Возвращается Дахо и сообщает, что примерно в километре позади нас на предыдущем спуске в аналогичном положении с тем же левым сломанным полозом находятся нарты Кейзо. Это сообщение вызывает сочное ругательство Уилла и едва ли не столь же красноречивое молчание Джефа. Решаем вернуться назад к Этьенну и Кейзо, стать лагерем и начать ремонт. Легко сказать — вернуться! На чем?! Наскоро в четыре пары рук связываем полозья, часть груза отдаем Джефу, а остальное размещаем на двух импровизированных маленьких нартах, которые цепляем друг за друга.
Наконец-то достигаем лагеря Этьенна и Кейзо. Застаем их обоих за починкой нарт. К счастью, их полоз выглядит не так страшно, как наш. Собравшись, подводим итоги: двое сломанных нарт, неустойчивая погода и обилие трещин кругом, одна из которых проходит буквально в полуметре от палатки Кейзо и Этьенна. Из-за этих трещин мы не можем принять здесь самолет, кроме того, из чисто психологических соображений нам не хочется прибегать к этой крайней мере. Поэтому решаем посвятить весь завтрашний день ремонту нарт. Дружными усилиями международной ремонтной бригады нам удалось собрать две небольшие неказистые конструкции, которые с трудом можно было бы издалека принять за нарты. Мы с Уиллом разделили наших собак, и теперь у меня самостоятельная упряжка из пяти собак — на своих маленьких нартах я везу огромные спальные мешки. На 25-й день путешествия мы сворачиваем в горы. Третий склад с продовольствием (второй мы благополучно отыскали 10 дней назад) находился за скалами Три Слайс, что в переводе означает «Три ломтя», и действительно, эта скала, видневшаяся впереди и слева от нас, напоминала под определенным ракурсом три лежащих рядом на белой скатерти куска черного хлеба.
Упряжка Джефа, шедшая впереди метрах в ста, внезапно остановилась. Я не придавал обычно значения подобным остановкам, которые часто случались у нас по разным причинам. На этот раз мы сразу насторожились: по-видимому, что-то стряслось. Джеф побежал нам навстречу и показал скрещенные над головой лыжные палки, чтобы мы остановились. Я удержал свою упряжку, застопорил ее якорем и подъехал поближе, посмотреть, в чем дело. То, что я увидел, подтвердило мои опасения — в упряжке Джефа не хватало трех собак. А рядом зияла черная дыра, в которую уходили оранжевые, особенно яркие на фоне снега, веревки. Судя по их натяжению, собаки должны были быть на весу, однако ни визга, ни лая не было слышно. Оставшиеся на поверхности собаки тоже молчали. Эта тишина, усиленная бесшумно скользящими с вершин совсем уже близких гор грязно-белыми облаками, производила жуткое впечатление. Мы на мгновение оцепенели. Первым пришел в себя Джеф, он принялся быстро разматывать длинную, специально приготовленную для спасательных операций альпинистскую веревку, укладывая ее на лед большими кольцами. Этьенн — опытный альпинист, бросился ему помогать. Мы с Кейзо, стоя на лыжах, придерживали остальных собак Джефа, находившихся в непосредственной близости от трещины. Уилл лихорадочно готовил к съемке аппарат. Разматывая веревку, Джеф говорил, что только он подумал было — надо бы выйти вперед, разведать дорогу, потому как заметил слева и справа по курсу характерные для снежных мостов понижения рельефа, как три собаки, шедшие за Тьюли — Спиннер, Джоки и Пап — исчезли в трещине. Тьюли, бегущая впереди на более длинной веревке, каким-то чудом трещину проскочила.
Привязав веревку к нартам и обвязав ею себя за пояс, Жан Луи подошел к трещине и лег на живот рядом с обвалившимся краем, свесив голову в провал. Уже в следующее мгновение он передал нам: «О"кэй! Кажется, все в порядке, я вижу всех трех собак, две висят в постромках, в двух метрах подо мной, а одна, очевидно, вывалившись из постромок, упала вниз, но, к счастью, неглубоко, прямо на снежный карниз, метрах в 7—10 прямо подо мной!» Джеф подполз к Жану Луи, и они вдвоем одну за другой извлекли первых двух собак. Это были Пап и Джоки. Появление их, чудом избежавших гибели, не вызвало никаких особенных эмоций у остальных собак, да и сами спасенные не поняли, что же, собственно, произошло с ними. Началась спасательная операция по извлечению Спиннера, черневшего в темно-голубом полумраке трещины. Жан Луи идет вниз, затем мы опускаем к нему веревку с привязанными к ней постромками Спиннера, и он не без труда, полувися в тесноте трещины, надевает постромки на собаку. Мы слышим, как он беседует со Спиннером, убеждая его не волноваться, и вот наконец он сообщает: «Все в порядке! Можно поднимать!» Мы дружно тащим за веревку, а Жан Луи, поднимаясь следом, страхует собаку снизу. Наконец над кромкой трещины появляется голова Спиннера. Как ни в чем не бывало он отряхивается, вибрируя всем, от кончиков ушей до кончика хвоста, телом, и медленно отходит от трещины, всем своим независимым видом как бы говоря: «Эка невидаль, эти трещины, ничего страшного, подумаешь, упал! Иной раз здесь на поверхности больше доставалось!» Надо сказать, что у Спиннера вот уже около года не прекращается вооруженное противостояние со Стигером, очевидно, несправедливо наказавшим его во время тренировок на ранчо еще перед Гренландией. С тех пор Спиннер неизменно облаивает Уилла всякий раз, когда тот проходит мимо, несмотря на многократные попытки последнего с помощью разного рода подачек вновь вернуть к себе его расположение. С помощью лыжных палок прощупываем поверхность, определяя направление трещины, и принимаем решение объехать ее справа от провала в наиболее узком месте. Здесь уже от собак требуется максимальная прыть. Одна за другой все упряжки благополучно проскакивают опасный участок. Джеф выходит вперед, но вскоре останавливается в том месте, где в январе они вместе с Генри оставляли третий склад с продовольствием, так по крайней мере ему кажется. У Джефа есть цветные фотографии, на которых показано расположение склада относительно ближайших ориентиров — скалы Три Слайс. Однако в тот вечер отыскать склад не удалось, а на следующий день разыгралась сильная метель. Но и тогда, когда ветер немного стих и поиски были возобновлены, они не дали результатов. Склада не было! Координаты нашего лагеря в тот день, полученные с помощью спутниковой навигационной системы «Аргос», были 68.05 южной широты и 65.01 западной долготы, что в точности совпадало с координатами склада. Предположение о том, что его полностью занесло снегом, показалось нам несостоятельным. Как-никак, высота алюминиевого шеста с флажком, которым мы обычно обозначали все свои склады, над поверхностью ледника была около 4,5 метра. Мы задумывались и о другой возможной причине. Ледник в месте расположения склада был чрезвычайно активен: ночью мы все отчетливо слышали, как он «дышит», слышали сухие щелчки, а иногда и просто «выстрелы». Возможно, наш склад за прошедшие семь месяцев значительно сместился от того места, где мы его искали. Так или иначе, осмотрев за два вечера площадь около четырех квадратных километров, мы прекратили поиски. Подобная ситуация «проигрывалась» нами при планировании маршрута, и мы были готовы в случае потери одного из складов идти до следующего, запас продовольствия и корма для собак позволял это сделать. Но, к сожалению, никто из нас не питал особых иллюзий относительно погоды на этом участке маршрута. Джеф предложил «срезать» путь, пройдя в залив Мобил Ойл не вокруг полуострова Йерг, а через два перевала, это давало нам выигрыш по меньшей мере 35—40 километров и соответственно полтора-два дня. Оба перевала оказались одинаково коварными: подъемы на них были затяжными и довольно пологими. Зато спуски! К спускам у нас теперь было отношение особое, и мы готовились к ним с особенной тщательностью.
Преодолев успешно второй перевал, мы выходим к ледовому заливу Мобил Ойл, где должна состояться наша встреча с самолетом Генри. Этот залив, питаемый с западной стороны четырьмя гигантскими белыми реками горных ледников, по одному из которых — Вейерхаузеру, нам предстоит подъем на плато Дайер, является, по словам неоднократно бывавшего здесь Джефа, самым трещиноватым местом на всем маршруте. Весьма красноречивое подтверждение этому мы получаем утром 24 августа, как только идущая первой упряжка Джефа въезжает на лед этого залива. Проваливается Хак. Причем он падает на глубину около 20 метров, но, к счастью, опять удачно, на снежный мост. Спасательные операции длятся около двух часов. В это время прилетает самолет и, не найдя места для посадки рядом с нами из-за обилия трещин, садится километрах в трех у противоположного берега залива.
Несмотря на все меры предосторожности при движении к самолету, у нас проваливаются еще три собаки, на этот раз из упряжки Уилла. Ни одна из них, к счастью, при этом не вывалилась из постромков, все остались висеть в трещине вниз головой, и в этой критической ситуации замечательно повел себя Егер — крупный пес рыжей масти, достаточно опытный путешественник, побывавший со Стигером на Северном полюсе в 1986 году. Так вот, Егер, оказавшийся сообразительнее остальных собак, пытался вылезти из трещины, упираясь всеми четырьмя лапами в ее стенки. Как знать, если бы не два его собрата, безвольно висевшие под ним тяжелым грузом, может быть, он бы и выкарабкался. Примечательно, что больше ни одна из собак, падавших в трещины, а их было немало, не пыталась бороться за жизнь, так как это делал Егер.
