— Тише! — Княгиня в испуге пыталась унять его. — Они же слышат!
Перепуганные девки бросили свою пряжу и кинулись прочь из горницы. Может, Велес и Вела не заметят их и не накажут за то, что слушали ругань на хозяина и хозяйку подземного мира.
— Пусть слышат! — кипел Огнеяр. — Они мне братьев не дали, на меня отчим волком смотрит всю жизнь, сам хуже оборотня! Велес меня в мир послал — убить! Я и так иду да оглядываюсь — кого? А он у меня и мать отнять хочет! Совсем меня зверем сделать! Не дам! Не отдам я ему тебя!
— Тише, тише, волчонок мой родной! — Добровзора гладила его по лицу, стараясь успокоить.
Огнеяр снова опустил голову к ней на колени.
— Не могу я тебя им отдать, матушка моя, — тихо, с отчаяньем заговорил он. — Пока ты со мной — я человек. Потому что ты одна во всем свете во мне человека видишь. А не будет тебя — я для всего мира стану волком. Я для всех — волк.
— Не весь же век мне с тобой быть, — с нежной грустью ответила княгиня, перебирая его волосы. — И без Велы мой срок придет. Все матери умирают, и я умру. А чтобы люди волками не делались, им боги любовь дали. Сперва мать любит, потом — жена, дети остаются. Не будет меня — будет у тебя подруга. Она тебе не даст волком сделаться.
— Да где же я найду ее? — с тоской спросил Огнеяр. — От меня же девки шарахаются.
— Ну, не все же! — Княгиня лукаво улыбнулась.
— Да ну! — Огнеяр знал, о чем она говорит. — Это любопытство одно, не любовь. Носил бы Неизмир волчью шерсть на спине — козы глупые к нему бы липли! А вот кто меня самого любить будет… Не родилась еще такая, видно. Ее Вела в колыбели придушила!
— Не говори! — Княгиня положила руку ему на затылок. — Вела сильна, да и Лада Светлая не слаба. Найдет она тебе подругу. Ты человек для меня, и другая в тебе человека увидит. Ты сам только его в себе не потеряй.
Руки княгини ласкали его волосы, серую полоску волчьей шерсти, которая выбегала из-под волос у основания затылка и по хребту сбегала под ворот рубахи. Ей самой было странно думать, что найдется девушка, которая с чистым сердцем забудет об этой шерсти и полюбит ее сына как человека, как жениха и мужа. Но Добровзора любила своего волчонка, как всякая мать любит единственного ребенка, дорого ей доставшегося, и верила в его добрую судьбу.
— Вот женишься, я внуков буду нянчить, — вслух мечтала она и уже видела в мыслях какие-то неясные образы красивой молодой невестки, кудрявые детские головки, ощущала теплую тяжесть маленького тельца у себя на руках. И это так тронуло сердце, что слезы показались на глазах у княгини. Она ведь еще совсем не стара и могла бы сама еще иметь детей, если бы не эта странная судьба, почетная и злая!
— Жениться? — с унылым презрением повторил Огнеяр. Для него это слово было лишено настоящего смысла, он никак не мог вообразить себя женатым, накрепко связанным с другим человеческим существом. Он слишком привык к мысли, что он не такой, как все, и ему нет пары. — Где невесту взять? — продолжал он. В мыслях его не мелькнуло ничьего образа, кроме Милавы из рода Вешничей. — Да и куда ее вести? Сюда? У Неизмира-ба-тюшки благословения просить?
Огнеяр выпрямился и решительно замотал головой. Он не ощущал никакой необходимости в жене, на общий толк ему было наплевать, да и не хотелось вести жену в дом, где хозяином Неизмир.
— Это твой дом! — с непривычной твердостью ответила княгиня. Лицо ее стало строгим, даже упрямым. Видно, она уже не раз думала об этом. — Это дом твоего деда и прадеда, здесь живут твои чуры. А не его.
— И сколько же ему быть здесь в хозяевах? Огнеяр поднял на мать жесткий требовательный взгляд. Он не так уж стремился быть князем и повелевать другими, но не мог стерпеть, чтобы кто-то пытался повелевать им самим. Неизмир давно уже оставил попытки приказывать ему, но само звание — княжич — указывало на подчиненное положение Огнеяра и унижало его.
— Не век, — только и ответила Добровзора, отводя глаза.
Горящий взгляд сына смущал ее, и она не знала, что ему сказать на это. Для княгини не было тайной, что Неизмир мечтает передать княжеский стол своему брату, но она не могла согласиться с этим. Помня о правах своего сына, она молчала до поры — до того времени, пока Огнеяр поймет, чего хочет. До сих пор он не горел желанием опоясаться княжеским мечом, и княжеские дела совсем не занимали его. А ведь ему, с его волчьей шерстью на спине, вдесятеро труднее было бы настаивать на своих правах. Созови он сейчас вече и спроси у чуроборцев: «Люб ли я вам?» — во всем городе едва ли найдется человек, который ответит «да».
Конечно, Огнеяр знал, какой славой он пользуется в Чуроборе и что мыслит о наследовании стола Неизмир. Знал он и ту простую истину, что всякое право нужно отстаивать силой. Это значит — ездить по городам, боярским селам и родовым займищам, набирать сторонников, обещать золотые горы, кому — мирную жизнь, кому — победоносные походы, уговаривать, дарить подарки, задавать пиры, собирать полки… Жениться, в самом деле, да на какой-нибудь княжне, у кого отец посильнее и побогаче…
Да разрази меня Перунов Гром! Огнеяр слишком любил волю, любил делать то, что хочется, и не заботиться о чужих делах. Его стремление к Гордеславову столу было гораздо слабее, чем нежелание трудиться ради того, чтобы его занять. В этом деле зверь в нем был гораздо сильнее человека. Лесные Князья, Сильные Звери, не издают указов, не собирают даней, не разбирают тяжб. Они воплощают в себе дух и силу своего племени. Они — глаза, уши, лапы и зубы богов-покровителей на земле. Таким князем мог бы быть Огнеяр. «Да какой из меня, по совести сказать, князь? — хмуро думал он, не глядя в лицо матери. Он знал, что Добровзора очень хочет увидеть его на месте ее отца Гордеслава, и ему было совестно перед ней за свою, как он думал, полную негодность к этому. — И в люди-то не берут…»
Будущее казалось Огнеяру туманным, и он старался не думать об этом. Пока Неизмир не вмешивается в его дела…
И вдруг Огнеяр вспомнил удар ножом в темных сенях. Так что это было — нелепая месть за безумие сестры, или корни тянутся гораздо глубже? До сих пор Неизмир почти не мешал Огнеяру жить по-своему, но теперь Огнеяр стал подозревать, что отчим, может быть, собирается помешать ему вообще жить дальше.
И вдруг в ушах Огнеяра раздался отчаянный, полный неизмеримого ужаса женский крик. Он мгновенно вскинул голову, так что даже мать испугалась внезапного блеска его глаз. Он напрягся, как зверь перед прыжком, и вслушивался в тишину княжеского терема, нарушаемую только обычной возней челяди по хозяйству. Крик повторился еще только один раз, и в этот миг Огнеяр все понял. Перед его взором встало лицо той девушки из Вешничей, он видел ее серо-голубые глаза, широко раскрытые, полные испуга и мольбы о помощи. Она была далеко, но ей грозила опасность. Может быть, она звала и не его, но он ее услышал. Может быть, и к ней протянула холодную руку безжалостная Вела — задушить ту, что смотрела на него без боязни и вражды! Нет, не отдам!
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
