Что нужно остановить развитие знания…
— Стоп! Об этом подробнее, пожалуйста. Как это могут быть не нужные знания?
— Ты испорчен идеологией прогресса, — проговорил Сергей Харузин с сожалением. — Почему-то нас приучили к мысли, что прогресс — это непременно хорошо. Ну вот, смотри. Человек изучает окружающий мир. Генетика там, ядерная физика… Стал он от этого лучше или счастливее? Только и радости, что изобрел ядерную бомбу и собирается клонировать каких-то несчастных коз… Разве это — наша задача на земле?
— Да ты реакционер!
Харузин был польщен.
— Именно, — проговорил он с утрированным самодовольством, которое, как знал Вадим, не было ему свойственно. Во всяком случае, не в таком виде. — Итак, прогресс часто бывает губителен. Для экологии. Для самого человека в частности. А есть знания, губительные в том числе и для души. Всякая магия, Тайные Искусства и так далее. Даже те, которые понарошку, всякие там «девичьи гадания», — даже они не вполне безопасны. А что уж говорить о попытках установить контакт с существами из иного мира с помощью магического кристалла!
— Это вредит прежде всего самому Джону Ди, — возразил Вадим. — Нам-то что? Хочет бедный Ди угодить в ад, пусть себе угождает… Человека все равно не остановишь, особенно ученого. Если втемяшится ему…
— Ты прав, лично Джона Ди мы остановить не сможем. Разве что убьем, но это также мало способствует спасению души.
— А что, пробовали? — язвительно осведомился Вадим.
— Да ладно тебе! Не прикидывайся. Сам знаешь, что пробовали… Ди намерен оставить знания грядущему человечеству. И поскольку эти знания запретны и в состоянии погубить еще множество других душ, требуется в первую очередь уничтожить кристалл и книгу. Знаешь основной постулат Ордена? «Книга опаснее человека».
— Как я погляжу, ты очень увлечен этим Орденом, Эльвэнильдо, — с неодобрением произнес Вадим Вершков.
— Может быть. — Харузин пожал плечами.
— А ты не боишься связывать свою жизнь с такой… прямо скажем, неоднозначной организацией?
— Я и не связываюсь с ней, — возразил Харузин. — Просто собираюсь помочь в выполнении одного из заданий.
— Интересно. Только меня почему-то ни о чем не спросили. Просто взяли и втянули в какой-то жуткий международный заговор. — Вершков выглядел очень недовольным.
Разговор происходил в доме, а из сада то и дело доносились крики играющих детей. Вершков прислушивался к ним, отвлекался от темы беседы.
Флор в обсуждении почти не участвовал. Он давно понял, что в некоторых случаях нужно дать собратьям из Питера договариваться между собой «без посторонних», на языке, который им больше привычен. С примерами, понятными только им и больше никому. С аргументами аналогичного свойства.
Поэтому Флор просто сидел в стороне и наблюдал. Он выглядел спокойным, собранным. Харузин завидовал ему иногда — до чего хорошо человек умеет собой владеть! Надо — значит надо. На рассуждения не разменивается, лишними переживаниями не мается. Есть у Флора внутри твердый стержень, основа его характера. Флор хорошо знает, где право, где лево, и никогда не путается.
А вот питерским ребятам то и дело приходится обращаться к компасу.
Похоже, убедить Вершкова удалось. Не без труда, но удалось.
— Ладно, — сдался он. — Итак, Интерпол-Инк — «инк» в данном случае значит «инквизиция», — пояснил Вадим не без ехидства, — поручает нам под благовидным предлогом отправиться в Лондон, совершить там налет на Джона Ди и остановить его исследования по распространению ненужных человечеству знаний.
— Точно формулируешь, товарищ, — одобрил Сергей.
— А их я как брошу? — Вадим махнул рукой, указывая в сторону сада.
— Ты их не бросишь, — вмешался доселе молчавший Флор. — Ты остаешься в Новгороде. Заодно и Ваньку нашего возьмешь на свое попечение. Следи за обоими домами, Вадим, потому что у «Интерпола» есть свои враги.
— Откуда информация? — насторожился Вадим.
— Информация? — Флор выговорил мудреное слово с забавной легкостью. — Ты хочешь спросить, откуда я знаю про это?
Вадим кивнул.
— Посланник Ордена нам ничего об этом не говорил, но я предполагаю, что на всякое действие всегда найдется противодействие…
— Ты только что открыл закон Ньютона, — объявил Вадим. — Кажется, третий. Сила действия равна силе противодействия. Чем сильнее ты жмешь на стену, тем сильнее она жмет на тебя. И в результате — стене ничего, а у тебя на физиономии синяк. Потому что нечего биться мордой о стену. Тоже закон, только не Ньютона, а более общий.
— Понятно, — сказал Флор и поднялся. — Словом, Вершков, ты остаешься в Новгороде и охраняешь детей и Настасью.
— А Гвэрлум? Наташка то есть? — всполошился Вадим.
— Наталья со мной отправляется, — отрезал Флор.
— Ну ты даешь! — Вадим покачал головой, как будто хотел сказать: «Да будь она моей женой — я бы ни в жизнь не позволил ей пускаться в подобные приключения!»
Но Наталья не была женой Вадима. Она принадлежала Флору. А Флор, зная неугомонную натуру своей подруги — «темного эльфа», — не мог заставить ее сидеть дома в то время, как остальные отправляются в Лондон на встречу с самим легендарным астрологом Джоном Ди!
* * *
Шведский король Эрик сидел на престоле не вполне уверенно. Хотя Шведская земля была древней и обладала славной историей и богатыми традициями, само государство Шведское образовалось сравнительно недавно. Со времен Кальмарской Унии 1397 года Швеция полтора столетия была объединена в общее королевство с Норвегией и Данией. И правил этим объединенным королевством датский король.
В 1520 году произошло страшное событие, которое осталось в памяти как «кровавая баня». Восьмого ноября этого года безумным датским королем Кристианом были казнены без суда в Стокгольме свыше восьми десятков человек, принадлежавших к числу высшей шведской аристократии.
И тогда шведы восстали против датского господства. Возглавил их восстание аристократ Густав Ваза. Сам он потерял близких родственников в этой «кровавой бане» и жаждал вернуть на родную землю справедливость.
Густав Ваза, первый король новой династии, стал «отцом» обновленной Швеции. Он способствовал развитию ее экономики и покончил с безраздельным господством римско-католической Церкви. Переход к Реформации был обусловлен в первую очередь политическими, а не религиозными соображениями. В этом Швеция занимала позицию, близкую к Англии. Как и в Англии, религия Швеции находилась в большой зависимости от короны. Ваза привлек на свою сторону разобщенных шведских аристократов, частично запугав, частично подкупив их. И главный аргумент, против которого не смог устоять никто, — Густав Ваза пожаловал своим сторонникам земли, конфискованные у католической Церкви. Таким образом Ваза создал сильную монархию и превратил Швецию в господствующую державу на Балтийском море.
Рано или поздно России предстояло столкнуться с ней в соперничестве за эти хмурые воды, столь необходимые для установления связей с северной и западной Европой.
Первый король новой, независимой Швеции был человеком необыкновенно способным и проницательным, однако и он не был свободен от пятен порока. Густава называли «тираном и ищейкой». Если его вывести из себя, гнев его был страшен. Однажды дочь Сесилия рассердила венценосного отца — и до конца жизни показывала маленькую «плешку» у себя на голове: разгневанный Густав Ваза вырвал у нее с корнем большую прядь волос.
Были и другие, менее важные жертвы. В Стокгольме доживал век калека-ювелир. Однажды этот человек, работавший при дворе, отлучился без разрешения — и король Густав так изувечил его, что бедняга не смог больше работать. Он влачил дни в страшной нищете.
Густав Ваза был озабочен выбором достойной супруги для своего наследника, принца Эрика. Выбор пал на молодую английскую принцессу Елизавету, единокровную сестру и наследницу королевы Марии Тюдор — Марии Кровавой.
На первый взгляд могло бы показаться, что Елизавета (в те дни ее считали незаконнорожденной — учитывая запутанные брачные истории ее покойного отЦа, короля Генриха VIII) — не такая уж выгодная партия. Она была протестанткой, как и ее мать, Анна Болейн, и отношения принцессы с сестрой-католичкои были весьма натянуты. Кроме того, во дни первого сватовства Эрика к Елизавете Мария Тюдор была беременна — никто еще не знал, что эта беременность ничем не закончится, что Мария умрет, и Елизавета взойдет на престол.
Густав Ваза не проявлял большого энтузиазма по поводу предполагаемого брака Эрика с Елизаветой. Но вот если бы Елизавета стала королевой — такой союз оказался бы невероятно выгоден и помог бы укрепить могущество Швеции. Но, так или иначе, брак со шведской аристократкой представлялся политически нежелательным, а принцесс-протестанток в Европе было не так уж много.
