Барон молча слушал и в первую минуту не знал, что делать. В голове вихрем пронеслась мысль, что Марина — жертва подлой интриги, что он не разгадал ее души, а когда мог спасти, не пожелал этого и теперь виноват в ее разбитой жизни.
Это оцепенение, однако, быстро рассеялось. — Прежде всего, надо отыскать Марину и предотвратить возможное несчастье или скандал.
— Воспользоваться неопытностью и великодушием этого ребенка, чтобы прикрыть свои похождения, вполне достойно кузины Юлианны; но, с другой стороны, и предусмотрительность Станислава тоже вызывает мое полное восхищение, — презрительно сказал барон. — Разумеется, обручальное кольцо безопаснее пули.
— Жертва оплачена титулом графини Земовецкой. Вознаграждение, полагаю, вполне достаточное. А теперь, вместо того, чтобы разводить философию, беги, Реймар, и успокой эту девочку: надо, чтобы она была на ужине.
Барон промолчал, чтобы не высказать слишком много и не выразить в лицо бабке отвращение, вызванное в нем тем бессердечием, эгоизмом и низостью, с которыми та обнаружила перед бедной девушкой позорное прошлое ее матери, да еще в ту минуту, когда уже возврата не было. Ни слова не говоря, он повернулся и быстро вышел из комнаты.
Но где теперь Марина? Он обошел все комнаты и, узнав от лакея, что молодая графиня пошла в сад, немедленно пошел туда же.
Случай ему благоприятствовал, и за поворотом аллеи он заметил фигуру в белом, бежавшую в глубь парка. Барон кинулся в погоню. Сквозь просвет деревьев он ясно разглядел Марину и с ужасом увидал, что она направлялась к речке и остановилась на краю обрывистого берега. Утомленная, она прислонилась к дереву и молилась, должно быть, потому что он видел, как она крестилась, а барон в это время пробежал разделявшее их пространство.
Услышав за собой шаги, Марина двинулась вперед с ясным намерением кинуться в воду, и он едва успел ее схватить, но так сильно рванул назад, что она чуть не упала. Узнав его, она глухо вскрикнула.
Барон скорее нес, чем поддерживал ее, и доведя до скамейки, усадил.
— Марина Павловна, на что вы решились? Подумайте, что случилось бы, не приведи меня Бог вовремя сюда, — с упреком сказал он.
Она вздрогнула и выпрямилась.
— Зачем вы мне помешали?.. Я все равно должна умереть… Это единственный выход из моего положения… Да, ведь вы не знаете…
— Нет я знаю все.
— Вы?.. Знаете?..
— Да, знаю, как подло злоупотребили вашим великодушием и неопытностью, и на коленях умоляю простить мои недавние глупые обвинения, да и другие, столь же неосновательные и жестокие слова.
— Вы, значит, не верите больше, ч, то я такая дурная, испорченная и опасная? — прошептала Марина, и счастливая, детски-радостная улыбка расцвела на ее побледневшем лице.
Барон схватил ее руки и покрыл поцелуями.
Настоящее счастье всей жизни проходило так близко, улыбалось приветливо, а он разгадать его не сумел.
Любовь и поздние сожаления мучили его.
— Вы ангел, Марина, а я был дураком со своими предвзятыми идеями и теперь жестоко наказан. Но обещаю вам, что тотчас переговорю со Станиславом, и ручаюсь, что он будет почитать вас, как сестру. Я уверен, что он достаточно порядочен и не станет навязывать себя женщине, которая вышла за него при подобных обстоятельствах; он даже не посмеет этого! А со временем развод вернет вам свободу. Вооружитесь терпением, Марина Павловна, но обещайте никогда не посягать на свою жизнь.
— Ах, если бы вы только знали, как жизнь мне опротивела теперь, когда я поняла прошлое, — и голос изменил ей.
— Но вашему отцу и мне она бесконечно дорога. Я не уйду отсюда, пока вы мне не обещаете…
— Хорошо, я обещаю, что больше не стану посягать на себя… А будущее один Бог ведает.
— Благодарю вас. А теперь постарайтесь успокоиться и вернитесь в залу. Гости ничего не должны заметить.
Марина кивнула утвердительно и встала.
— Вы правы, я пойду к гостям. Спасибо, что вы избавляете меня от объяснений с графом.
Долгое отсутствие новобрачной и ее смертельная бледность были замечены, конечно, приглашенными, хотя никто ничего не выразил ей, понятно, по этому поводу. Но так как Марина казалась спокойной, а граф и старая графиня были, по-видимому, в наилучшем настроении, то смутное недоумение гостей рассеялось.
После ужина, когда посторонние разъехались, молодая ушла к себе. Барон, следивший все время за двоюродным братом, подошел и сказал, что ему нужно переговорить с ним без свидетелей.
— Странную минуту ты выбрал. Разве завтра у нас не будет времени для разговоров? — нетерпеливо ответил граф.
— Нет. То, что мне нужно тебе сказать, крайне важно и не терпит отлагательства.
— В таком случае, пойдем ко мне и говори скорее.
— Ну, так в чем же дело? Ты чем-то как будто расстроен? — спросил граф, когда они остались с глазу на глаз в кабинете.
— Я только что, да и то случайно, помешал твоей жене броситься в речку…
— Как, уже? — испугался граф, бледнея. — Ну, право же, невропатия Марины превосходит всякую меру. Но я потребую от нее отчета, — зло прибавил он.
— Вот для того, чтобы объяснить тебе причины, побудившие твою жену покуситься на самоубийство, я и хотел поговорить с тобой. Источник их — разговор Марины Павловны с бабушкой, которая не только сказала ей, что ты был возлюбленным ее матери, но и передала твое письмо, подтверждавшее вашу связь. Вместе с этим, она так красноречиво изобразила ей безнравственность ваших супружеских отношений, что бедная Марина Павловна решила покончить с собой. Теперь, если ты не желаешь, чтобы подобный «невропатический» акт повторился, твоя обязанность относиться к ней только как к сестре. Ты слишком порядочный человек, надеюсь, чтобы довести до отчаяния бедную девушку, которую сам считаешь экзальтированной. А если у тебя были иные намерения, тогда ты должен был предупредить бабушку, чтобы она не вмешивалась в твои дела.
Граф слушал его, краснея и бледнея.
— Что за подлая баба, эта старая ханжа! — сквозь зубы пробормотал он, стараясь превозмочь себя. — Конечно, не будь здесь замешана честь Юлианны, я предпочел бы драться с Адауровым, а не женился бы никогда на дочери Надин… Хотя, в данном случае, я не первый и не последний из тех, которые так женятся. Но, Боже упаси, чтобы я был причиной смерти Марины, настроенной к тому же моей почтенной бабушкой. Я вовсе не жажду обладать ею. Она не в моем вкусе: в женщине я люблю жизнь, огонь, страсть. Вот, например, покойная Надин или Юлианна! У тех огонь, а не кровь течет в жилах; а этот бледнолицый, хладнокровный призрак меня не увлекает. Мало разве женщин, которые будут любить меня по-моему! Но я очень признателен тебе за предупреждение.
