— Я чуть не опоздала утром на поезд…
— Уж точно не потому, что слишком долго вертелась перед зеркалом.
— Нет, — волей-неволей признаю я, глядя в прямоугольник над ветровым стеклом.
— Твоя пресс-атташе сказала мне, что это на час. Как только кончится — едем в ресторан.
— Мы успеем выпить кофе?
— У нас есть сорок минут.
— Купите ему намордник! Купите ему намордник!
На террасе кафе какой-то мужчина разоряется из-за моего улегшегося под столом пса.
Это мое вечное везение. Если оказался поблизости придурок — непременно по мою душу.
— Собаки без намордника опасны!
Надо же, не унимается. И ведь совсем не видно моего пса, а он его засек Мы с Анжелой пытаемся не обращать внимания на скандалиста.
— Без намордника!
Он тычет пальцем в моего пса. Призывает остальных клиентов в свидетели.
Мы продолжаем с того места, где остановились при появлении психа.
— Она глазам своим не поверит! Чего-чего, но увидеть тебя она никак не ожидает! — заранее радуется Анжела.
Через десять дней бабушке исполняется восемьдесят лет. День рождения устраивают в хорошем лионском ресторане, это будет праздник в узком кругу — так она думает. Она не знает, что соберется вся родня.
Ей невдомек, что я тоже буду. Меня никогда не бывает. В силу чересчур плотного графика я вынуждена манкировать собраниями нашей династии. Вот мама и воспользовалась моим приездом — на «встречу с публикой», — чтобы устроить праздник. «По крайней мере, я буду уверена, что ты появишься! Мы пойдем на твою „встречу“, а оттуда — сразу в ресторан!»
— Ты нашла фотографию? — виновато спрашиваю я Анжелу.
Она собирала фотографии всех. В свой восьмидесятилетний юбилей бабушка будет прародительницей-Евой нашего сообщества. Семья у бабушки с дедушкой большая — тридцать восемь человек.
Своего Адама бабуля потеряла в прошлом году. Анжела решила подарить ей все ее потомство вперемешку под стеклом и в рамке.
Тридцать семь членов семьи прислали свои фотографии. И только один не удосужился это сделать — я.
— Я вырезала твой снимок из «Лион Маг». Не беспокойся, она будет счастлива! Сможет лишний раз рассказать о тебе аптекарше!
Снимок из журнала среди фотографий родных — вот что получит бабуля в подарок на день рождения…
— Знаешь, для нее это даже лучше, — пытается Анжела стереть прилипшую к моему лицу гримаску.
— Намордник! Намордник!
Мужчина вконец разошелся, задетый полнейшим равнодушием моего пса.
— Намордник! Намордник! — не умолкает над ухом.
Я понимаю: надо что-то делать, иначе нас не оставят в покое.
— Да, мсье, придется купить, тогда он будет бросаться на таких зануд, а я наконец узнаю, для чего нужен намордник!
Мой пес как лежал, так и лежит безвольной тряпочкой, уткнувшись мордой в мои ноги. Истерика он едва удостаивает своим усталым взглядом.
— С виду-то вроде не злой! Да только ведь как бывает: пришел человек домой — а собственная собака его и загрызла! Не признала собака хозяина! Загрызла насмерть!
Теперь уже вся терраса смотрит на нас.
— Мне так нравится все, что вы делаете, тихонько говорит мне одна женщина, уходя.
— Спасибо.
— Намордники — они ведь не для собак!
Совсем зарапортовался!
— Да. Вы правы, они — не для собак. Они для тех, кто слишком много выступает!
Терраса дружно прыскает со смеху.
— Пошли?
Надо уходить, нам все равно пора.
— Я пойду за машиной, встретимся прямо там?
— Да. Я пройдусь немного. И Тото надо погулять минут пять. Дорогу я знаю: по улице Лантерн.
Наконец я могу отдышаться.
На лионских улицах, которые я знаю как свои пять пальцев, многое изменилось. Иной раз мне встречается знакомое лицо, напоминающее о том, какими они были. Я иду почти не останавливаясь. Площадь Терро, Музей современного искусства. Я гуляю, а мой пес тем временем метит территорию.
— Мадемуазель? Мадемуазель?
Мне улыбается пожилая женщина.
— Да?
— Вы не дадите автограф для моей внучки? Она так вас любит.
Я не уверена, что она знает, как меня зовут. Расписываюсь на протянутом клочке бумаги.
— Мадемуазель?
— Да?
Я отдаю ей подписанный клочок.
— Вы не поможете мне перейти улицу? Пожалуйста…
— Только я с собакой…
Это на всякий случай, вдруг она не видит пса.
Договорились. Старушка просовывает руку мне под локоть.
Она идет с трудом. Почти висит на мне. Свободной рукой я еле-еле удерживаю пса, он тянет поводок будто ополоумел. Так и старушка улетит, если я зазеваюсь. Да заметила ли она его, в самом деле?
— Тихо, Тото, — увещеваю я, а самой так и хочется оторвать ему ухо — ишь, разошелся.
Ухо я ему, конечно, не оторву, не хочу пугать старушку, она и без того ничего не видит. Так мы все скоро полетим вверх тормашками. Я почти не чувствую руки — до того натянут поводок.
— Вы очень милая, деточка.
Она не замечает, какая немилосердная борьба завязалась между мной и моей собакой. Говорят, собака — друг человека. Да, пока человек пребывает в добром здравии и может выдержать заданный темп. Я приду растрепанная, потная, с распухшей рукой, и все из-за дурно воспитанного пса!
— Прошу прощения, друг мой.
Старушка обращается к людям так, будто со всеми знакома.
Мужчина улыбается ей. Но и не думает посторониться.
— Прошу прощения, уважаемый, нам бы пройти, — снова просит она.
Он стоит как вкопанный.
— Посторонитесь, мсье, дайте пройти.
Мне не до церемоний.
Мужчина продолжает улыбаться. Мы со старушкой проходим, слегка пихнув его. Какой противный.
— Идемте же.
Я поторапливаю старушку, надо шевелить каблуками. Бросаю на мужчину испепеляющий взгляд. А он все равно улыбается. Странный какой-то.
— Осторожней!
Старушка хватается за мой плащ: она чуть не упала.
— Простите, мадам! Вы не ушиблись? Извините меня, пожалуйста. Мне так неловко.
Старая женщина чуть не разбила лицо по моей вине! В тот момент, когда она подняла ногу, сходя с тротуара, я обернулась. Из-за этого и оступилась старушка. А обернулась я, чтобы посмотреть на мужчину, который так и не двинулся с места — стоит и улыбается.
— Извините, мне так жаль.
Я помогаю старушке выпрямиться.
Она возвращается на тротуар. Идет как слепая. Прислоняется к стене дома. Она больше не хочет, чтобы я ей помогала. И разговаривать со мной не хочет. А я из последних сил удерживаю моего изверга: он думает, что старушка хочет поиграть, и прыгает на нее.
Она визжит.
— Ко мне! Ко мне!
Старушка заслоняет руками лицо, как будто мы с Тото на нее напали.
Возле нас останавливаются прохожие, готовые прийти ей на помощь.
— Собака без намордника?
Да что они все, сговорились?
— Посмотрите на его хвост.
Я пытаюсь убедить мужчину, который кажется мне самым разумным. Хвост моего пса — что твой пропеллер. У пса просто хорошее настроение, поймите же. Он никого не собирается загрызть.
— Я вам про его пасть говорю. Если б собаки кусали хвостом, другое дело.
Ну все, пошло-поехало, так мы здесь до завтра проторчим…
Старушке помогают перейти улицу. Я под шумок удаляюсь. Ищу взглядом улыбающегося мужчину. Его уже нет. Зато вижу Анжелу, она бежит мне навстречу.
— Как ты?
— Ничего… ничего. Никак не приду в себя.
— Что случилось?
— Да ничего… ничего… Я зазевалась… Она увидела Тото, шарахнулась…
До меня вдруг доходит, что моя тетя тоже очень испугана. Аж покраснела.
— Я же не нарочно! Я не заслуживаю публичной казни!
— «Он» тебя узнал?
Анжелу вот-вот хватит удар.
Что? Кто? Кроме старушки, которая выбросит мой автограф быстрей, чем я расписалась, никто здесь меня не узнал. Что-то мне с утра одни больные на голову встречаются.
— Ты о чем?
— Да нет, я так.
Я внимательно смотрю на тетю. В ее «я так» слышна недосказанность: кажется, я что-то упустила, и мне вдруг становится ужасно интересно что.
— Что?
Она молчит.
— Слишком поздно! Что ты хотела сказать?
— Пошли?
— Нет уж! Начала — так договаривай!
Анжела мнется. Она действительно проговорилась, а договаривать ей очень не хочется.
— Ты никого не встретила?
— Это что, загадка? Я встретила человек сто! Сплошь придурки, если хочешь знать!
Я теряю терпение. «Давай же, колись, не тяни резину!» — так и хочется мне сказать. Я жду. Держу себя в руках, но мне это нелегко дается.
— Ты не встретила кого-нибудь знакомого?
— Нет.
— Ну и хорошо.
Наверное, я себя накручиваю… Ладно, там посмотрим, «встреча» начинается через десять минут.
— Тото! Кончай меня тянуть! — рявкаю я на моего пса. Мало того, что он вывихнул мне руку, изгваздал плащ, растрепал волосы и чуть не подвел под монастырь, — нападение на двух человек уголовная статья! — ему еще хочется отнять пирожок у проходящей девушки.
