а?
Баррет с видом умудренного жизнью аксакала – пожал плечами.
– В Йемене есть типы, которые раз в два года берут кувалды и целый день громят собственные деревни. Это у них такой праздник – праздник обновления. Чтобы построить что-то новое, надо разрушить старое. В мире много всего странного.
…
Примерно через двадцать минут головные машины каравана, без сирен, но с мигалками, освещая синими всполохами тихие улицы, вкатился в Кирьяс-Джоэль.
Это было очень странное место. Небольшой городок на частной земле близ Нью-Йорка, где живут только соблюдающие евреи – хасиды. Большие дома, дешевые минивэны и джипы – в еврейских семьях не редкость семь – восемь детей, автобусные остановки – автобусы принадлежали общине, они отвозили желающих в Нью-Йорк и обратно. Это место можно было бы принять за гнездо общины амишей, если бы не современные автомобили – евреи были не против современной техники.
А конкретно эти – были против Израиля. Это потому, что они считали – создание еврейского государства до прихода на землю Мошиаха – есть преступление. Потому многие вешали над дверью не израильский, а палестинский флаг.
Им не препятствовали. Но и рады не были. Пока они катились по тихим улицам – по краям дороги стояли люди, все в черном, в шляпах. Рядом с ними всегда были дети, много детей. Они недобрыми взглядами провожали федеральные машины, и было видно, что им тут не рады.
Бам! В стекло угодил камень или что-то еще, но так как стекло было бронированным, камень отскочил не оставив отметины.
– Притормози – сказал Баррет – не лезь на рожон, не приближайся…
Их Субурбан притормозил, потом остановился. Баррет достал свой планшет, начал что-то искать
– Что вы ищете, сэр
– Церковь. Или как там у них…
– Синагога, – послышалось с заднего сидения.
– Во-во. Синагога.
…
– Не следует идти по стопам других.
…
Евреи отнеслись к их визиту совсем недоброжелательно…
Все они были соблюдающими – меховые шапки, все в черном, на ногах вместо брюк какие-то гольфы, в руках камни. Не только арабы рождаются с камнями в руках – евреи не отстают. Но сейчас время было совсем другое.
Когда камни полетели в сторону машин, спецназовцы в ответ долбанули несколько человек Тазерами, а потом применили оружие. Один из ешиботников был ранен в ногу, другой в живот. Этого евреи не ожидали – камни кидать они перестали, но и сотрудничать не собирались. Кто-то пытался фотографировать, кто-то истерил, перекрикивая полицейские сирены.
– Что будем делать? – спросила Алиса
– Понятия не имею. Но я точно знаю, что мы делать не будем…
…
– Давай, найдем тут школу, или что-то в этом роде.
Иешиву – религиозную школу – они нашли. Но им там тоже не были рады…
– Что вам здесь надо? Уходите отсюда.
Баррет медленно выставил перед собой руки, ладонями вверх.
– Мир вам.
– Что вам надо? – повторил еврейский ребе, но уже без особой агрессивности. – Здесь вам не рады, уходите отсюда
– Я просто хочу поговорить. Я не буду ничего громить и никуда не буду врываться. Я ничего не заберу у вас. Я не принадлежу к вашей вере, но я хочу поговорить. Разве вы не можете со мной просто поговорить? Разве это плохо?
Ребе колебался.
– О чем вы ходите поговорить?
– Об Адаме Фротмане.
– Я ничего не знаю о нем! – Агрессивность вернулась.
– Я ни в чем вас не обвиняю. Но он вырос здесь. Разве вы не можете просто рассказать о нем? Каким он был? Как жил? Как рос?
Ребе подумал, потом кивнул.
– Хорошо, идите за мной.
В местной молельне они разговаривать не стали. Ребе привел их в какое-то место, похожее на небольшой клуб – со столовой, но без бара со спиртным. Сказал что-то на местном наречье, им принесли чая.
– Здесь вам не рады, – сказал он.
– Это мы уже поняли, – сказал Баррет.
– Зачем вы пришли? Вы знаете, какой сейчас день?
– Нет, не знаем. Но мы вынуждены выполнять закон, – Баррет быстро перевел разговор на другую тему: – Вы знали Адама Фротмана? Какой он был? Я не жду от вас, что вы будете вспоминать про него плохое и рисовать монстром. Расскажите, вы помните его?
– Мой отец его обрезал, – мрачно сказал Ребе. – Кто же знал, что он станет таким?
– В какой семье он вырос? Может его били в детстве?
– Семья Фротманов очень уважаемая семья. Мы много раз праздновали вместе еврейские праздники, и в их доме и в нашем… его никогда не били. Он…
Ребе задумался.
– Знаете… мы часто говорили. Я думал… он пойдет по пути праведников. Получит религиозное образование. Станет ребе.
– Почему вы так думали? – осторожно спросил Баррет
– Он… знаете, мы с ним много спорили. Наша религия очень сложная. Существует множество книг. Так вот, когда мы с ним спорили – Адам никогда ничего не принимал на веру, он требовал показать то место в книге, на которое я ссылаюсь. Меня это иногда так злило…
– О чем вы спорили?
– О чем спорят люди? О добре, о зле. Об истине. У Фротманов в роду ведь тоже были рэбе. Они связаны родственными связями с династией Тверских из Чернобыля. Вот почему это очень уважаемая семья.
Баррет с большим трудом сохранил бесстрастное выражение лица.
– Простите, я не расслышал. Тверские из…
– Чернобыля. Это такой город на Украине, когда-то почти полностью еврейский. Тверские – очень уважаемая династия, из них происходит Нахум Великий, из них рэбе Арон. Адам, кстати, хотел посетить Чернобыль. Он хотел увидеть место, откуда родом его семья.
И посетил?
– А что еще вы помните про него? Почему он уехал отсюда, почему решил учиться на журналиста?
Ребе долго молчал.
– Что еще я помню об Адаме… он очень болезненно воспринимал любую несправедливость. Очень. Он… вы мне не поверите.
– Поверим.
– Он говорил, что он против насилия. Говорил, что если на несправедливость отвечать насилием, это порождает новую и новую несправедливость. Он говорил, что словом можно добиться намного большего. Потому и пошел на журналиста.
Ребе вдруг закрыл лицо руками.
– Я не могу понять, как он мог так поступить… не могу… не могу… Ну, в общем-то, до какого-то момента он был верен себе. Даже там, в Ракке – он не взял в руки автомат, а возглавил пропаганду. Словом действительно можно добиться очень и очень многого… кто знает, скольких он подтолкнул к пропасти…
Баррет выждал момент.
– Еще пара вопросов, если позволите. Я понимаю, как вам тяжело, но… У него была девушка?.. Знакомая? Вы знаете кого-то?
– Не знаю.
