— Ты тогда на биолога пошел учиться?
— Нет. То есть да, я и статьи читал, и в школе тянул, и в сообществах мог выступить… Только всё чушь. Вздор. Я по деду сильно скучал. Он-то хоть и по жизни ничего толкового не сделал, сотни часов записей оставил. Своё мнение по любым вопросам. А говорить он умел…
Лесник утер ладонью лицо.
— Так и получилось — отец был занят на северах, я покойника слушал, и вроде как по семейной линии шёл. Тихо-мирно, пока не случилось того дела с тайским рисом. Поганая история, вся эта агентура влияния…
У Юльки под рукой кроме подушки не было вообще никакой техники, а лезть сейчас за телефоном, чтобы глянуть подробности старых дел, было бы откровенным хамством.
— Мне хватило ума, чтобы не взять тогдашние гранты, что предлагали, и не уехать в Австралию. Но глупости, чтобы поругаться с отцом — тоже хватило. Дурацкая ситуация, когда всё, что ты делал раньше — в пять минут становится не твоим, и надо менять вектор. Я плюнул. Вспомнил курсы по военке, дернул добровольцем на управление беспилотников… Загорелась Фергана, и понеслось.
Про Третий киргизский инцидент она как раз знала в мельчайших деталях.
— Там у меня мозги на место встали. Когда мимо тебя очередную тушку без головы проносят — мы рядом с госпиталем размещались — понимаешь, что этот человек уже никаких глупостей не сделает. У него все в прошлом.
— Словом, через пару лет помирился, вернулся, начал осваиваться по новой, и тут отец на Путарано грохнулся…
Слова были лишними. Одна из тех катастроф, которые меняют лицо науки. Вот был человек-двигатель, но сгорел в дурацкой вертолетной катастрофе.
— Я покрутился — и вот здесь осел. Одна из его старых точек. Охочусь и рыбачу, раз в три месяца выпрыгиваю на конференции. И так, в принципе, могу прожить до пенсии — и он замолчал, уйдя в себя.
— Так в чем проблема, Сёмка? — гостья окончательно проснулась, — У тебя авторитет броневой — ветеран. В академики не лезешь, клевать тебя не за что. Спокойно живи. До наших седых волос тут уже всё вымахает, хорошие дровеняки станут. Обычные вырубки с посадками пойдут, как везде. И охотники набегут.
Семён всё смотрел в огонь.
— Шелкопряд 2j-q — проблема этого месяца, — голос у него стал равнодушный, уставший. — Ребята из Самарского отделения. Прошили саранчу промышленным шелкопрядом и купольной медузой. Эта дрянь жрёт хвою и дает полимерную нить экстра-класса. Семьсот кило разрыва на квадратный… А, — он махнул рукой.
— Читала я о них. Обычная рацуха. Сели на лесозаготовках, присобачили контейнеры к машинам по обдирке стволов. Возни много, — она перевернулась, нашарила заколку, стала собирать волосы на затылке в привычный пучок, — Их через пару лет химики в очередной раз сожрут.
— На внешних рынках растёт спрос. Если пойдет ажиотаж — они могут пробить в министерстве большой проект.
— Погодь…
— Да, можно запустить саранчу, чтобы выжирала целые районы. Ограниченное число поколений, выход на стерильность. Потом поставят несколько тысяч сборщиков — дешевых роботов — будут склевывать коконы, у тех «срок хранения» на открытом воздухе года два. Или три. Не помню. Через минвнешторг можно так тряхнуть рынок — мало не покажется.
Гостья задумалась.
— Они такие… одни? С глобальной перспективой?
— Верно мыслишь, Юленька. Таких команд сейчас штук двадцать. Все молодые и резвые, все хотят новые леса в дело пустить… В топку поступательного развития экономики.
— А ты?
— Если начну мотаться по коридорам в министерствах — весь отцовский авторитет дымом уйдет. За полгода. Я стану копией деда. Каким-то недоумком, что стоит на пути прогресса и несёт околесину. Меня перестанут принимать в кабинетах, забанят на официальных форумах, и придется идти, собирать подписи под очередными петициями «спасем лиственницу».
Раскрытой ладонью он яростно потёр засвербевший нос.
— А ещё через годик-другой я перегрызусь со всеми стоящими ребятами из министерства, и окончательно уйдут во флорозащитники…
— Но ты здесь сидишь… — Юля понимала, что серьезный разговор идёт и про него, и про неё. Попусту такие разговоры не начинаются…
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— А я в засаде. Тот случай, когда резерв и угроза контрудара куда важнее самого удара… Есть, понятно, и вторая чаша весов. Противовес борзым ребятам. Академики.
— Филоненко.
— Да, золотце моё, этот бронтозавр с двумя сотнями монографий знакомствами по всему миру. Долькин. Павколко. Твой руководитель ещё — достаточно маститый. Отец ругался с ними до хрипоты, но когда его не стало и всё покатилось по инерции — они зубами вцепились в тему.
— Какими зубами. — Юлька захохотала и поправила сползающее одеяло, — Там уже докторские на пять лет вперёд поделены, всё расписано. Тебе ж сколько раз предлагали.
Семён равнодушно поморщился — в глазах ровно ничего не отразилось, а губы шевельнулись, так и не сложившись в презрительную ухмылку.
— Ещё престиж. Этими лесами козыряют — такого масштаба и в Канаде не получили, финики с норгами на слюну исходят… Половина переделки фауны естественным путём идет, как с теми выдрами…
— Так чего ты дурью маешься посредине жизни? Хорошо хоть меня встретил, а так бы сидел в лесу, корчил бы из себя юнната до конца дней. Выбери сторону, Сёма. Сторожить отцовский авторитет до седых волос — не твоя тема.
— Раньше это называлось «золотой акцией». Я держу бога за бороду, только она иногда становится волчьими ушами… — саркастическим тоном Семён обратился к потолку. Снова помолчал, — Отцовское дело продолжить это не в кабинете поселиться, и не здесь себя похоронить…
Гостья морщила нос, а отсветы огня из печки играли на её задумчивом лице.
— Ты уже что-то придумал?
— Придумал бы — начал делать. Пока вот на заимке семейную жизнь строю… И, кстати, было бы неплохо строить её еще сколько-то лет…
И тут «специалистка по голосеменным» не съехала с темы на обсуждение горечей воды и хорошего питания. Не зацепилась за быт. В глазах Семёна этим она сдала небольшой экзамен.
— Так чего ты хочешь — продолжатель? И чего хотел отец? На большой земле его именем сейчас все лесоводы козыряют…
Тяжелей всего Семёну было говорить затёртые слова так, чтобы они шли изнутри, а не копипастились из сети…
— Отец хотел ресурсов для страны. Это самое начало пятидесятых, только все налаживаться стало. Получились леса, что лучше любого банковского вклада — сами растут. Если бы ничего не менялось — я бы точно знал, что надо ещё двадцать лет простоять. Ночь продержаться… Загонял бы в аналитику спутниковые фото, смотрел бы, где незаконные вырубки, а потом в ту же аналитическую прогу загонялись бы спутниковые фото дачных поселков. И структура администрации. Надо было бы просто смотреть на доходы и долбать коррупцию. Пф… А так я не хочу, чтобы отец вторым Кольбером стал.
— Кем? — у неё рука дернулась к телефону.
— Тот во Франции первоклассные леса насадил. Чтобы мачты для парусных кораблей делать. Четыреста лет назад. Как раз к созданию пароходов они и выросли.
Юлька окружным путём вспомнила эту историю. Да, сколько раз рассказывали на лекциях, но поначалу в голове всплыли фильмы, а только через них — леса.
— Я тебе предлагаю приличное семейное дело… — взгляд Семёна был совершенно серьёзен.
От резкой перемены темы у неё вздёрнулись брови.
— Генетических проектов будет всё больше. Лишайники модифицированные. Грибы. Перепрошитая живность. Очень скоро ни я, ни твои руководители не смогут помешать «рацухе».
— Ну ты сальто-мортале зате… — она сообразила.
— Да, чтобы леса стали промысловыми, чтобы тут фабрика зеленая запустилась, надо выбрать правильные проекты. И наследство не профукать, и собакой на сене не сгнить. В одиночку у меня не получится. Знаний не хватит. Но в тот день, когда появится что-то правильное и я… — он поправился, — и мы согласимся, что это надо запускать в реализацию…
— Ты прямо на белом коне… — она обольстительно улыбнулась.
— Пожму руку очередному доценту из Пущинского филиала академии. Или профессору. И сделаю всё, чтобы его тему поставили в реализацию. Лучше, если у него будет целостный план по нескольким видам…