На этот раз Клеман промолчал.
– Имейте в виду: остаются считанные минуты! – продолжал Ноэль, приблизившись к узнику. – Сейчас благодаря ловкости, дерзости, бритве и моему мундиру вы еще можете выбраться отсюда на Бульвары, но через четверть часа – все! Господин Бюэн назначил новый наряд, ведь начальник тюрьмы за вас отвечает. Луи и Буре будут на галерее, а Ларсоннер – с вами.
Клеман едва заметно вздрогнул И опустил глаза.
– Проняло? – обрадовался Ноэль, который за возможность безбедно прожить два года готов был продать душу дьяволу. – Вот и вы знаете, что он за птица! С ним каши не сваришь. Перевяжет веревочкой и отправит в Маза, как посылку, а окажешься в Маза – и прощай все надежды!
Узник встал и подошел к окну.
Смеркалось. Особняк Фиц-Роев, высившийся как раз напротив тюрьмы, был темен и угрюм, но стоило узнику взглянуть на этот дом, как там засветилось окно.
Слуга внес зажженную лампу в гостиную Жафрэ.
– Лоран! – прошептал узник со слабой улыбкой. – Это Лоран!
И тут же воскликнул:
– Клотильда! Бедная девочка! И рядом с ней – начальник тюрьмы!..
Лоран, слуга, больше похожий на почтенного рантье, поставил лампу на карточный стол между графом Комейролем и госпожой Жафрэ, и яркий свет упал на хищный птичий профиль этой дамы. Узник резко повернулся на каблуках, словно увиденное причинило ему боль, и тут же столкнулся нос к носу с Ноэлем, который следовал за ним по пятам.
– Вы еще здесь? – с насмешкой, к которой примешивалось нарастающее раздражение, спросил узник.
В голосе Ноэля звучала теперь самая униженная мольба:
– Неразумно отказываться от свободы, господин Клеман! Надевайте быстренько мое барахло и отправляйтесь. Тюрьму вы знаете как свои пять пальцев. Ручаюсь, мигом доберетесь до двора Долгов и свернете налево, будто идете в канцелярию, а рядом там ремонтируют стену, вот вы и спрячетесь в траншею. Думаете, патруль помешает? Вы что, не понимаете, чего стоит этот патруль? Потом прокрадетесь к Святой Анне, возле нее – сарай, где каменщики прячут лестницы, они их, ясное дело, запирают, но разве вас смутит замок? Если при вас нет отмычки, возьмите мою…
И Ноэль протянул узнику драгоценный инструмент.
Клеман взял отмычку и к радости Ноэля принялся рассматривать ее.
– Перелезете через стену и окажетесь на пустыре среди груды строительного мусора – там теперь новую улицу прокладывают! – закончил надзиратель.
Узник вернул ему металлический крючок, тихо проговорив:
– К сожалению, голубчик, я не знаю, как им воспользоваться.
Он сказал это так искренне, что ошеломленный тюремщик отступил на шаг.
– Ну и ну! – вскричал Ноэль. – Ну и ну! Что же, вы и дальше будете прикидываться святым?
Клеман достал из кармана часы и взглянул на них.
– Я ложусь спать, – заявил он. – Спокойной ночи.
И добавил про себя, снимая сюртук:
– Ларсоннер задерживается. На свидание, стало быть, не успеть.
Но тут Клеман насторожился. В коридоре послышались шаги.
VI
ГОСПОДИН ЛАРСОННЕР
Ноэль, верный последователь Эпикура[10], мечтающий провести два года в непрерывных наслаждениях, тратя по тридцать франков в день, а потом «хоть потоп», услышал шум шагов одновременно с узником.
– Упустили возможность! – горько вздохнул тюремщик. – Это Ларсоннер. Собирайтесь!
И мгновенно изменив манеру поведения, застыл у двери, как подобает хорошему солдату.
Это, однако, не помешало ему быстро и обиженно шептать какие-то слова, потому как на душе у него скребли большие-пребольшие черные кошки.
– Я бы многим рисковал, – бормотал Ноэль, – я же остался бы вместо вас в камере, если бы вы ушли в моем мундире. Наставил бы себе синяков, заткнул рот кляпом и, дав вам время убежать, начал бы тихонько звать на помощь. И все пропало, опять мне не побаловать Клементину и госпожу Руфа. Я не ханжа, не хлюпик, и будь у меня возможность, я превратился бы в самого что ни на есть распоследнего негодяя! И никак не везет! Даже в карты. Вечно у меня на руках не тузы, а шестерки… А откуда шестерке знать, как ходят тузы?!
Тюремщик все еще вертел в руках отмычку и с презрительным негодованием косился на узника.
А тот сидел, опустив голову, и внимательно прислушивался к звукам, доносившимся из-за двери камеры.
На другом конце коридора раздались голоса.
– Не терять ни минуты! – распоряжался властный бас. – Быстро его забираем, наручники у меня!
– Слышите? Зарычал… Это Ларсоннер. Кончено дело, вас ждет Маза! – с горечью произнес Ноэль и прибавил: – А ведь вам, Ле-Маншо, может захотеться возвести на меня напраслину. Но я вас опережу, не такие уж мы дураки! Да-с!
– Господин Ноэль с ним в камере, – ответил в коридоре другой голос, – а мы тут, на своем посту. Стережем, одним словом. А вы что, прямо сейчас его и заберете?
– Наденем наручники и отведем в канцелярию.
– А господин начальник?
– Посмотрим, бумаги при нас. А сам он тут, поблизости, ваш начальник-то!
Последнюю фразу произнес бас Ларсоннера. В замочной скважине повернулся ключ. Один из караульных заявил:
– В Маза с ним не станут церемониться, а то он у нас тут как сыр в масле катался!..
– В Маза уже не пообедаешь за свой счет! – добавил второй страж. – Да его только на привязи держать! Он же из Черных Мантий!
Ноэль злобно потер руки.
– Слышали? Привязь! Режим! – он.
– А вы верите, что он имел отношение к Черным Мантиям, господин Ларсоннер? – спросил первый караульный.
– Ну еще бы, черт побери! – прорычал грозный бас.
В следующий миг дверь распахнулась. В камеру вошли трое: господин Ларсоннер и еще два охранника.
Оба караульных остались в коридоре.
– Побыстрее, друзья мои, побыстрее, – торопил Ларсоннер, переступая порог. – Внизу уже добрых четверть часа ждет карета и конвой. Добрый вечер, господин Ноэль! Будьте так любезны, помогите мне надеть на заключенного наручники.
– С превеликим удовольствием, – очень серьезно отозвался надзиратель, всем своим видом показывая, что находится при исполнении служебных обязанностей. – Однако позвольте мне сначала сделать заявление – и прошу вас внести его в рапорт. Куда бы ни был помещен наш подопечный, его везде следует держать под неусыпным надзором. До сегодняшнего дня я не мог пожаловаться на этого человека… но теперь… во-первых, посмотрите, что я у него нашел…
И Ноэль протянул одному из стражников отмычку; тот принялся внимательно разглядывать ее.
– Однако она хорошо послужила, – заметил конвоир.
Узник не проронил ни слова; он даже не пошевелился.
– И еще, – продолжал Ноэль, – не знаю уж, владеет он недвижимостью или ценными бумагами, но он предлагал мне чек на двадцать тысяч франков в банке «Шварц и Назель».
