«Белые дома выглядят неестественно среди зелени, как обрывки белой бумаги на траве», — говорил Райт своим ученикам. И его слова бесконечно здесь повторялись. Тут же поистине все органично сливалось с окружающей пустыней, и для тех, кто обожает пустыню и натуральные краски земли, почвы, это, должно быть, было совершенством. Я же соглашалась больше из вежливости. Белые домики стиля «Кейп Код» были очень дороги мне, так же как и традиции латинского Средиземноморья, отразившиеся в белых домах с черепичными крышами в Калифорнии. Мне не нравились эти низко сидящие здания с толстыми стенами, без яркого света внутри. «Как античные могилы», — подумалось мне. Было что-то угнетающее во всем, что я видела, включая огромного китайского железного дракона, который по вечерам выплевывал изо рта пламя горящего газа.
Мой гид был очень вежливым и знающим, там где дело касалось архитектуры. В особенности хороши были посадки вокруг зданий, выглядевшие здесь совершенно натурально. Невозможно было не восхищаться! Трудно было также не поддаться очарованию старомодной вежливости этого человека — мне всегда нравилось это качество в людях. По дороге в Скоттсдэйл, сидя рядом с ним в роскошном «кадиллаке» (принадлежавшем, как и все вокруг, Фонду Райта, чего я еще не знала), мягко катившемся по асфальтовому прямому, как стрела, шоссе через каменистую плоскую долину, я вдруг почувствовала надежность и покой рядом с этим человеком. Он был молчалив и спокоен, едва прикасаясь к рулю рукою. Я наблюдала его исподтишка и не находила ничего, что не понравилось бы мне. Хорошие манеры, хороший вкус. Это была долгая поездка без слов, около двадцати минут или получаса, но она значила многое.
В Скоттсдэйле он показывал мне лавки с ювелирными изделиями из серебра, работы индейцев Западного берега, многообразие бус, браслетов, колец с бирюзой и кораллами. Я хотела только маленькое колечко как память об этой поездке, и он выбрал мне хорошее кольцо с бирюзой. Когда я надевала его на палец, что-то пронзило меня, странный вопрос: «А не выйду ли я замуж за этого человека?», и я испугалась этой мысли. Ничто не было мне столь дорого и важно в то время, как моя только что обретенная независимость и свобода. Больше всего пугало отсутствие внутреннего сопротивления, твердого и решительного «нет!» Это была опасность. Я начала с нетерпением ждать отъезда.
Но настал вечер субботы, снова был официальный прием, богатые гости приехали из Скоттсдэйла. Была камерная музыка и танцы, исполненные архитекторами и их женами. Снова блеск «райских птиц», драгоценностей, яркость цветов и одежд. Театральность? — да, конечно. Но ведь здесь жили художники, свободные в выборе форм, красок и стилей. Иованна настояла, чтобы я надела ее голубое шифоновое платье-тунику, свободного классического покроя, с драгоценной брошью на плече.
Я никогда еще в своей жизни не носила ничего подобного, мне нравилась эта необычность, я развлекалась. Это был какой-то праздничный маскарад, но веселый. Вэс появился с громадных размеров кольцом на пальце, дизайн кольца он сам сделал для местного ювелира. На его высокой спокойной фигуре все эти смокинги и украшения выглядели как-то лучше и элегантнее, чем на остальных.
Блеск и парадность обедов и «парти» не соотносились с крошечными комнатами, почти монашескими кельями, в которых жили эти архитекторы. Крайне низкие потолки повсюду удручали, комнаты были темными. Вэс — главный архитектор фирмы в те дни — жил в небольшой квартирке-студии, состоявшей из одной комнаты и большой, длинной открытой террасы, куда светило прекрасное закатное солнце. Не было ни кухоньки, ни ванны, только душевая кабина и встроенные шкафы для одежды. Книжные полки, тоже встроенные, были заполнены отличными книгами по искусству.
Декоративные балки слишком низкого потолка не позволяли Вэсу выпрямить спину, и после долгих лет жизни в таких помещениях он сделался сутулым. Райт был очень маленького роста и не думал об удобствах для других: ему нравились низкие потолки, и он строил их повсюду, включая дома своих клиентов.
Вэс всегда работал как инженер-строитель у Райта, и только после смерти Мастера сделался сам архитектором-проектировщиком. Как старейшего и любимого ученика, его выбрали на должность главного архитектора фирмы Архитекторы Талиесин Инкорпорейтед. Но вскоре я поняла, что он не имеет здесь никакого авторитета. Никто ничего не значил здесь, кроме порфироносной вдовы, которая одна и принимала все решения, даже когда это касалось чисто архитектурных деталей.
Во всяком случае, я считала, что уже видела достаточно и что мне пора уезжать. Я боялась увлечься этим высоким молчаливым человеком. Твердо заявив моей хозяйке, что, хотя быть ее гостьей — для меня сплошное удовольствие, — теперь я должна продолжить ранее запланированную поездку.
«Почему вы так торопитесь? — спросила она, пронзая меня взглядом своих быстрых, молодых глаз. — Останьтесь хотя бы на Пасху! Мы празднуем с традиционным куличом и пасхой. Вы сможете вместе со всеми раскрашивать пасхальные яйца, мы всегда раздаем их гостям. Будут пикники в пустыне. Это самое прекрасное время года!»
Я все еще сопротивлялась, но она была очень сильной, и ее напор был продуманным: она хотела, чтобы я осталась.
«А как вам понравился Вэс?» — спросила она неожиданно, и, захваченная врасплох, я сказала, что да, конечно, он мне очень понравился, — не глядя ей в глаза. Но ее взгляд теперь стремился проникнуть в самую мою душу, ища там правду. У моего отца была привычка так задавать неожиданные вопросы, и это пугало. Люди пятились задом из комнаты, под этим его взглядом в упор, парализованные. Так же они вели себя здесь. Все — но только не Вэс, ее бывший зять, которому она покровительствовала. Между ними была связь, созданная общей Утратой, печаль о молодой женщине, погибшей столь трагично, и он относился к ней почти как к матери, а она к нему — как к сыну.
Я чувствовала, что не в состоянии сопротивляться ей, а, кроме того, сказать по-правде, что-то внутри меня хотело, чтобы я осталась. «Ну, разве что на Пасху!» — наконец сказала я, зная, что потерпела полное поражение и что, по-видимому, потеряла контроль над положением вещей.
Мы раскрашивали огромные гусиные пасхальные яйца, сидя все вместе с архитекторами и их женами. Здесь это было возведено на уровень искусства: изобретательность и воображение создавали шедевры, которые потом дарили патронам и знатным гостям. Среди гостей никогда не было видно «бедных художников», только богачи. Но когда же все эти архитекторы работают за своими чертежными досками? — изумлялась я. Бесконечные празднования, обеды и ленчи, пикники в пустыне, казалось, занимали все время. Вэс возил или водил меня везде в свои рабочие часы. Что все это значило?
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
