— Потрясающую конструкцию. — Гаспарян даже придвинулся поближе к столу. — Если бы она сработала как надо, я бы сейчас тут не сидел, а утешал бы жену, похоронившую свою любимую мамулечку. И намного раньше похоронившую, чем это произошло на самом деле. Вот так-то.
— И что же это была за конструкция?
— Пылесос, — сказал он почти шепотом.
— Пылесос?
— Ну да. Просто до невозможности, правда? — Он захихикал.
— Ну я пока не совсем понимаю… — Клава пожала плечами. — И как он действовал?
— Элементарно. Не сложнее детского конструктора. Под диван кладется клубок ниток, так, чтобы его не было видно. Когда эта… моя теща начнет пылесосить свою комнату, заметьте, только свою, а она это делает регулярно, она конечно же высосет клубок из-под дивана. Естественно, захочет его поднять. Потянет за ниточку, а ниточка эта привязана к швабре. Еле-еле привязана, как раз настолько, чтобы швабра эта упала, и упала как раз на дверцу шкафа, которая чуть-чуть, совсем незаметно, приоткрыта, буквально на пять миллиметров. Но от удара швабры она закрывается и сверху летит целая куча старых тяжеленных ваз, которые теща там хранит. Хоть одна, да обязательно долбанула бы по башке. А если бы долбанула, то точно насмерть. Я сам каждую взвесил. Самая легкая пять килограмм весила. Помните, они раньше модные были, из разноцветного стекла, с пузырьками внутри.
— Помню, конечно. — Клава кивнула. — У меня у самой такая есть. Сослуживцы на день рождения подарили.
— Вот-вот, я и говорю, все они такие, сослуживцы — никакой фантазии. Ей тоже каждый год по штуке дарили, у нее целая коллекция была на шкафу. Теперь уже нет, слава Богу. Штуки две уцелело.
— А почему же тогда не получилось? — спросила Клава.
— Опять кошка. — Гаспарян тяжело вздохнул. — Всю жизнь мне эта кошка испортила. Кого я больше всех ненавижу, так это тещу и кошку, пусть земля будет пухом им обеим.
— Что, тогда убило кошку? — опять испугалась Клавдия Васильевна.
— Это к делу не относится, — снова вставила Алукина.
— Нет, в тот раз не убило, — все-таки сказал Артур. — Она тогда выудила этот моток из-под стола и вздумала с ним поиграть. А теща как раз на кухне была. Ну, вся моя конструкция, конечно, сработала, вазы посыпались вниз, ногу этой твари сломали и кусок хвоста отсекли. Месяц в гипсе проковыляла, а от хвоста только половина осталась. Такие-то вот дела.
Гаспарян как-то вдруг загрустил, даже глаза увлажнились. Клавдия подумала, что в последние дни у нее что-то много домашних животных под ногами крутится. Фома, дохлый далматин, теперь вот еще кошка…
Она вдруг выключила диктофон и стала собирать вещи.
— Что, допрос закончен? — испугался Гаспарян.
— Да, мне, к сожалению, пора, меня свидетель ждет, — сказала Дежкина. — Но вы не волнуйтесь, я через пару деньков заскочу, еще поболтаем.
— А я вам еще про мой самый грандиозный проект не рассказал, — умоляющим голосом заныл он.
— Артур Кивович! — одернула подзащитного Алукина.
«Наверное, его не очень-то любят сокамерники, — подумала Клавдия. — Бьют, наверное…»
— Вот в следующий раз и расскажете.
Она вдруг поймала себя на том, что не испытывает никакой злобы к Артуру. Просто брезгливость. Как будто смотришь на этих самых пресмыкающихся. Они противные, скользкие, копошатся там, за стеклом, а тебе их жалко, что они такие гадкие.
Вот и он. Маленький, злой, закомплексованный человечишко. Хотел хоть один поступок в жизни совершить, да и то не получилось. Он из тех людей, которые, если захотят повеситься, то напишут завещание, а в самый последний момент у них веревка оборвется.
— Скажите, госпожа следователь, а может, мне все-таки разрешат свидание с женой? За примерное поведение, — спросил он как-то развязно. — За чистосердечное признание и помощь следствию.
— Вы же знаете, Гаспарян, во время следствия не положено. — Она развела руками и нажала на кнопку вызова караульного.
— Но почему? Я ведь чистосердечно во всем признаюсь. Чистосердечно. И не буду я с ней ни о чем сговариваться. Просто поговорить, утешить. — Он опустил голову. — Ей ведь трудно сейчас, она мать потеряла. А тут еще со мной такая катавасия.
— Я же говорю — не положено, — сухо ответила Клава. — Рада бы помочь, но не положено.
— Жаль. Очень жаль…
Дверь открылась.
— Уведите, — попросила Клавдия выводного.
Гаспарян встал и медленно побрел к двери.
— Он не виноват, — сказала Алукина. — Понимаете?
— Увидим, — ответила Клавдия.
— Сумку на досмотр… Что у вас в папке?
— Документы.
— Покажите.
Клава расстегнула папку.
— Табельное оружие сдавали?
— Нет.
Симыч долго изучал удостоверение и наконец протянул его Дежкиной.
— Ну что, Клавдия, выбила признание?
— Да пока нет.
— Ну, приходи еще. Хорошим людям всегда рады.
16.27–17.00
Даже озарившая Клавдию в СИЗО мысль не помогла ей сразу добраться до кабинета.
— Ой, Дежкина, видела в магазине напротив?
Это была Люся-секретарша.
— Нет, а что там?
— Пальто зимнее. Такая прелесть. — Люся даже хлопнула в ладоши. — Правда, не молодежное, но тебе просто как на заказ. Такое синее, кашемировое, с капюшоном. Прямо чудо.
— А цена?
— Не помню. — Люся пожала плечами.
— Ну, до зимы еще…
— Так потом таких не будет. — Люся развела руками.
Остатки решительности растаяли снежинкой на солнцепеке.
— Нужно будет посмотреть, — пробормотала Клавдия. — А то моя куртка совсем уже…
И Клавдия развернулась, чтобы тут же идти в магазин напротив. Да, пальто ей нужно. Денег, правда, нет, но посмотреть-то она может?
— Клавдия Васильевна! — Это был Порогин. — Там фотографии пришли, с обыска. Здравствуйте.
— Ну и как? — Клавдия ухватилась за Игоря как утопающий хватается за соломинку.
— Ничего, красивые.
— Вот-вот, опять…
— Точно.
Просмотрев фотографии, она швырнула всю стопку на стол.
— Ну сколько я его просила? Тоже мне, художник! Ответ по сосискам еще не пришел?
— Нет еще. — Игорь взял фотографии и стал рассматривать. — А по-моему, ничего… Вот эта, например. И вот эта.
— А что в ГАИ? — вспомнила Клавдия.
— Запрос оставил. Ищут.
Клава села за стол и начала перечитывать протокол осмотра и результаты «блатных» судебно-химических исследований крови.
Поразившая мысль куда-то исчезла.
Дохлая собака породы далматин, сука, отравлена. Смерть наступила… Большое количество противозачаточных таблеток, просроченные… Документов не обнаружено, оружия не обнаружено, наркотических веществ не обнаружено… не обнаружено, не обнаружено…
«Ага! Вот она!»
— Странно, откуда у нее столько елочек? — пробормотала Клавдия, боясь вспугнуть мысль.
— У кого? — не понял Игорь. — Каких елочек?
— Да у этой Ирины. Помнишь, в спальне?
— A-а, вы про эти ароматизаторы. — Порогин улыбнулся. — И на кой нам эта собака? У нас вон продмаг на шее, теперь еще Гаспарян этот. Как он вообще?
— Да никак. — Клава пожала плечами. — Смешной дядька.
— Он же убийца. — Игорь удивился. — Какой же он смешной?
— Ну, убийство еще не доказано…
— Но это же только дело времени.
— Я на секундочку! — влетел в кабинет Левинсон. — Новость слышали? Обхохочетесь!
Свалился на стул и захихикал.
— Какая новость? — улыбнулась Клава.
— А-ага-га! Интересно? Баба одна в суд пришла, иск на Горбачева подавать.
— Какой иск?
— Что он алименты не платит.
— Кто, Горбачев? — Игорь засмеялся.
— Ну да, он самый. — Левинсон многозначительно закивал. — Принесла ребенка и утверждает, что это его дочь. Даже в метрике написано — Галина Михайловна. Только фамилия матери. И знаете, что самое смешное в этой истории?
— Что?
— У девочки на голове родимое пятно. По форме абсолютно идентичное. Сначала думали, что она нарисовала, так нет. Оказалось, настоящее.
— Ну и что теперь? — спросил Игорь, смеясь.
— Что, что… Вынуждены были принять к рассмотрению.
— Что ты говоришь? — удивилась Клава. — А Горбачев что?
— Пока не знает.
— Извини, нам пора, — встала Клавдия.
— Куда собрались?
— Да вот на свалку старых автомашин, — вдруг сказала Клавдия.
— Куда? — спросил Левинсон.
— Куда? — как эхо повторил Порогин.
17.11–17.20
Дежурной машины, конечно, не было, пришлось на своих двоих.
— Помнишь, в нашем «мерседесе» тоже такая елочка висела? — поясняла Клавдия, прокладывая себе путь в толпе.
