Сказала, что если приблизится к моему дому – посажу. А на зоне ему, кухонному боксеру, быстро мозги вправят. Он ушел. Пожил у мамы, а потом, когда ухажер Маринку бросил, к ней переехал. Самым неприятным было то, что она квартиру снимала в том же дворе, где мы с детьми жили. Год любовалась я на эту парочку, пока они в другом месте квартиру не сняли. А потом развод, размен нашей общей квартиры – и вот я с детьми здесь, а он там. И пусть живет счастливо, если сможет. Вот такая история.
– Я обратил внимание, что ваш бывший муж склонен к насилию, легко заводится и не думает о последствиях. Ведь он мог убить вас тогда…
– В таких случаях я вспоминаю поговорку: «Сковородка – оружие свободы», – в глазах Натальи заплясали веселые чертики, – неужели вы думаете, что я – безропотная жертва, покорно сносящая побои? Вы спросите при случае у господина Моргана, во что ему обошлись мои переломы. Думаю, что он теперь на сковороде даже яичницу не жарит – опасается…
Никита отправлял «сканы» протоколов по электронной почте следователю Шуваловой, а сам все прокручивал в памяти образ Натальи. Каждый поворот головы, взмах руки, взгляд, жест – все было в ней совершенно. Он понял, что говоря ей «до свидания», именно это и имел в виду. Они обязательно встретятся, как только это все закончится. Нет, раньше – как только он выполнит свою часть работы.
Вечером он набрал ее номер и решительно пригласил посидеть в кафе. Наталья рассмеялась и своим глубоким теплым голосом произнесла:
– Я согласна.
Следующим по списку был автоцентр «Транс-авто» во главе с Валерием Захарченко и его сотрудники, бывшие коллеги Марины Морган.
Глава восьмая. Шубаново, наши дни
Александр Терехин вышел из маршрутного автобуса на проселочную дорогу. Давно не бывал он в этих местах. До Шубанова еще несколько километров через поля, автобусы туда не ходят, но, может быть, повезет с попуткой. Он не стал никого из бывших родственников предупреждать о своем приезде – ни к чему это. Переночевать в любом случае найдет где – не прогонят, а приехать он был обязан. Дома с женой разговор состоялся нелегкий, она не была в восторге от его намерения поехать, но идею забрать детей к себе поддержала полностью.
– Знаешь, Саша, – сказала Алена накануне его отъезда, – ты в курсе моего отношения и к самой Маринке, и к ее родне; я не думаю, что это правильная идея – поехать именно сейчас: они ведь встретят тебя, как врага, начнут винить во всем, но держать тебя я не буду – не хочу потом оказаться врагом номер раз. Езжай. Посмотрим, как после этой поездки у нас все сложится.
– Ты это о чем? – не понял он.
– Да о том же. Съездишь и поймешь, что ошибался все эти годы, провел их не с той женщиной, и останусь я одна.
– Не дури. Хоть сейчас усмири свою ревность. Ее нет больше, совсем нет, и больше ничто и никак не грозит твоему благополучию.
– Моему?
– Ладно, нашему. Успокойся, наконец. Пять лет живем – давно забыть пора все обиды, а то ведешь себя, будто не я с ней развелся, а ты, – он подошел к жене, попытался обнять, но она вырвалась и ушла в другую комнату. Так и ночевали поврозь, а утром, провожая его в дорогу, Алена вдруг расплакалась:
– Господи, дикость какая! Даже она не заслужила смерти. Мучений – да, но смерти… Саша, забери девок оттуда! Там каждый куст им будет напоминать об этом ужасе. Не будь рохлей, не принимай чужих доводов – ты отец, с тобой им лучше будет, чем с отчимом, – она обняла его и пожелала удачи.
Он шел через убранные поля, простиравшиеся бескрайним ковром, легкий ветерок лениво двигал по прозрачному осеннему небу пушистые облака. День выдался солнечным, для Сибири он символизировал приближающееся бабье лето – недолгие деньки прощания с короткой теплой порой. Вдалеке показались первые дома. Терехин не знал, где именно жила его бывшая жена: почтовый адрес у него, конечно, был, но в самом доме он, по понятным причинам, не был ни разу. Придется спрашивать у аборигенов. Будет теперь разговоров по деревне не на один день.
Примерно через полчаса блуждания по полям Александр был в Шубаново. Пара улиц – и он у дома бывшей тещи. В открытую калитку он вошел с некоторым душевным трепетом: когда-то, так давно и так недавно, он был желанным гостем в этом доме, а теперь на него неприветливо косились окна и встречала напряженная тишина. Дома никого не было, на двери висел замок. Александр сошел с крыльца и направился к соседскому двору.
– Есть кто дома? – позвал он через забор, пытаясь перекричать рвущуюся с цепи собаку.
– А вам кого? – вышла на крыльцо пожилая женщина в синем рабочем халате и калошах.
– Здравствуйте, я ищу Людмилу Бычковскую, вашу соседку. Я ее бывший зять, вот приехал на похороны, а как туда пройти – не знаю.
– Ой, Саша, ты ли это? – всплеснула руками женщина, – горе, горе-то какое: бедная Маришечка, бедные девочки! Это недалеко от нас – до конца улицы пройдешь, повернешь налево, там через два, нет, три, дома переулок, в него завернешь и практически в Маринкин дом уткнешься. Я и сама на вынос собираюсь, к двум часам вроде как. Ну, а ты иди, иди, – она вытерла подолом халата нос и, глядя в спину уходящему мужчине, проговорила:
– Дура ты, Маринка, ох и дура, такого мужика проблядовала! Держала бы свою «кормилицу» в узде и жива была бы, прости, Господи! – последние слова она произнесла с каким-то благоговейным ужасом, перекрестилась торопливо и вернулась обратно в дом.
Саша издали увидел знакомый ему по фотографиям дом. Ворота были открыты настежь, вдоль забора стояли многочисленные венки, толпились люди, кто-то входил в ограду, кто-то выходил. На него смотрели с любопытством и сочувствием. Несколько знакомых мужчин подошли поздороваться – кивнул им и не стал задерживаться. Он с тяжелым сердцем поднимался на крыльцо этого дома: Саша вообще не любил подобные мероприятия, а уж если дело касалось близких людей, то у него и совсем каменело сердце. Слышались стенания и причитания женщин, сдержанный гул мужских голосов. Терехин снял кепку и вошел внутрь. Посередине большой комнаты – видимо, гостиной – стоял обитый бордовым бархатом гроб, вокруг него плотным кольцом теснились родственники. Первой его заметила младшая дочь.
– Папа, папочка, – бросилась в его объятья Катя, – ты приехал, мой дорогой, а они говорили, что ты не приедешь! Папочка, мама умерла! – у девчонки началась истерика. Тут же зарыдали остальные
