– По этому поводу ничего вам сказать не могу.
– Можете привести какие-нибудь логические возражения?
– Я не должен этого делать. Я здесь для того, чтобы давать показания и излагать факты, а не предполагать, что могло бы случиться.
– Это так, однако, доктор, все ваши свидетельские показания представляют собой одни лишь предположения по поводу того, что произошло… Поэтому, уважаемые члены суда, я хотел бы показания этого свидетеля изъять из протокола заседания, если на то будет дано ваше согласие.
– Отклоняется, – поднял руку судья Майлз. – Присяжные согласно закону не могут не обращать внимания на различные предположения, которые делает свидетель. Присяжные учтут показания этого свидетеля, факты и выводы медицинской экспертизы, которую он как эксперт проводил. Все другие показания суд отклоняет и предлагает присяжным не принимать их во внимание.
– Включая и показания о смертельной пуле? – спросил Мейсон.
– Конечно, – ответил судья. – Ибо данный свидетель не знает, была ли эта пуля смертельной. Обвинение имеет право говорить о наличии тела в ванной. Оно имеет право говорить также и о причине смерти, и о наличии пули в ванной комнате. Оно имеет право заключить, что это была единственная найденная там пуля. Что же касается всего остального, то эти выводы будет делать суд, но никак не свидетель.
– Если мне позволит суд, – встал окружной прокурор Гамильтон Бергер, – я выскажу предположение, что мой достопочтенный друг придает слишком большое значение техническим деталям.
– Суд считает, что свидетели должны давать показания только по известным фактам, а не делать самостоятельных выводов, – тут же резко ответил судья Майлз. – Закон есть закон.
– Не думаю, что уважаемый суд призван строго классифицировать показания свидетелей подобным образом и указывать присяжным, какую часть показаний они должны принимать во внимание, а какую – нет.
– Правила позволяют идти еще дальше. Я накладываю запрет на эту часть показаний, – тут же заявил судья Майлз. – Желая сэкономить ваше время, господин обвинитель, и говоря о правилах, которыми должен руководствоваться суд, я заявляю, что защита вправе требовать исключения всех показаний данного свидетеля на том основании, что они базируются исключительно на выводах. В таком случае вам придется снова приглашать свидетеля и проследить, чтобы он давал показания, придерживаясь только фактов: место нахождения тела, причина смерти, ожог от выстрела вокруг раны, наличие пули, но не в теле, а на полу душа.
– Очень хорошо, – резюмировал Гамильтон Бергер с присущим ему тактом. – В моем положении я не могу не принять существующих правил и не относиться к ним с соответствующим пиететом. Но при этом я должен с уважением констатировать, что мистер Мейсон имел все основания возражать против поставленных мною вопросов. Другими словами, я спросил доктора, нашел ли он смертельную пулю. И он ответил утвердительно. Вот в этом месте мистер Мейсон имел право возразить, что пуля не являлась смертельной. Или, скорее, что свидетель не мог точно знать, что именно эта пуля была смертельной, – уточнил Бергер.
– Вы так формулируете вопросы, господин окружной прокурор, что свидетелям приходится делать собственные выводы, – ответил судья. – Я бы хотел продолжить работу суда, принимая во внимание ваши замечания о тактике защиты. Нельзя не заметить, что защитник и обвиняемая не прекращают все время шепотом совещаться, а вы стараетесь лукавить с обвинением, задавая вопросы так, чтобы свидетелю приходилось отвечать, делая свои умозаключения.
– Я не задавал подобных вопросов, – не согласился Бергер.
– Ваше окружение, ваши помощники их задавали. А теперь продолжим слушание дела.
Покраснев от незаслуженного, как он считал, оскорбления, Бергер сел на место.
– Вызовите для дачи показаний лейтенанта Трэгга, – приказал Роберт Норрис.
Трэгг сел на свое место с видом человека добродушного и учтивого, как бы стараясь подчеркнуть, что налогоплательщики избрали его не зря и он выполняет свои обязанности именно так, как того требуют его избиратели.
Лейтенант Трэгг засвидетельствовал, что ему позвонил Перри Мейсон и сказал, что в номере мотеля, где живет его клиентка, а в настоящее время уже и обвиняемая, было найдено тело убитого человека; что Трэгг немедленно выехал на место преступления и там обнаружил убитого; что вместе с доктором, который только что давал показания, он осмотрел тело убитого; что в ванной они нашли одну, только одну пулю; что эта пуля у него сейчас с собой… При этом он предъявил суду пулю, которая как улика была приобщена к делу.
Лейтенант заявил, что он передал пулю в отдел баллистической экспертизы; что он находился там, когда проводились тесты по определению калибра пули и уточнению, была ли она выпущена именно из данного револьвера 38-го калибра; что проведенная экспертиза неопровержимо доказала, что она была выпущена именно из данного револьвера; что этот револьвер находится в настоящее время у него и он может его предъявить в качестве улики.
Мейсон повернулся к Ненси:
– Где они взяли этот револьвер?
– Я не знаю, я никогда его не видела.
– Мы просим приобщить этот револьвер как вещественное доказательство, – встал Норрис.
– Одну минутку, – поднимаясь, сказал Мейсон, – у меня есть несколько вопросов.
– Хорошо, – ответил судья, – вы можете задать свои вопросы свидетелю в отношении этого оружия, мистер Мейсон.
– Откуда у вас это оружие? – спросил Мейсон.
Трэгг сохранял абсолютно невинное выражение лица:
– Его передал мне офицер полиции.
– Вы знаете, где он его взял?
– Я знаю только понаслышке и, конечно, не могу свидетельствовать об этой улике.
– Вы лично принимали участие в баллистической экспертизе и проверяли этот револьвер и эту пулю, которая была найдена в душе?
– Да, я принимал в этом участие, сэр.
– И вы, я полагаю, являетесь экспертом по идентификации оружия?
– Хотя я не являюсь официальным полицейским экспертом, но сам себя таковым считаю. Однако я присутствовал во время проведения микроскопического сравнительного исследования пули, которую я вправе назвать «пуля из душа», раз уж нельзя называть ее «смертельной» пулей. Я сравнил ее с пулей, выпущенной из револьвера, который я сейчас держу в руках. Я сам проверил сравнительный микроскопический анализ обеих пуль и не колеблясь заявляю, что «пуля из душа» была выпущена из этого оружия, которое я держу в руках, а не из какого-то другого.
– Вы проверили регистрационный номер оружия?
– Да, я проверил его.
– Кто купил этот револьвер? На чье имя он был зарегистрирован?
– Оружие зарегистрировано на имя Марвина Фремона, – ответил Трэгг, любезно улыбаясь. – Это оружие описано в разрешении на его ношение, которое мы нашли у Фремона вскоре после его смерти.
– Другими словами, Фремон купил этот револьвер и получил разрешение на ношение оружия на том основании, что ему приходится иметь дело с большими суммами денег, и ему разрешено было носить его с собой для личной защиты?
– Абсолютно точно.
– Он получил разрешение именно на этом основании?
– Именно.
– И вы не знаете, где было найдено это оружие?
– Только понаслышке, – повторил, сияя, Трэгг.
Мейсон повернулся к суду:
– Я закончил задавать вопросы свидетелю. Я не имею ничего против приобщения оружия в качестве улики.
Мейсон сел, повернувшись к Ненси Бенкс, и прошептал:
– Теперь я понял… Вот что они нашли в контейнере для мусора около форелевой фермы Осгуда.
– Нет, нет! – прошептала она, объятая страхом, с широко открытыми глазами. – Этого не может быть!..
– Чего вы хотите добиться, продолжая все это время говорить мне неправду и ставя меня в глупое положение? Ведь мне приходится бороться вслепую, – с раздражением бросил вполголоса Мейсон. – Я хочу сделать все от меня зависящее, чтобы вам помочь, но я устал от вашей лжи.
– Что вы еще обнаружили, лейтенант? – спросил Норрис после формальностей приобщения револьвера к делу в качестве улики (при этом на него повесили табличку и квалифицировали как улику «В»).
– Когда я подсунул руку под убитого, то плитки пола в душевой, на которых он лежал, были холодные, очень, очень холодные.
– Вы подумали, что плитки охладились из-за того, что жидкость испарялась с их поверхности?
– Я сначала так подумал.
– Но эти плитки оказались холоднее, чем вы предполагали?
– Намного холоднее. Более того, одежда убитого на ощупь тоже была очень холодной.
– Прохладной, хотите вы сказать?
– Я сказал – холодной.
– И что же вы сделали, почувствовав это? Как определили температуру?
– У доктора был с собой термометр, чтобы измерить температуру тела убитого, и еще в мотеле был градусник. Я воспользовался последним – просто приложил его к полу, и он показал плюс пять градусов. В то время как в комнате было – по нему же – двадцать четыре.
