Двое неприятельских солдат стояли на пороге горницы. Один из них был тот самый гигант-венгерец, говоривший по-галицийски, что первый схватил его.
- Ступай до пана полковника, к допросу зовут, - грубо хватая за плечо Игоря и заставив его подняться на ноги, бросил он на своем ломаном языке.
Другой гусар схватил юношу за другое плечо и саблей перерезал веревки, стягивавшие ему ноги. Стуча сапогами и гремя шпорами, они потащили его на крыльцо. Этот двор был освещен по-прежнему пылающим по середине его костром. В оконцах соседнего домика, примыкавшего к этому двору, светились яркие огни.
- Ступай, ступай! - прикрикнул на замешкавшегося было Игоря венгерец и, подтолкнув юношу вперед, ударил его плашмя саблей по спине.
В домике, куда вошли Игорь и его два стража, в просторной горнице находилось несколько гусарских офицеров того же полка, к которому принадлежал и огромный солдат-кавалерист и его товарищи.
Впереди всех, с завитыми кверху а la Вильгельм усами сидел пожилой полковник, с заметной проседью в гладко причесанных на пробор волосах. Около него вертелось несколько молодых офицеров. Совсем юный офицерик с безусым лицом писал на конце стола какую-то бумагу.
Когда Игорь перешагнул между двумя караульными солдатами порог этой комнаты и остановился y двери, лица всех присутствовавших с самым живым любопытством обратились к нему. Полковник нахмурился и покрутил кончики торчавших кверху усов. С минуту он смотрел на Игоря выпуклыми, бесцветными глазами и его, мало подходившее под общий тип находившихся здесь, лицо приняло суровое, жесткое выражение.
- Вы говорите по-немецки? - бросил он через плечо Игорю, чертя что-то карандашом на лежащем перед ним листе бумаги.
- Господи, да ведь он - типичный пруссак! - вихрем пронеслось в голове юноши и он сразу вспомнил то обстоятельство, о котором давно уже ходили слухи в русской армии: немецкий император Вильгельм, после целого ряда пережитых его армией неудач на восточном и западном фронтах в борьбе с нашими и союзными войсками, послал целые корпуса в Галицию на помощь австрийцам, терпевшим еще большие неудачи против русского войска. Знал и то, что командование многих австрийских и венгерских частей перешло в руки немцев. И сейчас типичный представитель таких командиров из пруссаков сидел перед ним, небрежно окидывая его через плечо косым, недоброжелательным взглядом…
В гимназии Игорь учился немецкому языку и умел довольно сносно объясняться по-немецки. Поэтому на заданный ему полковником вопрос он ответил спокойно:
- Да, я немного говорю на вашем языке.
- Ага, великолепно! Это много облегчит нашу задачу. Теперь извольте мне отвечать безо всяких уверток и лукавств. Помните, что от вашего ответа будет зависеть не только благополучие ваше, но и самая жизнь. Итак, я хочу знать, где русские?
Лишь только он успел договорить последнее слово, как все офицеры, сколько их было в избе, снова впились в лицо Игоря жадными, любопытными глазами. Даже самый молодой из них, по всей вероятности, только что выпущенный в полк, безусый юноша-гусар, бросил писать бумагу и, покусывая карандаш, смотрел на Игоря горящим тем же любопытством взором.
С минуту Игорь молчал. Спокойно и невозмутимо было его бледное лицо; смело смотрели в глаза врагу серые глаза отважного юноши.
Очевидно пауза показалась слишком продолжительной немцу, потому что он снова нетерпеливо крикнул, топнув ногой:
- Ну же, отвечайте, или вы оглохли, где русские, где казаки?
Игорь чуть усмехнулся. Еще помолчал и, также смело глядя в самую середину выпуклых, округлившихся от злости глаз пруссака, произнес раздельно, отчеканивая каждое слово:
- Праздный вопрос, господин полковник, потому что я думаю, вы сами лучше меня знаете, где находятся сейчас наши славные, доблестные войска, и не имеет смысла еще раз напоминать вам и про их героическое вступление в Восточную Пруссию и ив Галицию… Или вы желаете услышать еще раз про славное занятие нашими чудо-богатырями древних городов Галича и Львова, или про преследование ими вашей разбитой австро-венгерской армии, отступающей перед славным русским оружием? Вы спрашиваете, где русские? Всюду, где только можно: они за вами, они справа и слева от вас, они, как буря, как пламя, от которого суждено погибнуть вам и…
- Довольно, или я заставлю замолчать вас силой! - гаркнул на всю горницу взбешенный немец.
Он был страшен. Его лицо все залилось багровой краской, покраснел даже кончик носа, подбородок и толстая, короткая апоплексическая шея. Казалось, что он вот-вот задохнется сейчас. Офицеры, окружавшие его, тоже с не меньшим негодованием смотрели на Игоря.
Потянулась новая пауза. Она показалась бесконечной. Молоденький офицер-гусар успел принести откуда-то добытый им стакан с водой и подал его своему начальнику. Тот залпом осушил его и, успокоясь немного, заговорил, снова обращаясь к Игорю:
- Послушайте, всем нам хорошо известно, что вы переодетый шпион и вместе с вашим младшим товарищем, так же как и вы безусым мальчишкой, пробрались на наши позиции… Вам нечего повторять, конечно, о той участи, которая ожидает вас, как шпиона. Ну, так вот что: мне жаль вас… Вы еще так молоды, совсем еще мальчик… Вся жизнь, казалось бы, y вас впереди и мне думается, вам не легко будет так рано расстаться с ней… А наш добрый старый император великодушен, и я принимаю на себя риск его именем даровать вам прощение, если вы укажете нам местонахождение ваших войск и ближайшие их к нашей армии позиции.
Все это полковник произнес одним духом, все также неспокойно, нервно покручивая кончики усов.
Игорь дослушал его до конца и с тем же бледным, но спокойным лицом произнес без малейшей заминки:
- Позвольте вам задать в свою очередь вопрос, господин полковник. Вы не забыли, что я русский и что в жилах моих течет настоящая славянская кровь?… A среди людей моего племени вообще, и русских в особенности не было еще ни одного изменника и предателя, уверяю вас, и никакие угрозы и никакие награды не заставят меня сказать вам того, что вы так пламенно желали бы от меня услышат. Подвергайте меня хотя бы даже пытке, но я буду молчать.
- О, да, ты будешь молчать, скверный мальчишка, будешь молчать поневоле! - загремел немец и так сильно ударил рукой по столу, что стоявшая тут же на столе лампа едва не упала на пол.
- Ты будешь молчать поневоле, потому что… Повесить его! - крикнул он и, отвернувшись от Игоря, стал что-то писать на листе бумаги.
Два солдата-венгерца снова схватили за плечи юношу и, грубо толкая его, поволокли куда-то.
Глава VII
Машинально, как автомат, подвигался Игорь вперед, подчиняясь уводившим его людям. Число их утроилось с минуты выхода их из избы. Теперь его окружали, вместо трех, уже шест венгерских кавалеристов. Они шли по ярко освещенной кострами деревенской улице. Всюду y огня сидели и лежали солдаты. Привязанные к деревьям или стреноженные кони мирно паслись, пощипывая траву. Залитые мишурным шитьем мундиры гусар ярко горели при свете костров; их загорелые лица были сосредоточены и суровы. Разбитым доблестной русской армией и отступающим в глубь страны австрийским войскам днем и ночью мерещились повсюду казаки. И сейчас, сидя y костров, пережевывая куски мяса, конфискованного ими y жителей селения и запивая их деревенским пивом, гусары, то и дело, зорко вглядывались в темноту ночи, в ту сторону, где чернел огромный пустырь, прилегавший к далеком лесу.
Маленький отряд довел Игоря до самой площади костела. Здесь тоже был разложен костер, и несколько неприятельских солдат негромко беседовали между собой. Озаренные светом догорающего топлива, страшными призраками, исчадиями ада казались трупы несчастных крестьян, все еще не убранные их палачами.
- Камрад, куда вы? - услышал Игорь немецкий окрик y костра, сделанный одним из солдат.
- Поймали шпиона! - крикнул также по-немецки один из ведущих Игоря гусар.
- Ха-ха-ха! - раскатился первый голос грубым смехом. - Чего другого, a этого добра y них сколько хочешь… Если бы нам давали на день столько кружек пива, сколько приходится перевешивать этих собак, то, право же, война казалась бы довольно-таки сносной забавой.
И отпустив свою тяжеловесную остроту, немец развалился на своей шинели y костра.
Маленький отряд прошел дальше. Игорь взглянул на небо. Оно казалось сейчас куском черного бархата, раскинутого над землей. Ни месяца, ни звезд не было видно. Чем-то траурно-мрачным и безнадежно-угрюмым веяло от этих далеких мглистых высот.
- И в такую темную беспросветную ночь я должен буду умереть! - подумал юноша, - и никто из близких не примет моего вздоха.
Сердце его сжалось. Как будто холодные пальцы какого-то страшного чудовища стиснули его. Заныла на миг душа… До боли захотелось радости и жизни; предстал на одно мгновенье знакомый образ, блеснули близко-близко синие задумчивые глаза, мелькнула черная до синевы головка и тихая улыбка засияла где-то там, далеко…
