Стоило нам только очутиться на землях Академии, как появившийся из ниоткуда слуга предложил отвести нашего коня в конюшни, и я невольно вспомнила, что долгие годы училась так же незаметно и покорно ждать момента, когда следовало расторопно услужить чародею, к которому меня приставили.
С нескрываемым облегчением я проводила взглядом удаляющегося Гонория, и подумала, что сюда стоило прийти хотя бы для того, чтобы вернуть Лиге этот прожорливый и бесполезный подарок.
Половину наших пожитков взвалила на себя я, вторую половину – Мелихаро, и мы двинулись вперед, навьюченные точно погорельцы.
К тому времени уже порядком стемнело. Следовало поторопиться, иначе нам пришлось бы ночевать где-то в безлюдном уголке, окончательно попрощавшись с мыслью об ужине. Где-то в глубине парка жгли осенние листья. От запаха горьковатого дыма голод стократно усиливался, а на душе становилось вовсе тяжко, ведь нет на свете человека более склонного к меланхолии по вечерам, чем уставший путник, позавтракавший лишь постным супом, а обед и вовсе пропустивший по воле бессердечной судьбы.
Все здесь было знакомо мне, точно не прошло и недели с той поры, как я в последний раз видела башни Академии. Я уверенно направилась к главному входу – пять лет назад канцелярия, в ведении которой находились бумаги всех адептов, аспирантов и преподавателей, занимала лучшие комнаты самой старой части Академии, окна которой выходили на розарий и фонтаны. Вряд ли что-то могло с той поры серьезно перемениться. Этажом выше обитал сам ректор, тишайший господин Миллгерд, а вот крыло, из окон которого можно было помимо розария и фонтана любоваться еще и на партерные клумбы, безраздельно принадлежало Стелле ван Хагевен, мажордому Академии, от которой мне следовало держаться как можно дальше.
Из этого расположения любому догадливому человеку становилось ясно, что канцелярия являлась здесь второй по значимости силой, и к магам, ведающим учебными делами, следовало относиться с почтением, пусть даже обязанности некоторых из них сводились к хранению печатей или перекладыванию именных документов в алфавитном порядке. Впрочем, мне полагалось испытывать искреннюю благодарность к канцелярским чародеям – ведь только благодаря тому, что они выполняли свою работу спустя рукава, мне удалось в свое время так долго морочить голову Академии, выдавая себя за адептку.
Появиться у дверей канцелярии в столь поздний час, конечно же, было крайне непочтительным поступком и сложно было вообразить себе более неудачное начало для переговоров.
– Дьявольщина, кто не запер дверь? – громко вопросил один из канцелярских чародеев, завидев нас.
– Господа, не стесняющиеся появиться на пороге в такое время, того и гляди влезут в окно, если их не пустить в двери! – язвительно отозвался второй.
– Сударь, неужто вы считаете, что в Академии не отличают день от ночи? – укоризненно обратился третий к магистру Леопольду. – Должно быть, вы прибыли из очень дальних одичалых краев, если не знаете, в которую пору просвещенные люди трудятся, а в которую – отдыхают после праведных своих трудов.
"Люди, быть может, и трудятся, – ответила я мысленно на этот выпад, – а вот маги и днем, и ночью бездельничают". Мою невысказанную мысль подтверждал страшный беспорядок, царивший в комнате. Стопки свитков и папок громоздились повсюду, точно сталагмиты и сталактиты в глубоких пещерах, и не обрушивались на головы канцелярских чародеев лишь благодаря магии, которой те скрепляли чудовищные нагромождения бумаг, давно уж отбросив мысль о том, чтобы упорядочить их. Между горами бумаг оставались лишь узкие проходы, позволяющие подобраться к полкам, трещавшим под тяжестью подшитых документов и производившим обманчивое впечатление некоторой упорядоченности. Однако слой пыли, покрывавший их, выдавал истинное положение дел – то, что попадало на полки, уже никогда их не покидало, потому как искать там что-либо было бессмысленно.
Это внушало надежду. Вряд ли у кого-то достало бы сноровки быстро найти средь этого хаоса списки аспирантов нынешнего года. Если бы магистру Леопольду удалось убедительно представиться, то у служителей канцелярии не возникло бы даже тени мысли о необходимости проверки его слов... Тут я в очередной раз незаметно толкнула магистра в бок, напоминая ему, зачем мы сюда пожаловали, и тот, откашлявшись, сипящим голосом начал было говорить.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
– И впрямь, иноземцы! – тут же перебил его один из чиновных чародеев. – Должно быть, из тех краев, где язык похож на свист. Почтенный, мы ничем не сможем вам помочь. Возвращайтесь с толмачом, да только не среди ночи, как это у вас заведено! Здесь вам не варварские земли!
Пришла очередь Мелихаро получить тычок под ребро, ведь слуге не стоило подавать голос в присутствии магов, которые не давали на то своего разрешения. Секретари же стояли куда выше слуг и могли позволить себе самовольно вступить в беседу с чародеями, разумеется, предварив свою речь извинениями. Демон порядком подрастерял былые умения, приобретенные на службе у Сальватора, но смог вполне сносно представить магистра Леопольда и себя самого.
Не каждый провинциальный чародей прибывал в Академию в сопровождении секретаря, и оставалось лишь сожалеть, что в комнаты канцелярии нельзя было захватить Гонория, ведь после речи Мелихаро выражение лиц чиновных магов несколько смягчилось.
– Однако, вы не слишком торопились прибыть в Академию, – попенял нам один из них. – Сегодня последний день приема документов. Довольно легкомысленное отношение, знаете ли, и если вы не откажетесь от него, то вряд ли сумеете успешно завершить свое обучение.
"Последний день!" – ахнула я про себя. Мои опасения оправдались – пока мы блуждали по Темным дорогам, в наших родных краях минуло три недели, не меньше!
– И кто же ваш научный руководитель? – спросил тот чародей, которому магистр Леопольд подал свое приглашение.
– Аршамбо Верданский, – прохрипел магистр.
– Аршамбо! – с удивлением воскликнули чародеи едва ли не хором, а затем один из них добавил удивленно:
– Что за странное дело!
Мои нервы, и без того порядком напряженные, стали походить на струны лютни, которую терзает кабацкий пропойца. Конечно, я не исключала, что наше появление вызовет подозрения, но на деле затея оказалась куда рискованнее, чем это выглядело в ту пору, когда я составляла свой план.
– Странное дело, – повторил маг, и, поразмыслив, произнес то, что мне совсем не понравилось. – Впрочем, вам повезло. Магистр Аршамбо нынче задержался допоздна в Академии, читая специальную лекцию, и, должно быть, его получится разыскать.
Слуга появился, стоило чародею зазвонить в колокольчик, и ему было велено немедленно пригласить магистра Аршамбо в канцелярию для прояснения обстоятельств одного важного дела.
"Пока что все идет, как задумано, – успокаивала я себя. – То, что наша первая встреча с Аршамбо Верданским состоится при свидетелях, еще не значит, что ее итог будет иметь для нас плохие последствия". Но ввести в заблуждение у меня получилось разве что канцелярских чародеев, да и то лишь потому, что им бы в голову не пришло разглядывать слугу. Лица магистра и демона, буравящих меня попеременно обвиняющими взглядами, выражали лишь одну мысль: "Не пытайтесь даже притворяться, что все идет, как надо!".
С каждой минутой ожидания тревога наша усиливалась, и я заметила, что магистр Леопольд тихонько откашливается, незаметно пробуя голосовые связки. Должно быть, чародей решил, что раз уж два раза кряду его крики и вопли помогли нам выпутаться из беды, то и сейчас надеяться стоит лишь на них. Одним богам было известно, что же он собирался кричать на этот раз, и, судя по тоскливо-недоброму выражению лица чародея, сейчас он тщетно силился придумать подходящую тему.
Когда магистр Аршамбо, еще не подозревающий, сколько надежд и страхов связано с его именем, появился в канцелярии, наши лица были одно зеленее другого от уныния и страха.
– Мессир Ги, вы звали меня? – вопросил он, с недоумением рассматривая нашу троицу, внешний вид которой мог считаться достаточно респектабельным в захудалой гостинице на выселках, но уж никак не в стенах Магической Академии.
