Мы должны оставить низший статус творения, подчиненного движению Природы в космосе, ради Владычественного Сознания Брахмана; но сколь бы величественным и высоким ни было это Владычественное Сознание, оно находится в неком отношении к вселенной и космическому движению; оно не может быть сугубым Абсолютом, Брахманом, превосходящим всякую относительность. Эта Сознательная Сущность, которая творит, поддерживает и направляет наши ум, жизнь и чувства, есть Господь; но там, где нет относительной вселенной, не может быть и Господа, ибо нет движения, которое бы он превосходил и которым управлял. Не является ли тогда сам этот Господь, используя более позднюю терминологию, не столько творцом Майи, сколько порождением Майи? Не исчезает ли Господь вместе с космосом, когда мы выходим за пределы космоса? Не существует ли единственная истинная реальность только за пределами всякого космоса? И не эту ли единственную истинную реальность нам должно познать и обрести, а отнюдь не Ум нашего ума, Чувство нашего чувства, Жизнь нашей жизни, Слово за нашей речью? И если мы должны шагнуть через все следствия к Причине, то не должны ли мы равным образом шагнуть и через Причину туда, где нет ни причины, ни следствия? Не является ли даже бессмертие, о котором говорят Веды и Упанишады, чем-то малозначимым, что должно превзойти и оставить? И не должны ли мы стремиться к совершенно Невыразимому, в котором смертность и бессмертие перестают что-либо значить?
Упанишада не ставит вопрос таким образом и в таких выражениях, что стало возможным лишь после того, как на передний план нашего мировоззрения выдвинулись нигилистический буддизм и ведантистский иллюзионизм, видоизменив язык и представления философии. Но ей известно о существовании невыразимого Абсолюта, который есть совершеннейшая реальность и абсолютность Господа, как Господь есть абсолютность всего сущего в космосе. О Том она говорит далее единственно доступным для человеческого ума способом.
Она дает следующий ответ на наш вопрос: То есть действительно Непознаваемое[24] , которое ни с чем нельзя соотнести[25] и о котором, соответственно, наш интеллект должен всегда хранить молчание. Указание познать совершенно Непознаваемое будет лишено всякого смысла или практического значения. Нельзя сказать, что То есть Ничто, чистое Отрицание, но и нельзя описать его с помощью каких-либо доступных нашему уму, нашей речи и восприятию положительных характеристик; даже указать на него с их помощью невозможно. Нам ведомо лишь малое, и лишь в формы этого малого мы можем облекать наше знание. Даже выйдя в запредельность к подлинной форме Брахмана, которая не является нашей вселенной, мы все равно сможем лишь указать, но не описать ее. И если мы считаем, что познали его совершенно, то тем самым обнаруживаем свое неведение; мы показываем, что действительно знаем ничтожно мало, не постигая даже того малого, что в принципе можем облечь в форму знания. Ибо вселенная, предстающая взору нашего ума, есть лишь ничтожный, ограниченный, фрагментарный образ существования и сознания, и в рамках этого фрагментарного видения мы фрагментарно же познаем и выражаем феномены, и нам никогда не удастся втиснуть в наши умственные и словесные построения всю эту беспредельную цельность. Тем не менее мы должны прийти к Тому именно через начала, проявленные во вселенной, через жизнь, через ум и через то высочайшее умственное знание, которое постигает фундаментальные Идеи, подобные дверям, скрывающим за собой Брахмана и одновременно словно бы ведущим к Нему.
Если только таким образом мы можем постичь Владычественное Сознание, которое есть форма Брахмана, то, следовательно, в еще меньшей степени мы можем претендовать на познание его совершенно неописуемой реальности, которая находится за пределами любого знания. Но если бы этим все исчерпывалось, то для души не оставалось бы надежды, а наивысшей мудростью стал бы смиренный агностицизм. Истина состоит в том, что, превосходя таким образом наше разумение и наше наивысшее умозрительное знание, Высочайший все же открывает Себя и нашему познанию, и нашему разумению свойственным тому и другому путем, и мы, используя этот путь, можем к Нему прийти, – но лишь в том случае, если не сочтем умозаключения, порождаемые нашим умом, и постижения, добываемые нашей наивысшей мыслью, всей полнотой знания и, довольные достигнутым, на том не успокоимся.
Путь состоит в правильном использовании для такого познания нашего ума – в той мере, в какой оно доступно его наивысшим, облагороженным способностям. Мы должны познать форму Брахмана, Владычественное Сознание Господа посредством вселенной и вместе с тем вне пределов вселенной, в которой живем. Но сначала мы должны отвергнуть то, что представляет собой просто форму и явление во вселенной; ибо оно не имеет ничего общего с формой Брахмана, телом «Я», ведь это не Его Форма, а лишь самая внешняя Его маска. Поэтому наш первый шаг должен состоять в проникновении по ту сторону форм Материи, форм Жизни, форм Ума и в возвращении к тому, что сущностно, наиболее реально, наиболее близко к подлинному началу. И когда путем анализа и исключения форм мы дойдем до фундаментальных космических начал, то окажется, что в действительности есть всего лишь два таких фундаментальных начала – мы сами и боги.
Предполагается, что в Упанишаде боги символизируют аспекты нашего чувственного восприятия, но хоть они и проявляют себя в чувственном восприятии, к нему, однако, далеко не сводимы. Они олицетворяют божественную мощь в ее великих и основополагающих космических процессах – как в человеке, так и в уме, жизни и материи в целом; они – не процессы как таковые, но некое выражение Божественного, которое лежит в основе этих процессов и которое является их непосредственным распорядителем и причиной. Они, как мы видим в других Упанишадах, являются позитивными самоотображениями Брахмана, ведущими к добру, радости, свету, любви, бессмертию в противовес всему, что являет собой темное отрицание этих принципов. И именно ум, жизнь, чувства и речь человека неизбежно становятся той ареной, где эта битва достигает своего апогея и обретает полноту своего смысла. Боги стремятся привести их к добру и свету, а титаны, сыны тьмы, стремятся пронзить их неведением и злом[26] . За богами стоит Владычественное Сознание, которое через них позитивно отображает себя в космосе.
Другое начало, представляющее в космосе Брахмана, – это «я» живого и мыслящего создания, человека. Это «я» тоже не является внешней маской; оно не есть форма ума, не есть форма жизни либо форма тела. Оно есть нечто несущее их и делающее их бытие возможным, нечто могущее с уверенностью, подобно богам, сказать: «Я есть», а не только: «Я кажусь». Мы должны поэтому тщательно рассмотреть два этих начала, чтобы выяснить их отношение друг к другу и к Брахману; или же, как выражается Упанишада, «то из этого, что в тебе, то из этого, что в богах, вот то, что должно распознать твоему уму». Итак, что же от Брахмана во мне? И что от Брахмана в богах? Ответ очевиден. В космосе мое «я» является отображением, но это реальное отображение того «Я» в рамках всего, чему космос предназначен; боги в космосе тоже являются отображением – отображением реальным, ибо без них космос прекратил бы свое существование, – но уже отображением Господа. Единое верховное «Я» есть сущность всех индивидуальных существований; единый верховный Господь есть Божественность в богах.
«Я» и Господь являются единым Брахманом, которого мы можем реализовать через свое «я» и можем реализовать через то, что является сущностным в космическом движении. Как наше «я» образует наш ум, тело, жизнь, чувства, так то «Я» образует весь ум вообще, всю жизнь, все тела и чувства; оно есть источник и сущность мира. Как боги, опираясь на наше «я», управляют космосом нашего индивидуального бытия, действием нашего ума, чувств и жизни, так Господь в качестве Ума ума, Чувства чувств, Жизни жизни управляет всем космосом вообще и всеми формами бытия, опираясь в Своей активной божественности на Свое безмолвное сущностное самобытие. И подобно тому, как мы, проникнув по ту сторону форм космоса к тому, что является сущностным для их бытия и движения, обнаружили наше «я» и богов, так мы должны проникнуть по ту сторону нашего «я» и по ту сторону богов, чтобы обнаружить единое верховное «Я»и единую верховную Божественность. Тогда мы сможем сказать: «Я думаю, что я знаю».
Однако мы тут же должны будем уточнить свое утверждение. Я не думаю, что мое знание совершенно, ибо совершенное знание недостижимо при помощи тех орудий познания, которыми я обладаю. Ни на одно мгновение мне не приходит мысль, что я знаю Непознаваемое, что То может быть облечено в формы, через которые я должен прийти к «Я» и Богу; но одновременно я больше не нахожусь в неведении, я ведаю Брахмана тем единственным образом, каким могу Его ведать – в Его самооткровении мне через доступные моей психологии аспекты, проявленного как «Я» и Господь. Тайна существования открыта совершенно удовлетворительным для моего бытия образом, ибо, во-первых, через эти образы я в состоянии постичь ее в той мере, в какой это вообще в моих возможностях; а во-вторых, я могу в нее войти, жить в ней, пребывать с ней в одном законе и бытии и даже раствориться в Брахмане.
