— Мистер Питерсон, она отказывается есть. Хочет уморить себя голодом, тварь! — оправдывался прислужник торгаша.
— Заливай ей в рот! Но, через два дня она должна быть розовощёкой красоткой, ясно?!
Услышав это, я из последних сил засмеялась. Два дня не вернут мне то, что я потеряла за несколько месяцев. Мой смех заставил мистера Питерсона подойти ближе. Не церемонясь, пнув меня ногой, он сказал:
— Смеёшься, значит, живая ещё. Раз так, то мне надо знать, ты девственница?
После всего, что произошло со мной в доме сестры, я всё ещё могла возмущаться таким интимным и неподобающим вопросам.
— Как вы смеете спрашивать у меня о таком?! — цепляясь за стенку, я попыталась встать, чтобы посмотреть в глаза этому мерзавцу.
Мистер Питерсон жутко усмехнулся, отчего его губы обнажили неров-72 ные и жёлтые зубы. Я ближе прижалась к стене. Его вид не только пугал, но и вызывал физическое отвращение. Не знаю, отчего меня снова замутило. То ли от его ухмылки, то ли от голода. Я закрыла ладонью свой рот и задышала тяжело.
— Или ты мне сама скажешь, или я приглашу доктора, — нагло говорил он.
— Мистер Питерсон, зачем доктора? Я сам могу проверить, — загоготал
Джим.
Я почувствовала, как начинаю терять сознание от картин, рисовавших-ся в моей голове.
— Заткнись, похотливый жеребец! После тебя она точно девственницей не останется, — прикрикнул работорговец.
Джим, глядя на меня, облизывался, а глаза уже горели, как два факела.
Именно в это мгновение мне пришла мысль: моя девственность сдержива-ет это животное. Порченый товар покупать не будут, и цена очень сильно упадёт. Пока я для них невинная девица, я неприкасаемая.
— Девственница, — прошептала я, пряча глаза, чтобы мистер Питерсон не мог поймать меня на лжи.
Как-то отец сказал, что я не умею лгать, как моя сестра. Поэтому я боялась разоблачения. Только мистер Питерсон не отличался особой внима-тельностью и не заметил, как краснели мои бледные щёки, а глаза бегали из стороны в сторону. Его поспешность и невнимательность спасла меня от унизительной процедуры.
— Хорошо, — веселее сказал он, — через два дня будут закрытые торги. Желающих купить белую рабыню хоть отбавляй. Я заработаю на тебе огромные деньги.
Он снова засмеялся. Подошёл ещё ближе и хрипло прошептал мне на ухо:
— А, знаешь, Лили, твой брат изъявил желание поучаствовать в торгах.
Я даже больше скажу, — его зловонное дыхание, стало душить меня, не давая вздохнуть, — Он требовал вернуть тебя ему, как сестру. Кричал, что у меня нет прав продавать тебя.
Холодок пробежал по моей спине от этой правды. Нет, пусть лучше продадут, чем мой брат снова прикоснётся ко мне.
— Он сказал, что добьётся справедливости у губернатора, — мистер
Питерсон напирал на меня, чуть не прижимая к стене. — Жаль Эдмунда, оставил после себя такое глупое ничтожество, как Кристофер. Твой брат, выкрикивая мне угрозы, не знал, что губернатора сморила лихорадка, и он ничем не поможет.
Вот теперь я, всё же превозмогая рвотный позыв, вздохнула с облегчением. Есть надежда, что Кристоферу я не достанусь. Торги закрытые, и на них будут самые богатые плантаторы. Мой брат за несколько месяцев успел спустить большую часть своего наследства.
Подумать только, отец всю жизнь создавал целую империю хлопка
73 и табака, а сын проиграл в карты почти всё.
Бывший знакомый Эдмунда Дарлингтона вышел из камеры, как только сообщил мне эту новость. Его работник тоже последовал за ним и, прежде чем закрыть дверь, бросил:
— Завидую я тому богатею, что купит тебя.
Я брезгливо отвернулась.
Осталось два дня. Время в камере до этой новости тянулось, а теперь стало лететь, как чайка над водою. Скоро я предстану перед толпой мужчин. Они будут вожделенными глазами раздевать меня. Торговаться, пока один из них не назовёт последнюю цену. Цену на моё тело и мою жизнь.
Кто станет моим хозяином?
Я начала молиться, чтобы он не был так противен мне, как брат, Гарри, мистер Питерсон. А пока молитвы летели к небесам обетованным, мне оставалось только ждать и мучиться от неизвестности, надеясь на любой исход торгов, кроме тех, что вернут меня в мою семью.
ГЛАВА 15. Торги
Торги были во дворе невольничьего рынка. На открытые приходили все желающие и беспрепятственно могли попасть во внутренний дворик.
А вот закрытые только для особых гостей, кто мог много заплатить. Ворота закрывались за последним посетителем, и становился человек, зорко сле-дящий, чтобы никто из посторонних не проник на таинство элитных торгов.Передо мною продали четыре юные чернокожие девушки. Три мулатки от тринадцати до шестнадцати лет и маленькую девочку десяти лет. Она, не переставая, плакала, а когда её вывели на подиум для торгов и вовсе зарыдала. Мне было жаль её. Совсем дитя. Её забрали из родного дома на чёрном континенте, и привезли в мир цивилизованной жестокости. Как цинично звучит слово «цивилизация» из уст таких вот жадных до денег торгашей, как мистер Питерсон.
Настала моя очередь взойти на эшафот. Да эшафот, на котором убива-ют свободу и человеческое достоинство.
Джим вывел меня и поставил в самый центр. Ещё мистер Питерсон не сказал ни слова, а в толпе прокатились одобрительные возгласы.
— Она стоит того, чтобы раскошелиться!
— Дочь Дарлингтона лакомый кусочек!
— Я танцевал с ней на приёме у полковника!
И среди таких же криков я расслышала голос моего брата.
— Заткнитесь, она моя сестра! — кричал Кристофер.
74
Рядом стоящие с ним мужчины засмеялись.
— Тогда почему она там, а не дома? — выкрикнул один из них.
Я закрыла глаза от стыда. Мой брат играл роль спасителя, и его род-ственные чувства не позволяли оставить меня в таком опасном положении. Дочь его отца не будет рабой. По смеху и шуткам, отпускаемым в толпе, я поняла, что в благородство Кристофера мало кто верил.
И вот мистер Питерсон объявил меня:
— Джентльмены, на кону сегодня мулатка с белой кожей и редкой красотой! Девственница! — последнее слово ещё больше оживило покупателей. — Первоначальная цена пятьдесят фунтов! Кто даст больше?
— Семьдесят! — выкрикнул пожилой мужчина.
— Восемьдесят! — тут же перебил Кристофер, ухмыляясь и смотря на меня.
— Господа, у неё воспитание леди. Она умеет танцевать, играет на пианино, читает и пишет, — перечислял мои достоинства торгаш.
В толпе мужчин кто-то презрительно фыркнул:
— Я её не за грамотность пришёл купить! Мне она нужна для другого!
И тут же мой брат вмешался, подскочив к наглецу.
— Мистер, думайте, что говорите о невинной девушке и моей сестре! — зло говорил Кристофер, держа рукой эфес шпаги.
Слова о моей невинности из уст насильника звучали довольно странно.
Я не могла понять, что задумал сын моего отца. Зачем готов защищать мою утраченную честь ценой своей жизни? Среди вереницы недостатков
Кристофера, не было трусости. Ещё на службе он участвовал в дуэлях и выходил победителем. Его оппонентам не везло. Шпага брата не щади-ла, забирая жизни.
И вот сейчас мой брат нарывается на выяснения отношений по-муж-ски. Собравшиеся плантаторы знали об этом достоинстве Кристофера Дарлингтона и притихли, как и наглец. Больше участвовать в торгах он не стал. Нервно просматривая то на моего брата, то на меня не осмелился поднимать ставки.
И тут до меня дошло. Кристофер дал понять собравшимся плантаторам, что победителя вызовет на дуэль. Что им двигало? Неужели порочные желания так сильно овладели его разумом, лишив чувства самосохране-ния? Со всеми в спор не вступишь. Но пробежав взглядом по собравшейся толпе, я сделала неприятное для себя открытие. Молодых и сильных нет.
Один мой брат и лейтенант рядом с ним. По званию понятно, что не старше Кристофера. Он стоял спиной ко мне и о чём-то оживлённо разговаривал с моим братом. Судя по тому как менялось лицо Кристофера, это —
не разговор друзей, а спор. Они не могли прийти к золотой середине.