А теперь?
У меня нет слов, чтобы описать то, что я чувствую сейчас, не с ней обнаженной в моем доме, ее смуглая кожа пылает от желания моих прикосновений. Я провожу рукой по ее животу, ненавидя ее мать и весь верхний город за то, что они создали обстоятельства, в которых эта женщина настолько сосредоточена на выживании и выходе, что игнорирует потребности своего тела. Она слишком худая. Не совсем хрупкая, но она почти признала, что не заботится о себе так, как должна.
— Аид. — Персефона прижимается ко мне спиной, кладет голову мне на плечо, полностью
отдаваясь мне. — Пожалуйста.
Как будто я мог бы остановиться сейчас, даже если бы захотел. Мы вместе на этом пути в Подземный мир, далеко миновав точку невозврата. Я больше не трачу время впустую. Я обхватываю ее киску ладонями и не могу сдержать рычания, когда нахожу ее влажной от желания.
— Тебе нравятся эти игры. Наслаждайся тем, что ты на виду.
Она кивает.
— Я уже сказала, что да.
Я концентрируюсь на том, чтобы двигаться медленно, потому что альтернатива — упасть на нее, как голодающее существо, и разрушить все хрупкое доверие, которое я построил. Она мягкая, влажная и чертовски горячая. Я вхожу в нее двумя пальцами, и она издает самый восхитительный скулящий звук и сжимается вокруг меня. Я медленно исследую ее, ища то место, которое заставит ее расплавиться, но этого недостаточно. Мне нужно ее увидеть. Увидеть ее всю.
В ближайшее время.
Я опускаю свободную руку и хватаю ее за бедро, приподнимая его и широко раздвигая, чтобы дать мне лучший доступ. Выставлять ее на всеобщее обозрение для ничьей аудитории. Мне всегда нравилось играть публично, и я не могу отрицать, как сильно я предвкушаю, что вот так заявлю на нее свои права перед переполненным залом. Ее ответ сегодня вечером указывает на то, что она будет возбуждена так же сильно, как и я.
Я глажу ее клитор большим пальцем, экспериментируя, пока не нахожу правильное движение, от которого все ее тело напрягается. Я наклоняюсь, пока мои губы не касаются ее уха.
— Завтра вечером эта комната будет заполнена людьми. Все приходят, чтобы взглянуть на твою
хорошенькую киску, услышать, как сладко я могу заставить тебя кончить.
— О, боги.
— Ты устроишь для них хорошее шоу, Персефона? — Я не могу удержаться, чтобы не провести
губами по ее шее. Это похоже на осознание того, что я могу прикасаться к ней, как захочу, что она танцует на грани оргазма, что она хочет большего… Наконец-то до меня дошло. Эта женщина моя, даже если это всего на несколько месяцев. Это пьянящее знание.
— Аид, пожалуйста.
Я замираю, а она пытается двигать бедрами, чтобы продолжать трахать мои пальцы. За это она получает укус в плечо.
— Пожалуйста, что? Будь откровенна.
— Заставь меня кончить. — Ее вдох прерывистый. — Поцелуй меня. Трахни меня. Просто не
останавливайся.
— Я не остановлюсь. — Мои слова звучат как рычание, но мне наплевать. Я целую Персефону и
продолжаю вести ее к оргазму. Она все еще на вкус как лето. Я хочу завернуть ее и уберечь от опасности. Я хочу трахать ее до тех пор, пока все ее маски разбиваются вдребезги, и она заплачет, когда кончает вокруг моего члена. Я хочу.
Как бы сильно я ни хотел оттянуть этот момент, мы оба танцуем на грани контроля. Я прижимаю ладонь к ее клитору, придавая ей дополнительное трение. Она стонет, хрипло и низко, и я бы все отдал, чтобы услышать, как она снова издает этот звук. Знать, что это из-за меня.
— Отпусти. У меня есть ты. — Я возвращаюсь к ее шее, целуя ее, когда она извивается рядом со
мной. Ее дыхание вырывается резкими вздохами, а затем она доходит через пика, ее киска сжимается вокруг моих пальцев, когда она кончает.
Я нежно прикасаюсь к ней, возвращая ее на землю, даже когда поднимаю голову. Персефона дрожит в моих объятиях, прислоняясь ко мне и позволяя мне нести ее вес таким образом, что это указывает на доверие, которого я не заслуживаю. Я опускаю ее ногу обратно, но не могу удержаться, чтобы не поцеловать ее в шею в последний раз. У нас даже не было секса, а я уже жажду ощутить ее в своих объятиях, ее вкус на моем языке, с желанием, граничащим с безумием.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Мне приходится закрыть глаза на несколько долгих мгновений, чтобы подавить желание уложить ее на это возвышение и трахнуть прямо сейчас. Причины, по которым я не должен чувствовать себя хрупким, как паутина, которую достаточно легко разорвать, не задумываясь.
Ещё нет.
Требуется усилие, чтобы замкнуться в себе, спрятаться за холодной маской, которая обычно кажется более естественной, чем моя настоящая сущность. Я отодвигаюсь от Персефоны, держа руку на ее бедре на случай, если она пошатнется. Она этого не делает. Естественно.
Я игнорирую ее вопросительный взгляд, когда она поворачивается ко мне лицом. Я едва могу смотреть на нее из-за страха, что желание, проходящее через меня, возьмет верх, поэтому я хватаю брошенное платье и натягиваю его ей через голову. Она издает приглушенное проклятие, но умудряется поставить руки в нужное место и потянуть их вниз по своему телу. Это было дразнящее поддразнивание еще до того, как я узнал все, что скрывалось за ним. Теперь мне нужно успокоиться, чтобы сосредоточиться на задании. Было бы так легко влюбиться в эту женщину и провести остаток ночи, изучая, что я могу сделать, чтобы сорвать эти восхитительные всхлипы с ее губ. Чтобы запомнить ее вкус и ощущения, пока я не отпечатаюсь на ее коже.
Невозможно. Если я уступлю хоть дюйм, Персефона пробежит с ним милю. Возможно, я не очень хорошо ее знаю, но я знаю это без тени сомнения. Эта женщина не краснеющая принцесса в башне. Она чертова акула, и она попытается подняться со дна, если ей дадут хотя бы половину шанса.
Моя репутация, моя сила, моя способность защищать людей в нижнем городе, все они зависят от того, что я самый большой и самый крутой ублюдок по эту сторону реки Стикс. Эта репутация — причина, по которой мне не нужно пачкать руки в крови; все слишком напуганы, чтобы проверять меня.
Если симпатичная светская львица из верхнего города начнет водить меня за член, это поставит под угрозу все, за что я боролся всю свою жизнь.
Я не могу этого допустить.
Я подхватываю ее на руки. Для такой большой личности она ощущается такой маленькой, когда я держу ее вот так. Это заставляет защитные инстинкты, которые я считал несуществующими, всплывать на поверхность. С каждым шагом к двери мне все легче игнорировать потребность моего тела в ней. У меня есть план, и я его придерживаюсь. Конец истории.
Персефона кладет голову мне на плечо и смотрит на меня снизу вверх.
— Аид?
Я чувствую ловушку, но я не мог бы игнорировать эту женщину, даже если бы захотел.
— Да?
— Я знаю, что у тебя есть этот план на сегодняшний вечер и завтра.
— Мм-хмм. — Я открываю дверь и останавливаюсь, чтобы убедиться, что она плотно закрыта за
нами. Затем я начинаю спускаться по коридору в направлении лестницы. Пять минут, и мы вернемся в ее комнату, так что я смогу немного отойти от нее.
Она проводит рукой по моей груди, чтобы слегка обхватить меня за шею.
— Я не шутила, когда говорила, что хочу заняться с тобой сексом.
Я чуть не сбиваюсь с шага. Почти. Мне требуется все, что у меня есть, чтобы не смотреть на нее. Если я это сделаю, мы будем трахаться посреди этого коридора.
— Правда?
— Да. — Она гладит чувствительную кожу на моем затылке. — Оргазм был приятным,
действительно приятным, но тебе не кажется, что нам следует провести пробный прогон, прежде чем ты трахнешь меня перед комнатой, полной людей?
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Маленькая лисичка. Она точно знает, что делает. Я добираюсь до лестницы и
концентрируюсь на том, чтобы двигаться быстро, но не так быстро, чтобы это можно было назвать бегом. Персефона продолжает это легкое поглаживание, от которого мне кажется, что я вот-вот вылезу из своей кожи.
— Я полагаю, что у тебя есть план, который нужно обдумать. Ты похож на человека, которому
