– Не знаю… Их, наверное интересуют обстоятельства моего ранения…
– А что в них такого необычного? Сейчас идет война, ранения получают многие. Что же тут особенного именно в вашем случае?
– Не скажите, фройляйн… Я получил свои раны в тылу.
– А-а-а… На вас напали эти русские бандиты? Совсем потеряли всякую совесть!
– Нет. Это были не бандиты.
– Несчастный случай?
– Я бы так не сказал. Мы с товарищем сопровождали нашего офицера… Не совсем нашего, он вышел из лесу…С ним был пленный русский. Да. Он сказал старшему поста, что он сам из СС, какое-то специальное подразделение. Из штаба подтвердили и нас с Гельмутом назначили сопровождать их обоих до штаба. Эсэсовец отдал нам все оружие, и мы сели в грузовик.
– В кабину?
– Мы же не поместились бы там все… В кузов. Русский сел у борта, эсэсовец сзади, а мы с Гельмутом сидели у правого борта. Все оружие мы сложили на пол.
– А что, его было так много? Вы извините, но я как-то не понимаю – сколько его могло там быть?
– Немало. У эсэсовца был с собой пулемет и винтовка. И еще ремень, на котором висело два пистолета.
– А у русского? Было что-нибудь?
– Откуда? Он же был пленным! Он нес мешки с какими-то вещами. Я даже сказал об этом фельдфебелю.
– Даже так? И что он вам ответил?
– Я сказал ему – непорядок, русский не должен ничего нести. Фельдфебель только хмыкнул и сказал – хочешь сам сказать СС, как они должны вести себя с пленными?
Вы же знаете, как они на нас смотрят…
– Да…
– Мы ехали по дороге, и нас остановил еще один эсэсовец, гауптштурмфюрер Горн. Я его раньше видел, он командир какой-то части на аэродроме. Странно, СС – и вдруг на аэродроме! У них что, есть свои самолеты?
– Кто их знает? Может быть, и есть.
– Да… Он сказал, чтобы мы шли вытаскивать его машину – она застряла в ручье. Гельмут возражал ему, но он даже вытащил оружие.
– Неужели?
– Да. Он вытащил пистолет! И угрожал нам.
– Невероятно!
– Вот и вы тоже удивились! А потом он стал говорить с русским.
– По-русски?
– Нет… На нормальном немецком языке. И с эсэсовцем стал говорить.
– Вы не слышали – о чем?
– Не слышал. Мы уже были у машины. Потом он стал стрелять.
– В кого?! В вас?
– Нет. Я услышал выстрел и обернулся. Тот, первый эсэсовец, бросился на гауптштурмфюрера. И тогда Горн стал в него стрелять. Потом они оба упали на землю. Мы бросились вдвоем к машине, и вот тут по нам ударил пулемет из грузовика…
– Кто же это стрелял?
– Я не видел. Наверное, это русский стрелял, только зачем? Он уже сдался в плен, с ним хорошо обращались. Мы даже накормили его обедом…
– Неужели эсэсовец первым бросился на гауптштурмфюрера? Вы ничего не путаете?
– Нет… Это я хорошо видел…
– Разрешите войти, герр советник?
– Да-да, герр ассистент, я как раз собирался послать за вами! Заходите, присаживайтесь. Мы вот тут, с фройляйн как раз и спорим о ваших исследованиях. Она уверяет меня, что за такими изысканиями будущее. А я вот как-то сомневаюсь…
– Отчего же, герр советник?
– Ну… как вам объяснить… я все же сторонник старых, проверенных годами, методов. Знаете, герр ассистент, раньше все было как-то проще. Вот я, вот мой противник. Вот наши силы. Все понятно – кто и как может поступить в данной ситуации. А в этих ваших выкрутасах с мозгом сам черт сломает себе ноги. Так, кажется, говорят русские?
– Да, герр советник, у них есть похожее выражение.
– Ну вот, видите! И вы тоже со мной согласны!
– Извините, герр советник, но в данном случае, я как раз на стороне фройляйн. Она грамотный и умелый специалист. И у меня есть все основания поддержать ее точку зрения. Хотя, в данном случае, я все же являюсь заинтересованным лицом…
– Только ли в этой ситуации вы не сомневаетесь в профессионализме фройляйн Магды?
– В любой, герр советник. Она достаточно известный специалист-аналитик. Вряд ли ее умозаключения могут быть поставлены под сомнение. Полагаю, что это не только моя точка зрения.
– Даже так? Ну… может быть… может быть. Однако, герр ассистент, я вас искал не по этому поводу. Что вы можете рассказать мне по поводу вашего… э-э-э… подопечного? Вы же обещали доставить его сюда, вместе с русским подполковником, где они?
– Видите ли, герр советник… тут у нас возникли некоторые накладки. На пост они вышли, как я вас уже и информировал. Их направили к нам. В сопровождении конвоя, разумеется. Вилкат сдал им свое оружие, как это и было ему предписано мною. А вот в пути… Мы до сих пор не знаем, что же там произошло? Словом, машина и все, кто на ней ехал, были расстреляны.
– Кем?
– Мы пока этого не знаем.
– Погибли все?
– Да. Уцелел только один солдат из состава конвоя. Но он тяжело ранен и находится в бессознательном состоянии.
– До сих пор?
– Да.
– А этот русский? Он тоже убит?
– Его тело не обнаружено на месте происшествия. Но, зато там есть следы отъезжавшей автомашины. Его могли увезти и на ней!
– Труп увезли? Зачем? Какую ценность он представляет? Вы внимательно изучили все обстоятельства данного происшествия? Ничего не пропустили мимо? Сколько было нападавших?
– Не знаю, герр советник. Я же не криминалист…
– Да? Ну, считайте, что вам повезло. Криминалист тут есть. И достаточно компетентный. Это я. Надеюсь, что мою квалификацию никто не подвергает сомнению?
– Ну что вы, герр советник! Как можно!
– По-разному можно, герр ассистент. По-разному… Так вот, любезнейший, я на месте происшествия был. И внимательно его осмотрел.
– Я ничего об этом не знал! Мне никто об этом не докладывал!
– А должны были?
– Э-э-э…
– Ладно. Об этом после. Так вот, герр ассистент, не было никаких нападавших. Машину никто не расстреливал.
– Но… Простите, герр советник, но в бортах были обнаружены пулевые пробоины…
– Все убитые солдаты конвоя и водители машин были застрелены из пулемета. Сами они были вооружены винтовками и пистолетами, но никто из них не успел сделать ни одного выстрела – настолько все произошло быстро. Из пулемета стреляли с одной точки – из кузова грузовика. Там полно стреляных гильз. Стрелял, по-видимому, ваш русский. А вот пулевые пробоины в кузове действительно есть. Я даже пулю нашел. От патрона к автомату МП-40. Кстати, судя по нарезам, она из него и выпущена.
– Ну, так это могли быть и нападавшие!
– Ну да, ну да… И стояли они все это время на одном месте.
– Почему?
– Вот и я вас спрашиваю – почему? Судя по стреляным гильзам, именно так все и было. Стрелявший стоял на одном месте. Правда он не мог видеть с него большую часть поляны. А, соответственно, и солдат на ней… Как-то глупо он себя повел, вам не кажется?
– Но мы же не знаем, в кого он стрелял!
– И при этом, ни в кого не попал… А в кого… Надо полагать, в вашего подопечного, в русского и в Горна. Кстати, а вы не выяснили, как он оказался на месте происшествия?
– Э-э-э… Он мог проезжать мимо…
– Вот вам и отъехавший автомобиль! А кто на нем уехал?
– Нападавшие.
– Разве? А я почему-то думаю, что это был ваш русский подполковник. Как погиб Горн?
– От разрыва гранаты.
– Нет. Он уже был мертв к этому времени. От разрыва гранаты погибло двое солдат, осматривавших трупы. У гауптштурмфюрера был сломан позвоночник. Как вы полагаете, кто мог это сделать? Кто там на месте был настолько силен?
– …
– Не знаете?
– Нет.
– Тогда я вам подскажу. Это был ваш подопечный – Вилкат!
– Но этого не может быть! Он никогда не напал бы на своего!
– Тем не менее – он это сделал. И Горн стрелял в него в упор из своего пистолета.
– Невозможно!
– Однако, уцелевший солдат охраны утверждает именно это.
– Но он без сознания! Ничего не говорит!
– Ну да… Он безнадежен, тут вы правы. Видимо, именно из человеколюбия, медсестра и колет ему постоянно успокоительное. Чтобы он мирно умер во сне. И ничего при этом не рассказал…
– Ерунда какая-то…
– Да? А вот наша милая фройляйн как раз и нашла в корзине под столом осколки ампул. Именно от этих лекарств. И сумела побеседовать с солдатом, прежде чем он уснул. На этот раз – окончательно. Вы ведь не знали об этом ничего, так?
– Не знал…
– И оспаривать показания фройляйн Магды вы ведь тоже не будете? Обвинять ее в некомпетентности?
– Нет…
– Думаю я, что врач не откажется сообщить мне, кто же был настолько человеколюбив, что попросил его лечить раненого именно таким образом?
– …
– В свете вновь открывшихся обстоятельств, я буду рекомендовать рейхсфюреру пересмотреть его отношение к вашей программе. Во всяком случае – провести всестороннюю проверку всей вашей деятельности. Всей деятельности, вы меня понимаете?
