— Да, так будет спокойнее нам всем, но не думаю, что пижама понадобится ему сегодня. — Пат нахмурилась. — Джозеф совершенно мокрый, и у него очень высокая температура.
— Он похож на призрак. Надеюсь, мы не заразимся, — с тревогой произнес Питер.
— У меня никогда не бывает простуд и гриппа, а у тебя?
— У меня тоже. Наверное, потому, что когда я был моложе, то переболел всеми болезнями. Вероятно, у меня выработался иммунитет… Кажется, подъехала машина. Да, вот и свет фар. Возьми пижаму, а я пойду встречу нашего доктора.
Человек, о котором говорил Питер, был доктор Вудворт, терапевт, лечивший его отца. Он был единственным частным врачом в городе, принимавшим вызовы на дом ночью. Его честность и большой опыт ценились на вес золота.
Патрисия положила пижаму на комод у дальней стены. Затем аккуратно развесила одежду гостя, убрала ботинки в шкаф и бросила носки в корзину для белья в ванной.
Гостевая комната была очень уютной, выдержанной в светлых тонах. Простая сосновая мебель придавала спальне вид загородного дома. Единственным неудобством, по мнению Пат, было большое широкое окно, выходившее на улицу. Сквозь него доносился шум от проезжающих машин. Правда, дом Керисдоллов стоял отнюдь не на оживленной улице, движение на ней было минимальным. Просторная ванная комната облицована бледно-голубым кафелем с рисунком из ракушек и рыб, что навевало мысли о море. Пат любовалась этим рисунком, когда утром драила плитку.
— Патрисия, кому же плохо? — спросил Вудворт, входя в сопровождении испуганного Питера. Это был невысокий мужчина с заметным животиком, абсолютно седой. Он выглядел лет на шестьдесят, а было ему около пятидесяти.
Патрисия показала глазами на постель.
— Давайте осмотрим больного и определим, что же с ним случилось, — сказал, нахмурившись, врач.
Вудворт был дотошным лекарем, от взгляда которого не ускользало ничего. Он проверил пульс и температуру, обследовал глазное дно, уши, внимательно послушал дыхание — и со стороны груди, и со спины. Пациенту было приказано произнести несколько слов, глубоко вздохнуть, задержать дыхание и выдохнуть.
— Стакан воды, — попросил врач.
Пат принесла воду и увидела, как доктор заставил Джо выпить таблетки, а затем сделал укол.
Во время обследования больной снова стал бредить, он метался по кровати, сбрасывал одеяло.
— Оставьте его, — сказал Вудворт, когда Пат подошла, чтобы укрыть его. — У него жар.
Закончив осмотр, врач попросил Питера и Патрисию выйти с ним в холл.
— Ваш гость серьезно болен. Похоже на гонконгский грипп. В прошлом месяце у меня было нескольких подобных случаев. Он протекает по-разному. Чаще всего нет ни кашля, ни насморка, но, несмотря на это, болезнь протекает тяжело: лихорадка, боли, ломота в суставах и мышцах, головная боль, бред и галлюцинации. Я сделал ему инъекцию антибиотика, он получил жаропонижающее и успокоительное. Когда проснется, давайте ему вот эти таблетки через каждые четыре часа.
Патрисия понимающе кивнула, а врач повернулся к Питеру.
— Честно говоря, я бы отправил его в больницу, но знаю, что даже в самой лучшей частной клинике невозможен индивидуальный уход… А, кстати, кто ваш гость?
— Мой деловой партнер, — ответил Питер. — Его зовут Джозеф Баркер.
— Если у него опять будет жар, придется сбивать температуру обтиранием. Душ, конечно, был бы лучше, но в таком состоянии, в каком он сейчас, я бы не рискнул поднимать его с постели. Больной может упасть и потерять сознание, а он достаточно крупный мужчина. Я заскочу к вам завтра утром по дороге в больницу, скажем, в семь тридцать, идет?
— Отлично, — поблагодарил Питер. — Я уже уеду, но Пат, естественно, будет дома.
— Пат весь день будет с ним одна? — нахмурился доктор. — Мне это не совсем нравится. Может быть, прислать вам сиделку?
Патрисии тоже это не нравилось, но совсем по другой причине.
— Миссис Мэппл будет здесь, — сказала она. — И приходящая горничная тоже, если мне понадобится помощь.
— А, тогда все в порядке. До завтра.
Питер пошел провожать доктора, а Патрисия осталась наедине со своими мыслями и смущением. Врач приедет теперь нескоро. Часы показывали полночь. День выдался очень тяжелый. И все же, несмотря ни на что, ее охватили странные ощущения. Многие годы она не испытывала ничего подобного.
Патрисия подошла к кровати, посмотрела на распростертое тело. Джозеф выглядел абсолютно беззащитным: огромная постель, а на ней обнаженный человек, который и не ведает, где он, что здесь делает. Он что-то бормотал в бреду, но очень невнятно. Пат ничего не смогла разобрать. Она наклонилась и приложила ухо к его сухим приоткрытым губам. И неожиданно откуда-то из глубины донесся сначала хрип, а потом едва различимое:
— Патрисия…
Она отпрянула, словно ее ударили, и стала внимательно вглядываться. Его глаза по-прежнему закрыты. Вероятно, он даже и не подозревает о ее присутствии. Но она-то здесь, наедине с ним и своими воспоминаниями. Патрисия сделала жалкую попытку отгородиться от них, но это было равносильно попытке в жаркий летний день закрыть ладонью солнце. Сердце ее стремительно забилось, во рту пересохло. Она в волнении провела языком по пересохшим губам, не в силах отвести от него взгляд.
— Патрисия! — вскричал неожиданно Джозеф, и этот крик громким эхом отозвался в ее душе.
В следующий миг она совершила нечто необъяснимое: наклонилась и прикоснулась языком к губам Джо. Она несколько раз лизнула его, как котенка, и он вдруг открыл глаза. Патрисия затаила дыхание, сжалась в комок. Сознание на миг вернулось к больному, во взгляде его было что-то очень похожее на любовь.
— Пат… — Он слабо улыбнулся, поднял руку, стараясь дотронуться до ее щеки, но снова уронил руку. Взгляд потух. Лоб покрыла испарина.
Патрисия в панике бросилась проверять его пульс. Он был неровный, но вполне четкий. Она облегченно вздохнула: больной просто уснул.
8
Патрисия приняла душ и переоделась в легкий спортивный костюм и домашние тапочки. В таком виде намного удобнее ухаживать за больным. Закончив все необходимые приготовления и захватив с собой книгу, она вернулась в комнату гостя. Пат села в удобное кресло на некотором расстоянии от постели. После своего недавнего отчаянного поступка она решила держаться подальше от искушения. Рядом с кроватью стоял торшер. Она оставила его зажженным, что позволяло ей видеть лицо Джозефа и следить за его состоянием с того места, где она сидела.
К счастью, романтическая сага, которую она читала, увлекла ее, она позабыла свои страхи, полностью погрузившись в мир чужих фантазий.
