— Гейл, не могу поверить, что ты говоришь это всерьез!
— Но ты же у меня в долгу, — усмехнулся Гейл.
Она шумно выдохнула воздух. За столиком повисла напряженная тишина, от которой, казалось, зазвенело в ушах.
— Понимаю, — с трудом выговорила Энни, облизнув губы. — То есть начинаю понимать. Ты хочешь… наказать меня, взяв с собой в Афины? Из-за твоей проклятой яхты?
— Рассматривай это как уплату долга, Энни. Мало того, что ты бросила меня на два года, так еще разбила действительно дорогую принадлежащую мне вещь, — невозмутимо, с едкой насмешкой произнес Гейл. — Сыграть роль преданной жены, чтобы укрепить мои отношения с партнерами — это самое малое, что ты можешь сделать, дорогая.
Энни задрожала от гнева. Пытаясь отодвинуть кресло, она внезапно обнаружила, что не в состоянии сдвинуться с места. Сильные руки Гейла остановили ее с оскорбительной легкостью.
— Нет, так не пойдет, — мягко предупредил он. — Ты, Энни, больше от меня не сбежишь.
— Сейчас, когда я не заключена в тюрьму на твоей тридцатифутовой яхте, я могу уйти от тебя, когда захочу, — холодно возразила она. — И даже, если, чувствуя свою… свою вину, соглашусь поехать в Афины и притвориться преданной женой, как ты можешь быть уверен в том, что твой драгоценный бизнес не постигнет та же судьба, что и яхту?
— Что, случайная диверсия? Или сознательный саботаж? — Гейл улыбнулся самодовольно и нагло.
От этой улыбки и ласкового тона у Энни в груди защемило, она сжала кулаки, пытаясь освободиться.
— Я не нарочно разбила твою яхту! — гневно бросила она.
— Пока мы будем в Афинах, дорогая, я хотел бы выкроить время обсудить с тобой некоторые планы на будущее, — спокойно продолжал он, игнорируя ее завуалированные угрозы. — Например, планы капиталовложений в ресторан Луизы и Герберта.
От удивления Энни широко раскрыла глаза и недоверчиво и осуждающе уставилась на него.
— Ты меня шантажируешь, Гейл?
— С твоей подозрительностью и маленьким умишком можно, наверное, рассматривать это и так, — спокойно и невозмутимо возразил он. Отпустив ее запястья, он лениво откинулся в кресле, внимательно глядя на нее из-под тяжелых век. — Расслабься, дорогая, все не так плохо. У тебя будет возможность походить по магазинам, хорошо одеться, блеснуть перед моими деловыми партнерами и их женами, а заодно помочь Луизе и Герберту заключить выгодную сделку. Что может быть лучше?
— Какой же ты друг Герберту и Луизе, — сердито воскликнула она, — если не хочешь просто так помочь им, ради старой дружбы?!
— Капиталовложения должны окупаться, Энни.
— Ты, действительно, самый… — Слова как будто застревали у нее в горле. — Конечно, я знала, что ты безжалостен и эгоистичен, Гейл… Но не знала, какой ты… махинатор!
— Годы практики… — вяло откликнулся он.
Принесли кофе, и Гейл закончил свою речь, глядя ей в глаза с таким торжеством, что Энни захотелось ударить его.
— В Афины мы отправляемся сегодня вечером. И ты должна, Энни, нравится тебе это или нет, всерьез оценить свое влияние на меня, на мою жизнь. Ведь благодаря тебе я отказался от прежнего образа жизни… — В его голосе Энни уловила потрясший ее оттенок горечи, когда он мягко добавил: — А ты на самом деле очень сильная женщина, миссис Стикс.
— Не понимаю… — задумчиво проговорила Энни, осторожно открывая один из огромных чемоданов и вытаскивая оттуда зеленое шелковое платье. Они разместились в роскошном номере-люкс. Гейл сидел, лениво развалясь на огромной софе вблизи балконной двери, время от времени отпивая джин с тоником из стакана, стоявшего на столике рядом.
Приняв освежающий душ и переодевшись к обеду, он выглядел великолепно в кремовом пиджаке, черных брюках и шелковой рубашке с галстуком-бабочкой. Слабый запах любимого им лосьона после бритья приятно щекотал ноздри, напоминая Энни о прошлом.
Внизу раскинулась красивая площадь Синтагма, сердце города. Даже при закрытых окнах и работающем кондиционере в номер докатывались городская жара и шум.
— Зачем все это тебе нужно, Гейл?
— Зачем? Затем, наверное, чтобы, как ты уже однажды выразилась, потешить свое тщеславие. Хочу, чтобы на обед меня сопровождала привлекательная, безукоризненно одетая жена. — Ирония, прозвучавшая в его голосе, заставила ее сердце болезненно сжаться.
— Ну, конечно. И как это я не догадалась, — насмешливо протянула Энни. Она только что вышла из ванной в купальном халате цвета слоновой кости. — Все ломала себе голову, почему ты потратил кучу денег на мои туалеты! Ладно, с твоего разрешения, пойду оденусь.
— Минуточку. — В голосе Гейла слышались угрожающие нотки приказа. — Преданные жены не удаляются переодеваться в ванную, Энни. Особенно, если мужья только что отвалили им тысячи драхм на новый гардероб.
Энни растерянно застыла посреди комнаты. Но тут же постаралась взять себя в руки, чтобы не показать виду, как глубоко ранят подобные игры. Но он этим ее не запугает. Раз уж она согласилась ехать в Афины и изображать счастливую жену Гейла, то свое обещание выполнит. Энни заставила себя обернуться и стойко встретить насмешливый взгляд сверкающих глаз.
— А, понимаю, — пробормотала она, тяжело вздохнув. — Тебе, дорогой, хочется полюбоваться мною, не так ли?
— Естественно. Муж ведь имеет право наблюдать, как одевается его жена, ты с этим не согласна?
— Что-то не помню, чтобы это входило в условия брачного контракта. Но если ты таким путем удовлетворяешь свои извращенные потребности, как я могу возражать? Кто я такая?
С сильно бьющимся сердцем Энни небрежно сбросила с плеч халат и повернулась к длинному зеркалу в двери высокого резного гардероба. Она увидела в нем всю себя, изящную и высокогрудую, в белых шелковых трусиках, и за своей спиной — Гейла, взирающего на нее с видом строгого судьи.
Она сердилась на себя, чувствуя, как ее лицо и шею заливает румянец. Присутствие Гейла, чьи глаза внимательно следили за каждым ее движением, заставило ее нервничать. Дрожащими руками она отыскала подходящий белый кружевной бюстгальтер и быстро надела его. Но застежка почему-то отказывалась повиноваться. Ее всю трясло, и она боялась, что не выдержит и не сможет сохранить самообладание.
— Тебе помочь? — Его безразличный голос заставил ее собраться и немедленно взять себя в руки.
— Нет, я способна справиться без посторонней помощи, — сухо ответила Энни, надевая на тонкую талию белый кружевной пояс и присаживаясь на кровать, чтобы натянуть серые шелковые чулки. Пристегнув их к поясу, она снова встала, демонстративно игнорируя его. Щеки по-прежнему пылали.
