо слышать, как все говорят о моих родителях: что отец дурак, а мать проститутка. В какое-то время это стало излюбленной темой всех светских бесед.
- О, Себастиан, - мягко произнесла Дженна, и голос ее был успокаивающе певучим, нежным.
- Я выжил, - сказал Себастиан, словно отмахиваясь от сочувствия. - И преуспел. Снеся старый особняк, я
