Маленькое круглое зеркальце, которое я приобрела по случаю на рынке, коту понравилось, и он оттаял. Даже лег спать рядом со мной, видимо решив отомстить позже.
Кот уже давно храпел у меня под боком, а я все смотрела на россыпи бриллиантов на черном пустом небе, и не могла уснуть. До того, как лечь спать, я очертила вокруг лагеря ограничительный контур, так что волноваться о нечисти, иногда забредающей на свет нашего костерка волноваться было нечего, но Коул все равно сидел у огня и не спал.
— Скажи, какой я была.
Он вздрогнул, но не обернулся, неотрывно глядя на танцующее пламя.
— Какой? — повторила я.
— Ты была…
Он надолго замолк, будто окаменел. Я уже боялась, что он так и не ответит, когда он вдруг начал говорить.
— Ты была веселой. Бесшабашной. Бросалась в любую авантюру, не думая о себе… Ты считала, что со всем можешь справиться, и ничто в целом мире не в силах тебя остановить… — он снова замолк, вглядываясь в темноту ночи, — Ты любила звезды и созвездия. Много читала и путешествовала, совершенствуя свое магическое искусство. Ты сочиняла стихи и любила слушать красивую музыку. А еще… У тебя были рыжие волосы…, длинные рыжие волосы, которыми ты очень гордилась.
Я медленно подняла руку и намотала на нее короткую снежно белую прядь, он наблюдал за мной, и тени танцевали на его лице. Вдруг меня пронзила сильная боль, я сжала зубы. Нет, нельзя, не буду… Я не должна вспоминать, это слишком больно. Возможно, когда-нибудь я вспомню все, но не теперь, не хочу. И я закрыла глаза. Коул ничего не сказал, просто остался сидеть у пылающих углей, всматриваясь в тени ночного леса.
Мне снился сон, он был странным, хотя бы потому, что я прекрасно знала, что сплю. Меня окружал мрак, который изредка вспыхивал бриллиантами рассыпанных звезд, они были везде: справа, слева, над и подо мной, но их было мало, слишком мало, чтобы разогнать спокойную тьму. А потом меня кто-то позвал. Я огляделась и увидела зеленую искорку далеко впереди. Я потянулась к ней. И вот я уже лечу вперед, а искорка растет, меняется и превращается в прекрасный дворец, сделанный из светящегося зеленого хрусталя. Зов шел оттуда, и я опустилась на его холодные одинаковые плиты и медленно пошла по поднимающимся вверх ступеням.
Я вошла в огромный зал с зеркальными стенами и высокими колоннами из зеленого хрусталя, каждая из них была в форме какого-нибудь зверя, человека или другого, неизвестного мне существа, пол тоже был усеян рисунками. Он был поделен на равные квадраты, в каждом из которых была изображена какая-нибудь сценка. Вот на одной из них из пенных волн прибоя на берег выходит высокий статный юноша, с очень красивым одухотворенным лицом и змеиным хвостом вместо ног, его встречают люди ближайшей деревни, и впереди всех стоит прекрасная обнаженная девушка с цепями на руках, ногах и явным ужасом в чуть раскосых глазах.
— Ее принесут в жертву. Тритон унесет новую пленницу в свои подводные чертоги и там насладится ею. — Хрустальный голос отразился от хрустальных стен, в которых мое отражение уходило в бесконечность. И у этого отражения были длинные рыжие косы, но меня это почему-то не удивило.
— Кто ты?
Легкий серебристый смех разбился мириадами осколков, отражаясь от стен и пола этого изумрудного замка.
— Кто я? А кто ты сама?
— Я Нейллин.
— И все, — весело поинтересовалась невидимая собеседница.
— Все, — я нахмурилась и огляделась, — Где ты, покажись.
— А то что?
— Ничего, но мне неприятно разговаривать с собеседником, который все время прячется.
— Что ж, если ты настаиваешь…
И она появилась, воздух передо мной заклубился, задрожал, и… принял очертания высокой стройной фигуры в зеленом до пят платье и лицом… лицом, без малейшего намека на присутствие глаза, только ровная поверхность кожи там, где они должны быть. Ощущения жуткие. Я вздрогнула и отошла назад.
Она изогнула в улыбке чувственные полные губы и лежким движением руки убрала длинные зеленые (кто бы сомневался) волосы за спину, открыв небольшие аккуратные, заостренные кверху юшки.
— Ты… Эльфа?! Но почему?
— А почему ты думаешь эльфы так тщательно скрывают дочерей своего рода?
Я поджала губу, не зная что ответить.
— Они прячут нас, страшась открыть миру наши лица и хвастливо врут, будто эльфы самые красивые женщины этого мира, а сами крадут человеческих женщин и ищут в них нас. Да, у них есть глаза, у них есть ресницы и брови, но у них нет нашей красоты, и потому они годны лишь как временные игрушки. А вот нам эльфы поклоняются, стыдливо пряча от всех.
— Но ты и вправду прекрасна, — не выдержала я, эльфы правы, просто ты… не такая, как все. Ну и что, наверняка существует много других существ, которые выглядят не менее экзотично, но от этого они не становятся менее красивыми и интересными. Например гломы, и… цветочные феи, они такие маленькие, но такие красивые.
— Да, — смягчилась эльфа, и чуть улыбнулась, — но у них жуткий характер.
— Еще какой, — кивнула я, — не могут ужиться даже друг с другом, пакостничая всем подряд и воруя на привалах блестящие вещи у путников, которых угораздило остановиться на их лугу.
Она покачала головой и вдруг исчезла.
— Эй, ты где, — удивилась я.
— Извини, — все тот же хрустальный голос заполнил залы и коридоры, — но мне приятнее, когда меня не видно.
Я пожала плечами, ладно, у всех свои причуды, а у этих эльфов похоже мощнейший комплекс на эту тему.
— Но я позвала тебя сюда совсем для другого разговора, нежели пустая болтовня о феях и эльфах. Я хочу рассказать тебе о том, что ты должна знать.
Я напряглась, мне не понравилось новое направление беседы, сейчас меня огорошат чем-нибудь, вроде того, что я принцесса заброшенного королевства, а кот, ну… скажем мой заколдованный муж. Хм, надо впредь будет выгонять его из комнаты, когда я моюсь, а то у него при этом как-то подозрительно блестят глазки, и хвост стоит трубой…
— Ты меня слушаешь?
Я очнулась, и поняла, что как всегда все прослушала.
— Ой, извини, задумалась.
— Прекрати, и постарайся сосредоточиться.
Я напряглась и мысли послушно разбежались по углам, не загромождая вечную пустоту моего разума.
— Слушай же, маленькая шейри, нечисть с каждым днем поднимает голову все выше, мертвые встанут из освященных могил, оборотни сходят с ума от жажды крови, а в глубоких подземельях рождаются все новые виды не виданной ранее нежити. Ей плохо, она чувствует жизнь, как старый курильщик дурмана чует дым конопли и идет на ее зов. Пытаясь тщетно вернуть себе ранее утерянное, они выходят на поверхность, крадутся в ночи и ищут, ищут свежую кровь, с каждым глотком становясь все сильнее.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
