В Собинском районе возле Дома-музея Жуковского выстроил дачу директор одной из московских фирм. Лес рубил в охранной зоне. Завели уголовное дело. Но кто-то его надоумил: ты что, разве сам пилил? Нет. Ну и никакого отношения к этому лесу не имеешь. И суд его вины не признал. После этого вор сам подал иск на работников лесоохраны, требуя возместить моральный ущерб. Едва отбились.
В Сандовском районе Тверской области в начале 2000-х за год вывозилось около 70 тысяч кубометров деловой древесины. Ежесуточно из района уходило до 15 автомашин с лесом, вывозилось по 300–350 кубометров древесины. Всё это усугублялось тем, что лес вырубался варварски. Из цельного дерева браконьеры брали лишь 5–6 метров комля, всё остальное оставлялось в лесу и гнило. Ни одного уголовного дела возбуждено не было. Случалось, незаконно заготовленная древесина конфисковывалась, но что с ней дальше делать, никто не знал. Складов специальных не было, а под открытым небом она быстро превращалась в труху. Самих преступников можно было оштрафовать на 10 минимальных окладов – это по тому времени 840 рублей, тогда как только за день рубщик зарабатывал до тысячи.
Вот какую историю рассказал лесничий Спировкого района Алексей Оборин. Получив информацию о том, что на одном из участков совершена незаконная вырубка леса и хозяин, уроженец Кавказа, ночью собирается вывезти его в Петербург, лесники проклеймили торцы бревён с обеих сторон и спрятались в засаде. Когда вечером подъехали КамАЗ и погрузчик, лес погрузили на машину, работники лесной охраны вышли из засады и составили протокол. Однако схваченный за руку преступник не только не был осуждён, а наоборот – лесников заставили перед ним извиниться. Для этого тому достаточно было сказать, что лес он сам не пилил, а купил его у случайных прохожих, которых видел в первый и последний раз в жизни и при встрече ни за что не узнает.
Способов избежать даже административного наказания было множество. Вывозимый лес оформлялся на подставных людей, всякий раз разных. Пеньки летом засыпали землёй, зимой на морозе заливали водой. Чтобы невозможно было провести экспертизу, комли брёвен с обеих сторон опиливали. В Селивановском районе Владимирской области браконьер нанимал пилить деревья деревенских ребятишек, они же таскали ночью сучья в овраг.
Окончательный передел леса произошёл с принятием нового Лесного кодекса. Лес стали сдавать в аренду оптом и в розницу на конкурсной основе, то есть угодья на десятки лет доставались тому, кто больше заплатит. Или откатит. Причём арендаторов не связывали никакими обязательствами по отношению к арендуемым участкам. Леса безжалостно вырубались, захламлялись, вырубленные делянки не расчищались, не засаживались молодняком, зарастая постепенно сорными деревьями. Как и противопожарные просеки. Всё это послужило одной из причин массовых лесных пожаров жарким летом 2010 года, когда вместе с лесом горели целые деревни вместе с жителями.
И ещё одна проблема, которая перетекла к нам из дореформенного периода, а в наше время лишь обострилась до предела. Даже в годы советской власти, когда активно строились дороги и лесные посёлки, расчётная лесосека в России осваивалась лишь на 20 процентов. Остальные 80 процентов древостоя перестаивали и пропадали. Это как хлеб: опоздал с жатвой – несёшь потери.
Мне говорили в 90-х годах: даже если из 1 миллиона 600 тысяч кубов леса, предназначенного на свал, украли 8 тысяч кубометров, это не проблема для страны. Но беда в том, что 80 процентов древесины берут не там, где можно и нужно, а там, где нельзя, – ближе к дорогам, подъездным путям, портам, границам. Там, где лес надо охранять. В местах труднодоступных он как стоял, так и стоит. Вернее, отжив свой срок, умирает, гниёт и распространяет вредителей. Вкладываться в дороги никто не хочет. Действуют по принципу: после нас хоть трава не расти. И не растёт…
На живца
На живца
Общество / Общество
В борьбе с наркотиками все средства хороши?
Прочёл статью «Маковая ловушка» («ЛГ», № 30) и вспомнил уголовный процесс в Тимирязевском районном суде столицы, в котором пришлось принимать участие. С московским адвокатом что-то не срослось, и меня попросили срочно вмешаться и защищать моего земляка, в тот момент учившегося в столичном вузе.
Так уж случилось, что студент познакомился с неким Альбертом, который стал названивать ему с просьбой купить для него наркотики. Звонков, как потом выяснилось, было двенадцать. И молодой человек в конце концов поддался, взял у Альберта деньги и на них купил две дозы. Когда передавал их своему знакомому, студента и взяли, обвинив в сбыте наркотических средств, с чем я как адвокат никак не мог согласиться. Не он предлагал и уговаривал: «Купи наркотик!» Его уговаривали найти продавца и за деньги нового знакомого купить зелье. То есть фактически приобретал у распространителя наркотик сам Альберт.
Но вот что странно: ни Альберт, ни распространитель следственные органы не интересовали. Им достаточно было «пойманного на сбыте» студента.
Не буду рассказывать, как всячески избегал со мной встреч следователь, стоило мне появиться в полиции – он оказывался то на выезде, то в каком-нибудь никому не известном кабинете. Однажды, когда его вновь не оказалось на месте, меня пригласил к себе в кабинет начальник уголовного розыска и стал настаивать, чтобы я уговорил студента сотрудничать со следствием. Конечно, сказал я, он сообщит все «стрелки и явки», которые знает.
Как ни странно, от меня ждали совсем другого: «Нам ваши стрелки-явки не нужны. Надо, чтобы он уговорил такого же студента купить наркотики, вытащил его на нашу территорию, и мы его хлопнем». Полицейского вовсе не интересовали «наркобароны» и настоящие распространители, нужно было быстренько и без особого труда кого-нибудь «хлопнуть» и выйти в передовики. То есть правозащитники не боролись со злом, уничтожая его на корню, а хотели благоденствовать на зле.
Удивило ещё одно обстоятельство. Во время предварительного следствия я много раз настаивал на проведении очной ставки между студентом и Альбертом. Рассчитывал, что многое прояснится, но следователи категорически в этом отказывали. В суде я также неоднократно просил вызвать этого таинственного Альберта, но суд и без допроса основного заявителя вынес обвинительный приговор.
После жалобы Московский городской суд это решение отменил и вернул дело в Тимирязевский районный суд на новое рассмотрение. И вот тогда наконец Альберта вызвали для дачи показаний, и мои подозрения подтвердились. Он был полицейской подсадной уткой, провокатором, подбивающим молодых людей преступить закон. Я спросил: «Сколько у вас было эпизодов с участием правоохранительных органов, когда вы просили купить наркотики и этих лиц задерживали?» Тот ответил: «Сорок». Вот так. Сорок человек, которые, не встреться им на пути этот самый Альберт, могли бы так и остаться законопослушными гражданами. Сорок душ, по сути, совращённых полицией. Ради чего? Ради галочки в отчёте?
Мой подзащитный, несмотря на то что Альберт, по сути, признался в том, что спровоцировал его по указке правоохранительных органов, срок таки получил. Правда, условный. Но судьба-то ведь всё равно исковеркана.
Михаил ФЁДОРОВ,
ВОРОНЕЖ
Необходимое послесловие
Героиня статьи «Маковая ловушка» получила срок реальный – 6 лет и 6 месяцев. Пожилая деревенская женщина собрала по просьбе таких же провокаторов растущий у неё на огороде мак, и суд посчитал это сбытом наркотических средств с целью наживы. Нажива была просто баснословной – 100 рублей. Мак, кстати, в той деревне растёт повсюду – в полях, по обочинам дорог, во всех цветниках. Местные жители привыкли к нему как к сныти, никто его как наркотик не воспринимает – исключительно как надоедливый сорняк. Но вот ведь нашлись «добрые люди», предложили за сорняк деньги, и малограмотная бабушка купилась. Теперь доживает отпущенное ей время в колонии.
А вот представить себе, что студент малограмотен и понятия не имеет об ответственности за наркотики, трудно. С одной стороны, молодого человека, решившего помочь якобы помиравшему от ломки знакомому, конечно, жаль, с другой – он всё же легко отделался, и есть надежда, что это послужит ему уроком.
Остаётся только вопрос к нашим правоохранительным органам. В чём цель их существования – в том, чтобы пресечь преступление или в том, чтобы к нему подтолкнуть?
Отдел «Общество»
Кому бояться «Последнего звонка»?
Кому бояться «Последнего звонка»?
Общество / Общество / Современное образование
