А он появился внезапно так же, как исчез. И снова на улице бушевала сумасшедшая метель.
– Выходи за меня замуж, – услышала она. В конце февраля они расписались. Украшенная свадебной мишурой машина буксовала в сугробах, ветер пытался сорвать фату, сумасшедший снег слепил глаза. Но от всего этого беспредела погоды на сердце становилось еще теплее.
Беспредел в жизни начался позже, когда она неожиданно спросила, чем занимается ее муж. Таких вопросов он не принимал и рисовать в деталях свою жизнь не хотел даже жене, ожидающей их первого ребенка. Но тогда он еще был нежен и заботлив, а потому сказал что-то абстрактное и призвал ее никогда не волноваться, а просто быть счастливой. Главный аргумент его речей всегда порабощал ее волю. Он говорил эти слова, как никто другой, нежно, трепетно, ласково – «Я люблю тебя!», и земля уходила из-под ног.
Когда в их семье уже росло трое детей, все пазлы картины «счастливой жизни» наконец-то сложились. Он – бандитский авторитет. Она – просто жена без права голоса. С годами в практику вошли пьянки, унижения и побои. И тогда она серьезно задумалась о том, что предсказанное «метельное счастье» растаяло. Да и было ли оно? Она искала поддержки у подруг, которым всегда помогала в трудные минуты. Но ее не было. Она хотела слышать хотя бы слова участия. Но все молчали. Они обещали перезвонить, что-то сделать, найти выход. Но никто ничего не делал. Причина была очевидна: подруги жалели ее, но слишком боялись ее мужа. Она понимала это и старалась никого не осуждать.
Однажды, после очередного разбирательства мужа по поводу ее недовольного вида, она решила бежать.
Без денег и конкретных планов. С тех пор прошло двадцать лет. Но она помнила все детали того дня. И, кажется, не забыла рисунок снежинок, что ложились на шапочки ее маленьких детей. И направление ветра, обозначенного снежными вихрями в свете тусклого фонаря на маленькой железнодорожной станции. Опять была зима. И, как всегда, мела метель. Она сидела с детьми в холодном зале. Плакали дети. Средний по-взрослому успокаивал обоих:
– Не плачьте. А то нас в милицию заберут. Тогда опять назад к нему…
Сердце сжалось от боли. Больше всего на свете сейчас хотелось заплакать.
Она достала маленькую иконку, подаренную когда-то знахаркой. Слезы катились на лик Христа Вознесенного к Небу. Молча она шептала:
– Господи Всемогущий! Ты же видишь, мне некуда идти. Помоги моим детям, я так хочу согреться, иметь дом, где не страшно жить.
Она спрятала иконку на груди.
Жить было действительно негде. Забытая ею тетка, которая жила в этом поселке, куда-то уехала. Других родственников у нее давно не было.
Было уже поздно. На улице давно стемнело. Снег продолжал идти. Люди вносили его на обуви в зал станции. И сварливая уборщица, ругаясь, возила по полу большой тряпкой, убирая лужу.
– Ты долго сидеть-то собираешься? – спросила уборщица. – Смотри, дети спать уже хотят. Что за матеря-то пошли! Домой иди: корми да спать укладывай. Станция закрывается после прохода последней электрички. Иль не знала?
– Некуда мне идти, бабушка! Некуда! – последнее слово прозвучало на высокой ноте и эхом пронеслось по небольшому залу, потонув в стуке грохнувшей двери.
Заснеженный мужчина, ввалившись в помещение, остановился, задержал рукой дверь, а потому впустил поток снежного крутящего снег воздуха. Он смотрел на нее несколько секунд. Потом перевел взгляд на усталых детей, самый старший из которых с такой пронзительной жалостью смотрел на мать. Самый младший ребенок уже заснул на ее руках. Он решительно подошел, попросил уборщицу налить ему горячей воды в бутылку и тихо сказал:
– Я услышал, что вам негде жить. Могу предложить свою помощь. Хотя, понимаю, мое предложение покажется вам странным. У меня в поселке дом. Остался от родителей. Имение, так сказать. Типа дачи теперь. Могу поселить вас на первое время. Станцию действительно закроют до первой электрички.
– Ну что вы. Спасибо. Это как-то странно. Я вас не знаю. А вы – меня.
– Конечно. Но я, как порядочный мужчина, могу и жениться. И погода соответствует. Помните, как в пушкинской «Метели»? От судьбы не уйдешь. И от счастья – тоже не убежишь, если оно обещано этой самой судьбой.
– Обещано, – почему-то сказала она. И вздрогнула от своих слов.
– Ну, тогда не бойтесь ничего. А мне все-таки кажется, что я вас знаю. Но это сейчас не так важно. Метель, дорогу замело, надо спешить.
Он посадил их в припаркованный около станции джип и повез мимо старых окруженных садами домов, что в свете фар неуклюже выплывали из мрака. Его имение, как он называл свои владения, приняло их с добродушной простотой: скрипели половицы, дребезжала от ветра створка форточки, отдавала тепло русская печь, в красном углу крошечным маячком у иконы горела лампадка. И все нехитрое убранство дома и глаза Богородицы словно говорили, что бояться не надо. Она села на диван, сняла шубу. И не сразу поняла, куда делись дети, почему так тихо и спокойно. Поздним утром ее разбудил шум детских голосов, аромат чая и хлеба, который шел из кухни.
– Дети! Дети! – испуганным голосом крикнула она.
Вдруг перед ее глазами выстроилась веселая компания: малышка показывала ей сладкий пряник, старший сын держал лопату для чистки снега, средний сын – лукаво посмотрел на мать, на мгновение исчез и появился с бокалом, который протягивал ей. Над этим истинным ее счастьем, смеющимся, довольным и уже строящим планы, возвышался мужчина, которого она даже не успела вчера рассмотреть. Что-то знакомое промелькнуло в его улыбке.
– А я вас вспомнил. Вы-то, конечно, не помните меня. Я был музыкантом в институтском кафе. Однажды я пригласил вас танцевать, – в унисон ее мыслям сказал он.
– Вы приходили к нам каждый вечер, заказывали «Мартини» и грустно сидели одна.
– Танцевать со мной и пойти за меня замуж вы отказались. Сказали, что влюблены и что он должен прийти.
– Тогда еще звучала мелодия «Шербурские зонтики». Эта мелодия всегда напоминала мне о вас.
– Удивительно, что может произойти в жизни. Но! Нам рано жить воспоминаниями. Завтракать!
Своим монологом он не дал ей даже опомниться.
Она улыбалась, восстанавливая в памяти подробности того первого дня. Мысли прервал звонок мобильного телефона.
– Ты помнишь, какой сегодня день? – голос супруга был радостно родным.
– Ты выгляни в окно: как по заказу – метель! Дети обещали быть к вечеру. Ну, не волнуйся, все будут – все четыре дитяти! Самый молодой давно здесь, ведет себя неплохо. Да, ровно двадцать лет назад я нашел тебя, мое счастье. И не перебивай меня, пожалуйста.
Но она не перебивала. А просто слушала, как звучит его голос, как бьется ее сердце, которое любит этого мужчину. В музыку вьюги вплетались голоса птиц того летнего дня, когда они поженились назло всем метелям. Сегодня он ждал ее на даче, давно превратившейся в добротный и красивый.
Комментарий автора:
Христианство учит благодарить Бога за все – и за то, что нам кажется хорошим, и за то, что мы считаем плохим. Каждый человек к вере приходит сам (или не приходит вовсе). Я не призываю вас верить или не верить в молитву, Бога, попробуйте поверить, что мир – не абстракция и хаос, а порядок и система, а мы – немаловажное ее звено. Предлагаю анализировать собственную жизнь и те события, что в ней случаются, нет, не случаются, а происходят, – они есть следствия ваших желаний и поступков, к которым вы готовы или не готовы. Насколько готовы вы, настолько дается вам…
Мечта
Дорогая шуба была ее заветной мечтой. В один из выходных дней она обязательно выбиралась в бутики и смотрела на дорогие меха, на их красоту и манящую роскошь. Иногда даже что-то примеряла. Но когда продавец говорила комплименты, сетовала на то, что все-таки вещь не подходит. Играя в обеспеченную даму с тонким вкусом и большими запросами, уходила, чтобы снова грезить о шубе.
Поздним вечером, отправляясь спать в свою одинокую постель, она с тоской оглядывала стены однокомнатной квартиры и мечтала: вернее, «ходила в кино» – как ей нравилось говорить о своих мечтах.
Однушка в старом панельном доме, находившемся недалеко от Ботанического сада, досталась ей от бабушки подруги. Близкая подруга удачно вышла замуж и укатила в Америку, жила хорошо и ни в чем не нуждалась. Конечно, та периодически прилетела из Нью-Йорка: то хоронила отца, то забирала в Америку маму, но в Москве оставалась ее старенькая бабушка, которая была в тот момент всей имеющейся в России родней. Это приносило терзания, угрызения совести и становилось единственной преградой на пути к счастью.
Принимая близко к сердцу тревоги подруги, она согласилась ухаживать за бабушкой, досмотрела ее и в награду получила наследство – московскую квартиру. Шло время. Связь не терялась, дружба была уже другой, чем когда-то, но по-прежнему крепкой. К тому же она продолжала немного помогать подруге: выполняла самые разные просьбы и следила за недвижимостью, которая держалась на всякий случай.