Словно из-под земли передо мной вырос начальник разведки капитан Аракелян.
— Разрешите доложить, товарищ полковник… Мы взяли трех пленных.
— Вот это кстати, капитан! Ведите их сюда…
Мне было не совсем понятно, что же происходит на фронте? Я знал, что наш 3-й воздушно-десантный корпус вместе с другими частями 37-й армии не только приостановили наступление немцев на Киев, но и отбросили их от города на 15 километров. Конотоп находился на второстепенном направлении. Чем же объяснялся стремительный выход немцев к Алтыновке, на северный берег Сейма? Сейчас даже без бинокля можно было видеть в бескрайней степи группы беженцев. Почему они отходили не на восток, а на юг?..
Будто острие иглы коснулось сердца: я понял — немцы захлестывали, обходили с севера правый фланг Юго-Западного фронта и стремились выйти в наш глубокий тыл. Было ясно, что, если мы дадим им возможность прорваться в направлении на Конотоп, нашим войскам, обороняющим столицу Украины, не избежать окружения.
Но вот разведчики привели немецкого танкового офицера, скуластого, довольно нескладного детину. Я поручил своему шоферу Косолапову накормить агронома и секретаря сельсовета, а сам занялся пленным.
Гитлеровец имел кличку «заядлый разведчик», так как не впервые участвовал в подобных рейдах и еще в начале допроса не преминул подчеркнуть, что изъездил почти всю Европу в составе разведывательных отрядов.
Впрочем, подробности его биографии меня мало интересовали. Он сообщил, что его дивизия входит в состав 24-го моторизованного корпуса и этот корпус имеет задачу наступать строго на юг, в направлении населенных пунктов Шостка, Кролевец.
Обстановка для наших войск складывалась очень серьезная.
— Какая задача была поставлена лично перед вами? — спросил я пленного. — Совершить рейд по нашим тылам?
Он потряс головой, криво усмехнулся:
— Да-да… Рейд по тылам: от города Шостка на юг, в направлении Конотопа. Должен сказать, господин полковник, что вот уже вторые сутки мы не встречали никакого сопротивления со стороны красных…
— Значит, вы не встречали войск?
— Так точно, господин полковник… И мы не ожидали, что встретим сопротивление на реке Сейм. Собственно, мы его и не встретили.
— Как вы оказались в плену?
Немец удивленно развел руками:
— Сам удивляюсь! Возможно, виноват шнапс… Откуда-то появились ваши солдаты. Один из них — настоящий великан — выбил у меня из рук автомат, а дальше… ну, это не интересно.
Оглянувшись, сразу же узнал в группе бойцов «великана». Поеживаясь, он указал на рядового Ладыкина.
— Доложу вам, господин полковник, это — силач… Он мог бы стать чемпионом!
Я подозвал рядового Ладыкина.
— Расскажите, как были взяты пленные?
Ладыкин смущенно улыбнулся.
— Очень просто, товарищ полковник. Мы действительно не оказывали сопротивления: видим, движется немецкая машина, решили подпустить ее поближе и взять фашистов в плен. Так и сделали. Я дал автоматную очередь, а немцы — кто куда из машины запрыгали по бурьяну. Лейтенант выстрелить хотел, да я автомат у него выбил. Схватились. Быстро его скрутил. Пьяный был, как свинья. Остальные бежать хотели, только им это не удалось. В машине у них целый продовольственный склад оказался: поросята, куры, две корзины яиц и многое другое.
— О, мы прекрасно питались! — подтвердил немец. — В селах нас, конечно, не ожидали. Приезжаем — и все наше. Закон войны. Солдату все разрешается.
Я обратил внимание на другого немца, с физиономией, изукрашенной «фонарями».
— А это что за «рисунок»?
Докладывал рядовой Козлов, бойкий, разговорчивый, смешливый.
— Это, товарищ полковник, моя «кисточка» прогулялась, — Он взглянул на свой кулак, спрятал его за спину. — Была наша группа в Озаричах. Там есть колхоз имени Ленина… Немецкая разведка в этом колхозе и остановилась. Всю ночь немцы пьянствовали, издевались над местными жителями, а потом пошли по сараям за курами. Светят карманными фонариками, снимают птицу с насестов и в мешок, в мешок… Мы все время наблюдение за ними вели, удобную минутку выжидали. А этот подлец, у которого морда теперь кривая, споткнулся, упал на корову и со злости из пистолета ее застрелил. Тут моему терпению пришел конец: развернулся я правой да как влепил ему, он и пистолет обронил… Клонится, значит, чтобы упасть на правый бок… Я «поддержал» его, теперь уже левой. Так и уравновесил… Жаль, товарищ полковник, корову: за что он ее убил?..
В другое время я от души, быть может, посмеялся бы рассказу разведчика, его запальчивости, хозяйственной жилке, да и «приему», с помощью которого он задержал гитлеровца, но сведения, полученные сейчас, были слишком серьезны.
Пленных отправили в корпус. Я и комиссар Чернышев возвратились в маленький домик на хуторе Лизогубовский.
Ни о чем не хотелось говорить: сказывалась усталость. Так и упал бы, не раздеваясь, на койку и спал целые сутки подряд. Однако я долго не мог уснуть, вставал, курил презлейшую махру, ловил себя на том, что напряженно прислушиваюсь к тишине ночи.
Эта ночь с 7 на 8 сентября, тронутая первой прохладой осени, прошла спокойно. Только изредка с большой высоты доносился прерывистый гул самолета-разведчика.
А часам к шести утра над боевыми порядками нашей бригады снова появился разведывательный самолет противника. Сделав три-четыре круга на небольшой высоте над расположением батальонов первого эшелона, он улетел на север.
Казалось бы, что особенного, еще один вражеский самолет? Однако этот случай меня встревожил. Особое беспокойство вызывал район хуторов Таранского и Лизогубовского, где оборону занимали 1-й и 2-й батальоны. Здесь пролегал кратчайший путь на Конотоп.
Я связался с командирами батальонов, чтобы узнать обстановку. Они доложили, что в районах обороны спокойно. И все же меня не оставляла тревожная мысль: нет, не случайно в такую рань немецкий разведчик бороздил над нами небо.
Федор Филиппович Чернышев тоже проснулся. Сжимая ладонями виски, он с усилием раскрыл глаза и спросил неожиданно:
— Вы верите в предчувствия, Александр Ильич?
— Ого, комиссар!.. Это похоже на мистику.
— А в сны?..
— Тоже, конечно, не верю.
— И я не верю ни в то, ни в другое. Сложная комбинация — человеческий мозг: то обрывки впечатлений, то всякие раздражители покоя ему не дают. Всю ночь, Александр Ильич, мне война снилась. Какая война! И сейчас голова прямо-таки надвое раскалывается.
— А мне, комиссар, наши инженерные работы покоя не дают. Мало мы в землю зарылись. Пройду к начальнику штаба, может, кое-что еще успеем сделать до начала вражеских атак…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
