Ночью мне снились короткие кудряшки и розовое личико Шурочки Горячевой, которую все почему-то называли Ровеной. На мне же был надет грязный мешок с прорезями для головы и рук. Распущенные косы были спутаны и еще больше запутывались на ветру. Я стояла под палящим солнцем на выжженной, растрескавшейся земле. Стояла босиком, ногам было горячо. Хотелось пить. Но я стояла как истукан и смотрела на красивого всадника в доспехах, мчавшегося вдаль. У всадника были серо-синие перламутровые глаза, и нахальная усмешка плескалась в уголках губ. Он только раз обернулся и махнул рукой. Надо было кричать, просить, чтобы вернулся. Он бы тогда точно вернулся Но голос у меня пропал. И не нашлось сил даже рукой пошевелить.
Я проснулась от собственного плача. Ревела навзрыд. Наверное, от дурацкого сна, понять который оказалась не в силах. За окном гремела гроза. Лил проливной дождь. Его шум немного успокаивал. Но заснуть я так больше и не смогла. До утра прометалась в горячей, влажной постели.
Утром долго разглядывала в зеркало свой распухший нос и заплывший глаз. Про царапины на щеке старалась даже не вспоминать. Ну, как, скажите, с таким лицом в школу идти? Лучше отсидеться дома — прогулять и все. Я бы и прогуляла. Никита не дал. Чуть не за руку в школу потащил.
— Ничего, — смеялся, — потерпишь!
Невеселое получалось утро. Еще в школе чего только не наслушаюсь.
По дороге нас нагнал Иван. Я совсем повесила нос. Опустила голову и покорно плелась за Никитой. И почему мечты никогда не похожи на жизнь? Мы с Иваном целых полгода рядом не стояли. И нате вам… Такой позор!
Иван сначала ничего не спросил. Пошел рядом с Никитой. Они легко болтали о погоде, об уроках, о матче «Спартака» и «Динамо», о каких-то там своих делах. Только перед самой школой Иван с веселой иронией оглядел меня и небрежно поинтересовался у Никиты, кто так разукрасил его сестру?
— Витька Ремизов с третьего этажа, — пояснил Никита, даже не посмотрев в мою сторону.
— За что? — так же небрежно спросил Иван.
— Да ни за что. Это ей отец вчера ремнем всыпал за дело. За драку. А Витька — ни за что. Они всегда дерутся. Надоело уже.
Он развернул меня за плечи и легонько толкнул по направлению к школьной двери. Там стояла Лидуся, вытаращив на меня глаза. Я медленно побрела к ней, прекрасно понимая, что и Лидуся захочет узнать о моих синяках. И с подробностями. Шуточкой не отделаться.
На том бы все и закончилось, если бы не Ремизов… Мы с Лидусей сидели на лестнице у самого чердака. Это я пряталась на переменах. Издевок от одноклассников еще до уроков хватило с избытком. Вот я и пряталась. Сидела на холодных каменных ступеньках и злилась. Лидуся сочиняла планы жестокой и неотвратимой мести. Самые разные. Один фантастичней другого. И вдруг появляется Ремизов собственной персоной. Разыскал все-таки. Правда один, без Мирного и Котова. Подошел. Растянул во вредной улыбочке разбитые губы. А сказать ничего не успел. Сразу вслед за ним по лестнице неторопливо поднялся Иван. Не глядя на нас с Лидусей, обнял Ремизова за плечи и скучным, будничным тоном проронил:
— Слышь, Витек? Поговорить надо. Пошли.
— А что? — испугался Витька.
— Сказал же: «Поговорить надо», — охотно пояснил Иван. Добродушно улыбнулся. Отказаться Витька не мог. И они в обнимку, как лучшие друзья, стали спускаться по лестнице.
— Сиди здесь и жди, — тут же встрепенулась Лидуся. — Я за ними побегу. Если до звонка не вернусь, то иди в класс. Там встретимся.
И умчалась. А я, забыв о своих боевых шрамах, тоже отправилась искать Ивана с Витькой, но другим маршрутом. Шутка ли? Витька младше Ивана на четыре года. Нельзя, чтобы сильный издевался над слабым.
Я не нашла Ивана и, конечно же, не успела встретиться с Лидусей до звонка на урок. Зато я увидела Ремизова с большим свежим синяком под глазом. Валерка Котов пытался приложить к Витькиному фингалу пятак. Они посторонились, освобождая мне дорогу. Естественно, Витька не удержался, прошипел вслед:
— Я это запомню, чувырла! Жалобщица! Мы еще встретимся!
Вот в этом я сомневалась. Вряд ли кто в нашей школе, хоть раз пообщавшись с Иваном таким манером, стремился повторить опыт. Даже десятиклассники. Плохо было другое. Я действительно со стороны выглядела ябедой, хотя и не жаловалась Ивану. Но кому теперь докажешь обратное? И зачем Иван поставил Витьке фонарь? Это нечестно. У них разные весовые категории.
Лидуся уже сидела за партой.
— Катюсик! Чего скажу! Ванечка твоего Ремизова…
— Знаю, — перебила я шепотом. Урок начался и следовало быть осторожней с болтовней.
— Знаю, — прошептала ей еще тише. — Я только что Витьку видела.
— Ага, — кивнула Лидуся. — Я тебе на перемене все расскажу.
Она действительно всю следующую перемену рассказывала в лицах, как ее брат учил Ремизова. Только я, кажется, ни слова не слыхала. Думала про Ивана. Зачем он Витьку бил? Не мог просто пригрозить? Он же старше, сильнее. И потом… Как же так? Взял и заступился. За меня? Не за кого-то там, а за меня. И ведь его никто не просил. Может, я ему нравлюсь? Ага! С такой-то разукрашенной физиономией! Просто пожалел. Ну, и с чего это ему меня жалеть? Вроде, не с чего. Это он, наверное, из-за Никиты…
— Да ты меня не слушаешь! — обиделась Лидуся.
— Слушаю, слушаю, — спохватилась я.
А после уроков не пошла с Лидусей домой. Отговорилась дополнительными занятиями по математике. Целый урок болталась по этажам, разыскивая нужный мне класс. Но нечаянно столкнулась с Иваном у буфета. Он шел один. То, что доктор прописал. И хотя мурашки побежали по спине, а под коленками что-то противно подрагивало, я подошла. Краснея и неловко улыбаясь, пролепетала:
— Спасибо.
— За что? — не понял Иван. Потом догадался. Дотронулся пальцем до царапин у меня на щеке.
— За это, что ли?
— Угу, — еще больше покраснела я. Разглядывала мелкую коричневую и белую кафельную плитку на полу. Боялась поднять взгляд. И напрасно. Иван весело рассмеялся:
— Не за что. Дружи со своим Самохиным на здоровье. Никто тебя больше не тронет.
И пошел по своим делам. И сразу же забыл обо мне. Ни разу не оглянулся. Вот ведь человек! А кстати, откуда он про Юлика узнал? И что его фамилия Самохин? Нет, никогда я Ивана не постигну.
СЕЙЧАС
Я смотрела в окно. Школьный двор казался пустым и унылым. Только ветер гонял по асфальту разноцветные осенние листья, то сметая их в кучки, то расшвыривая во все стороны. Вместе с листьями перекатывался и разный мелкий сор.
До чего же тихо — аж в ушах звенит. Впрочем, по вечерам всегда так. Изредка пробежит среди корявых школьных берез группа подростков, медленно пройдет пожилая дама с собачкой. И все. И смотреть-то не на что.
