Но наконец-то! Позвали к барьеру...
Нет, господа, примиренье никак не возможно, - и пистолет наобум из ящика... И туда, где угадывался смутный силуэт, силился не глядеть. Не глядеть!
Носки совсем отсырели... Нет, нужно сейчас не об этом... О чём-нибудь надобно высоком, чтоб ежели и предстать перед Небесами, то уж в мыслительном полёте... На взлёте его... Хотя, что Небесам-то... Пустое... Весь как на ладони... Грешный... Вот и кончится сейчас всё ...
Не смотря на мороз, жаром обдало. Наклонился, черпнул ладонью горсть снега, ссохшиеся губы с благодарностью приняли шершавую прохладу. Всё! Дали знак сходиться...
Ну, что, мой чёрный человек, начнём, помолясь!
И на четвёртом шаге услышал глухой звук выстрела - белёсая пустота зло выплюнула из себя долгожданную пулю. Зотов, будто на стену наткнулся, но, пробив её, всё же сделал положенный пятый шаг и тоже выстрелил. Мгновение ещё постоял, силясь рассмотреть что-то сквозь снежную пелену, но ничего так и не увидев, рухнул на спину.
И всё вокруг вдруг стихло.
И в этой тишине вся затаённая в нём, спрессованная в нём до невозможной плотности Вселенная с ощущаемым облегчением стала вылетать наружу - через рану в груди - к облакам, которые скрывало до этого мига белое марево. И с этим потоком животворной энергии туда - к облакам - устремилась и душа его - жизнь. К облакам... К облакам, ибо сказано было: сё придёт с облаками...
И он ещё услышал, как к нему подбежали, и ещё сумел зачем-то прошептать-простонать: "Je suis blesse mortellement...", а уже как понесли его к саням чьи-то руки, с бесполезной заботой уложив на шубу, видеть ему было не дано.
- Не всем дано помнить факультативное, - добавил в своё - никому не нужное оправдание посол.
- А позже, - очнувшись от секундного полёта недисциплинированной фантазии, продолжил злостно мистифицировать Зотов, ревнуя и рифмуя, - встречается и у Мандельштама:
Белый свет разлетелся к чертям
скорлупою яичной
Это новь адвокатствует
на бесконечном суде.
Бронзовеет под небом и птючно,
а вовсе не птично,
Даже осень, и та, равносильна
в России судьбе.
Это уже было контрольным выстрелом, а говорят, солдат ребёнка не обидит ведь только ребёнок мог не заметить, что последняя строчка второго отрывка точный клон последней строчки первого.
- Филфак университета? - поинтересовался доверчивый посол.
- Не-а, ракетно-ядерное училище, - признался Зотов, поймав на себе взгляд Беллы. И какой, дык, неравнодушный, понимаешь, взгляд!
- Откуда же столь глубокие познания в изящной словесности, - начал раздражаться юноша, от которого не ускользнула неприятная для него заинтересованность девушки.
- Не глубокие, а широкие. Я, княже, как Даниил Заточник, ни за море не ездил, ни у философов не учился, но был как пчела. Припадая к различным цветам, собирает она мёд в соты, так и я - со страниц многих книг собирал сладость слов и мудрость чужую. И всё это бесконечными часами боевых дежурств. Сидя у пресловутой красной кнопки в ожидании третьей мировой войны.
- И как, преуспели? - задрожали в голосе оппонента злобные нотки
- Не мне судить, - поскромничал Зотов.
Белла засмеялась своему чему-то и ушла туда, - в облако музыки.
Видит Бог, не хотел Зотов конфликта, но паренёк такой важный и надутый попался, что сильно хотелось его пободать.
Да и не видел Зотов особого смысла в соблюдении политеса и тех норм приличия, которые стирают естественную непосредственность живых - не фильтрованных реакций.
А он злится, паренёк-то. Высокооктановый паренёк оказался. Вон как с полтычка завёлся. Привык, по всему, парнишка быть в центре и "You're my намбер раз", ну, и чтобы в рот ему все глядели, конечно, а тут, понимаешь, какой-то сапог кирзовый чуханит его на раз, да ещё при даме. Такое потерпишь?
- Покурим, - предложил парнишка.
- Уже, простите, вылечился.
- Хамишь?
- Что вы! Констатирую, - избегал перехода на "ты" Зотов.
- Давай-ка, дружок, всё же выйдем. У меня есть для тебя интере-е-снейшее предложение... От которого отказаться будет тебе весьма и весьма затруднительно..
- Да что вы?! Боже мой! Предложение? Мне? Посмотрите, кто я и кто - вы... Вы - я же вижу - о-го-го! Вы - весы, на которых судьба взвешивает свои расклады. А я? Тьфу! Я - лишь пылинка на ресницах Будды.
- Кончай придурятся, - пошли!
- Пиписьками меряться?
- Во, бля... Достал! Короче, слушай сюда, чтобы духу твоего возле Беллы не было. Это моя тема. Понял?
- А если нет?
- Я тебя урою.
- Война?
- Да, козёл!
- Ты сказал.
Зотов вскочил, но на лоджии появилась Белла.
Что значит интуиция женская, да поведение подлое - сначала повод дать, потом подождать когда сцепятся и в самый последний момент нарисоваться с миссией миротворческой. Витаминами их не корми, - дай над мужиками поэкспериментировать.
- Парни, прекратите грызню. Драку никто не заказывал.
- Белла, мне пора. Ты со мной? - рванулся - весь на измене - паренёк.
- Нет, Клешнёв, - твёрдо отрезала огнеупорная Белла, - я остаюсь.
- Ну-ну... Звони, если что, - кивнул красавец, и на лицо его набежала тень.
Он крутанулся волчком и стремительно двинулся на выход, через комнату, в которой во всю веселился беззаботный народ.
- Он тебе кто? - спросил Зотов.
- Он мне проблема, - ответила Белла.
- А кто он по жизни?
- Герра?
- Да.
- Заведует пресс-службой в "сером" доме.
- Понятно.
- Что понятно?
- От чего важный такой. Молод, но преисполнен, - отчеканил Зотов и добавил:
осень вороны
та что выше взобралась
каркает громче
- Увлекаешься хокку?
- Хайку... Делаю порой попытки остановить мгновенье, припадая к чистым родникам... Испытываю, понимаешь, Белла, в последнее время непреодолимую тягу к малым формам.
- Просветишь?
- Желаете, мадам...
- Мадмуазель.
- ...пройти ускоренный курс самурайской поэзии?
- Хочу. В твоей версии... И, знаешь, что... милый.
- Что, милая?
- Давай сбежим отсюда.
- Согласен. Не знаю как тебя, - меня здесь ничего, слава Богу, не держит. Я же сейчас, при всех раскладах, - голь перекатная... Я - ролинг стоунз, сегодня и форевер!... Хозяйке не до нас, так что - лэтгоу, детка... Уходим по одному... И хвосты отсекаем... Только вот что, - ты мне скажи на посошок, считали бы мы Пушкина нашим всем, если бы это... если бы он тогда всё же завалил Дантеса и стал убийцей?
- Поэзия выше нравственности.
- Кто сказал?
- Пушкин.
- ...?
- Вяземскому.
19.
Стоял прохладный майский вечер, один из тех удивительных вечеров, благодаря которым всегда случайная в этих отнюдь не фильдеперсовых краях весна начинает самонадеянно, - но чересчур наивно, - считать себя вечной.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
