Перво-наперво он попытался добиться аудиенции у протоиерея Серафима Бирюкова. Но здесь его ожидал немедленный и решительный провал: профессору сразу было заявлено, что именно с ним — Гориславом Костромировым — его высокопреподобие ни под каким видом встречаться не желает и не будет, ибо от его, профессора, неверия почернела и кровоточит самая земля, а не раз высказываемые им публично атеистические убеждения ядовитым гноем растекаются по стогнам престольного града и отравляют незрелые умы и неокрепшие души человеков.
С академиками было проще: и с Фаддеем Аристарховичем Чудным, и с Тихоном Адриановичем Хоменко-Лисовским Костромиров был давно знаком. Хотя знакомство это и не доставляло удовольствия ни одному из них троих. Оба академика являлись создателями бредоподобных псевдоисторических концепций и объектом постоянной критики со стороны Костромирова на страницах научной периодики. Впрочем, еще несколько лет назад Горислав Игоревич не отказывался и от публичных дебатов то с одним, то с другим из этих ученых мужей, покуда не понял, что когда душой человека овладевает какая-нибудь мономаниакальная идея, то доводы рассудка и здравого смысла бессильны.
Достаточно упомянуть, что результатом «фундаментальных» исследований академика Чудного было доказательство существования русского мирового государства на протяжении нескольких десятков тысяч лет, а не менее гениальные изыскания академика Хоменко-Лисовского позволяли сделать вывод о том, что до самого XIV века истории у человечества не существовало вовсе! При этом Чудный в своих исследованиях руководствовался собственными «новаторскими» достижениями в области эпиграфики и в целом палеографии, а Хоменко-Лисовский — не менее «совершенными» математическими методами и данными вычисленных им астрономических событий.
Когда Горислав Игоревич созвонился с академиком Чудным и в коротких словах объяснил цель своего визита, старик немедленно согласился на встречу, оговорив в качестве условия, чтобы она проходила на «нейтральной» территории — в небольшом ресторанчике близ Таганской площади.
Костромиров принял решение действовать методом лобовой атаки, поэтому, едва поздоровавшись и усевшись за столик, поинтересовался, что тому известно о земном существовании небесного патрона носимого им ордена — Феофила Мелиссина.
Хотя Фаддей Аристархович был уведомлен о том, что разговор предстоит об убийстве трех кавалеров ордена, но все равно заметно занервничал.
— Помилуйте! То есть как — что известно? Все и известно! Я хочу сказать: что всем известно — то и мне. Да-с! А что такого особенного мне должно быть известно? Ничего такого особенного. Ну, жил он где-то на рубеже восьмого и девятого веков, был игуменом столичного Студийского монастыря, прославился каким-то особенным монашеским подвижничеством и сугубой аскезой… Вот, собственно, и все. Апочему вас, Горислав Игоревич, это интересует, позвольте узнать? Какая тут связь с убийствами?
— Скажите, Фаддей Аристархович, — продолжал Костромиров, проигнорировав встречный вопрос академика, — а что вы можете сказать об агиографической литературе, связанной с именем Феофила Мелиссина?
— Литература? Почему — литература? Всего одно «Житие» и существует. Какая уж тут литература!
— Какое «Житие»? — насторожился, словно охотничий сеттер, Горислав Игоревич.
— Будто сами не знаете! — ответил Чудный, нервно теребя благообразную седую бороду. — То самое, что было составлено в XIV веке монахами Студийской обители, а в следующем веке попало — вместе с бежавшими от османов греками — на Русь и, собственно, послужило основанием для прославления и последующей канонизации преподобного Феофила.
— Нет, я не о том. Вы слышали, будто существует другое «Житие», якобы написанное самим Мелиссином?
— Чушь! Полнейшая ересь! Я ничего похожего не слышал! — враз раскипятился академик.
— А еще говорят, будто существует древнерусский список-перевод этого автобиографического «Жития», созданный в одиннадцатом или двенадцатом столетиях в одном из русских монастырей на Афоне…
— Ничего этого не существует! — неожиданно рявкнул Фаддей Аристархович и так хлопнул ладонью по столу, что посуда ответила ему жалобным звоном. Но вдруг столь же внезапно успокоился и поинтересовался у Костромирова с ласковой и довольно лукавой улыбкой: — Или, может, я попусту мечу тут громы и молнии? Может, вам что-то достоверно известно об этой рукописи? Не в недрах ли вашего богатейшего собрания сокрыт сей артефакт?
После некоторого колебания Горислав Игоревич решил не раскрывать карты и ответил, что, дескать, в научной среде ходят весьма упорные слухи о существовании рукописи «Жития Феофила» XI–XII веков, но сам он наверняка ничего не знает и какими-либо фактами не располагает, почему и позволил себе побеспокоить Фаддея Аристарховича.
— Ну что ж, коллега, — все с той же лукавой и вместе с тем несколько нервной улыбкой заявил академик, — коли вас интересует мое мнение, то оно таково: буде подобная рукопись действительно имеет место быть, то это не иначе как мнимая древность, подделка! Ибо безымянный автор канонического «Жития» XIV века прямо упоминает, что до него никто еще не удосужился живописать духовные подвиги игумена Феофила!
— Буду иметь в виду, — ответил Костромиров. — Но напоследок у меня есть еще один вопрос, и на него, я полагаю, вам будет ответить значительно проще.
— Я весь во внимании, — заверил академик, величественно склонив седое чело.
— Скажите, Фаддей Аристархович, вы были хорошо знакомы с покойными Щербинскими и Пухляковым? Быть может, вас связывали какие-либо совместные, скажем — коммерческие, интересы?
— Никаких взаимных интересов, — отрезал Чудный, — шапочное знакомство, не более того.
— Тогда позвольте откланяться. — Горислав Игоревич поднялся из-за стола, направился было к выходу, но потом вернулся. — Я полагаю, будет излишним говорить — вы ведь и сами это отлично понимаете, — что вам угрожает серьезная опасность?
— Это какая же? — вздернул темные брови академик.
— То есть как «какая»? — в свою очередь удивился Костромиров. — Подряд трое кавалеров ордена святого Феофила пали жертвой убийцы. Вы награждены тем же орденом и не считаете, что вам что-то угрожает? Кстати, у вас лично есть какие-либо соображения по этому поводу? У кого может быть мотив к уничтожению лиц, удостоенных сей награды? И главное — что за мотив?
— Нет, нет, нет! — замахал руками Фаддей Аристархович, словно гоня Костромирова к выходу. — Мне ничего не известно! Я теряюсь в догадках — и только! Будем надеяться, что это лишь цепь нелепых и случайных совпадений!
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
