– Кореец, – медленно и отчетливо, как будто обращаясь к ребенку, сказал Чиун. – Я – кореец.
17
Сенатор Ладлоу Бэкьюлэм осторожно отцепил пластырь от своей правой ягодицы. Стоя на мраморных ступеньках, ведущих к огромной, напоминающей по стилю храм индейцев майя ванне, он следил за ходом операции с помощью высокого, от пола до потолка зеркала. Удалив наклейку, сенатор небрежно бросил ее на пол, зачарованный видом собственной задницы.
Задница у него была действительно монументальной. Даже в молодости она не имела таких четких очертаний. Проходя вверх и вниз по ступенькам ванны, сенатор мог видеть, как под туго натянутой кожей шевелятся различные группы мышц.
Да, он и в самом деле настоящий мужчина.
Даже если бы Коч-Рош потребовал за пластырь десять миллионов в год, Лад с удовольствием бы их заплатил. Чудесный препарат воскресил его из мертвых. Хотя его ум все еще был острее бритвы, сенатор находился в плену у собственного дряхлеющего тела.
Это была трагедия стареющего кобеля.
У Бэкьюлэма по-прежнему сохранялись сексуальные желания, однако его физические возможности не позволяли ему удовлетворить ни себя, ни кого-либо еще. Когда его бессильная рука прикасалась к обнаженному телу молодой женщины, то ощущение было такое, как будто эта рука завернута в несколько слоев ткани. Время притупило даже чувство осязания.
То, что его сохраняющийся интерес к женщинам стал предметом шуток, причем довольно распространенных, очень огорчало сенатора. Тем не менее он продолжал преследовать женщин, которые годились ему в прапраправнучки. Поскольку старческая походка и громоздкие кислородные приборы не давали Бэкьюлэму возможности быстро передвигаться, его сотрудницам в конгрессе – весь персонал его офиса состоял из женщин моложе тридцати лет – обычно удавалось от него ускользнуть. То ли дело лифты! После того, как Ладлоу Бэкьюлэму перевалило за восемьдесят пять, он проводил много счастливых часов в переполненных подъемниках, пребывая в постоянной готовности ухватиться за выпуклость или прижаться к впадине.
Теперь все это было в прошлом.
Теперь у него было новое тело, способное удовлетворить его потребности.
После двадцатипятилетнего отсутствия Лад-жеребец снова в строю.
Отодрав оболочку от нового пластыря, сенатор прилепил его к другой ягодице и принялся вертеться перед зеркалом, принимая различные позы а-ля «мистер Вселенная» и любуясь своим отражением. При этом Бэкьюлэма не смущало, что у него лицо девяностолетнего старика, лысого и с тремя зубами. Благодаря поступавшим в течение тридцати с лишним лет взносам в бюджет Комитета политических действий и нелегальным подношениям от корпораций он был теперь чрезвычайно богат. Хорошенькие молодые женщины часто склонны не замечать немного беззубое и покрытое пятнами лицо, если его обладатель владеет также совершенно ликвидными активами на несколько сот миллионов.
Особенно те, к которым и питал пристрастие сенатор: ядреные бабенки с нулевым коэффициентом умственного развития.
Теперь, когда Лад стал таким красавчиком, он предвкушал не столько новую серию свадеб, сколько свои будущие случайные связи. О, их будет очень много! Дело не только в том, что он стал проворнее – также и жертва, учитывая его более привлекательную внешность, не так будет стремиться от него ускользнуть. В долгосрочной перспективе сенатор даже рассчитывал окупить препарат, поскольку стоимость брачных контрактов должна была значительно упасть.
Лад прошел по мраморному полу к раковине, где он недавно положил то, что осталось от его последней легкой закуски. Пошарив в полупрозрачном бумажном пакетике, он вытащил на свет крошечный кусочек пережаренного мяса и несколько крупинок соли, и тут же все это съел. Затем Бэкьюлэм поднес кулек к свету и принялся рассматривать. Бумажная поверхность лоснилась от жира и была скользкой на ощупь. Прекрасный жир, но, к сожалению, съесть его нельзя.
Впрочем, это не совсем так.
Сенатор засунул пакетик в рот и принялся высасывать из него маслянистую благодать. Закончив эту процедуру, он убедился, что ничего не упустил, и проглотил шарик.
В тот момент, когда Бэкьюлэм облизывал свои губы, он услышал доносящееся из соседней комнаты тихое пение.
И услышал запах Женщины.
В последние десять часов его обоняние стало исключительно острым. Даже самый слабый запах существа противоположного пола звучал для сенатора словно сигнал боевой трубы. Судя по запаху, женщине было что-то около двадцати двух лет, так что она находилась в его зоне обстрела. Кроме того, как полагал сенатор, она латиноамериканка.
Он высунул из дверей ванной свою лысую, испещренную старческими пятнами голову.
Все точно.
Живущая в доме служанка Коч-Роша стояла, склонившись над королевских размеров кроватью, и взбивала подушки.
– Ола[19], Лупе! – войдя в спальню, сказал Лад.
Девушка обернулась. Приветливая улыбка на ее лице исчезла, когда она увидела, что произнесший приветствие мужчина совершенно голый, да к тому же член его находится в возбуждении.
Лупе нельзя было назвать хрупким цветком. При своем маленьком росте она весила добрых шестьдесят четыре килограмма. Ее рабочая одежда совсем не походила на те короткие, украшенные оборочками французские изделия, которые продаются в секс-шопах. Нет, на Лупе сейчас были простые, достаточно свободные хлопчатобумажные брюки и короткая куртка наподобие тех, что носят медсестры и косметологи. У Лупе не было как таковой талии, а соответственно не было и выпуклых бедер. Волосы на голове были связаны сзади в пучок.
Но все это ни в малейшей степени не интересовало сенатора Бэкьюлэма, у которого петушок уже торчал почти вертикально вверх.
– Венга аки[20], Лупе! – сказал сенатор, раскрывая ей свои могучие объятия.
Лупе издала испуганный вопль и в розовых кроссовках прямо по кровати побежала к выходу в коридор, где, как считала девушка, она будет в безопасности.
Опередив ее, Лад загородил дверь своим массивным телом.
– Иди ко мне, моя маленькая фрихоле[21] негра, – проворковал сенатор.
Лупе не собиралась делать ничего подобного. Рванувшись обратно через кровать, она заскочила в ванную, захлопнула дверь, заперла ее на засов и принялась во весь голос звать на помощь.
Сенатор одним ударом сорвал тяжелую дверь с петель и вошел в ванную. Служанки нигде не было видно. Сначала он подумал, что девушка могла выскочить в окно, но затем за матовым стеклом кабины для душа увидел ее тень. Она стояла, дрожа от страха, слишком испуганная, чтобы выговорить хоть слово.
Когда Лад рывком распахнул дверь кабины, Лупе с рыданиями сползла по стене на пол, закрыв голову руками. Черные волосы разметались по ее плечам.
– Не плачь, Лупе, – утешая ее, сказал Лад. – Я не такой, как ваши латиноамериканские любовники – трам-бам-бам-мерси-мадам. Я приверженец старой романтической школы. Я считаю, что нужна прелюдия, прелюдия, прелюдия...
С этими словами он за волосы вытащил ее из кабинки, вонзил ей в плечо свои три уцелевших зуба и принялся, встряхивая головой, мотать девушку по комнате – как терьер мотает старый штопаный носок.
* * *
– Стоять! – произнес голос за спиной Римо и Чиуна в тот момент, когда они по низким и широким ступенькам поднимались к боковому входу в здание. За этой командой сразу же последовало «Руки вверх!».
Повернувшись, Римо увидел очень возбужденного молодого человека с очень коротким автоматом. Красная точка лазерного прицела мини-"узи" плясала на груди Римо.
– Пожалуйста, не наводите на меня эту штуку, – подняв вверх руки, сказал Римо. – Из-за этого я нервничаю.
– Заткнись! – Молодой фед перевел свой автомат на Чиуна. – Ты тоже. Подними руки!
Красная точка заплясала на тощей шее мастера и прошлась по его улыбающимся губам.
– Чего ты ухмы...
Прежде чем федеральный агент успел закончить фразу, все уже было кончено.
Он потерял сознание не от удара, а от простого движения руки. Мастер Синанджу даже не прикоснулся к голове агента, он лишь взмахом руки создал вакуум, заполняя который, голова молодого человека резко дернулась в сторону, что и вызвало у него сотрясение мозга.
Разоружив агента, Римо и Чиун вошли в здание и сразу услышали женский крик.
– Кажется, старина Лад опять взялся за свое, – сказал Римо.
А затем раздался тяжелый топот бегущих ног.
Это подбегали оставшиеся в строю охранники. Перед Римо и Чиуном теперь стояли четверо вооруженных автоматами федералов и трое личных телохранителей Коч-Роша. Последние держали в руках поблескивавшие синевой пистолеты «зиг-зауэр» калибра ноль-сорок.
– Стойте здесь! – крикнул начальник федералов. – Стойте там, где стоите, или мы откроем огонь.
Римо поднял руки над головой.
– Мы никуда не идем, – сказал он. – А вот вы разве не собираетесь проверить, что там за крики? Или вы совсем не понимаете испанский, чтобы разобрать слова «Пожалуйста, не убивайте!»?
